Тад задавал вопросы, а Старк должен был отвечать. Отвечать было приятно и
удобно. Но было также и тревожно. Сперва тревогу вызвали птицы - почему
Тад спросил о них? Никаких птиц не было. Один раз, может быть... давно,
очень давно... но не более. Это было просто игра ума, пробная попытка
расколоть Старка. Затем, понемногу, его чувство тревоги начало все более н
более пробуждаться под воздействием очень сильно развитого инстинкта
самосохранения - это чувство росло и ощущалось все острее, пока Старк
пытался проснуться. Он чувствовал себя так, словно его погружают в воду и
тащат ко дну...
книжку и вынул шариковую ручку. Тад никогда не писал такими, почему же он
ею пользуется? Ведь он же сам пишет другими, когда находится в пяти сотнях
миль отсюда. Ручка, конечно, не годится, но придется ею воспользоваться.
Для нынешнего случая.
строку, и он вдруг ощутил себя совсем близко от магического зеркала,
отделяющего сон от пробуждения, он стал бороться за то, чтобы вложить в
эту писанину свои собственные мысли, свою волю, но это было трудно, о Бог
мой, добрый Христос, это было чертовски тяжело.
канцелярских товаров сразу же по приезде в Нью-Йорк, еще даже до того как
снял эту "площадь". В магазине были и карандаши "Бэрол", и Старку хотелось
купить их, но он не стал этого делать. Потому что, чем бы разум не
заставлял двигаться эти карандаши, они должны находиться в руке Тада
Бомонта, и он не знал, не разрушит ли таким образом связь между ними.
Поэтому он н взял вместо карандашей ручку.
порядке и ему не понадобилось бы создавать этот несчастный образ в Мэне.
Но ручка не подчинялась ему. Как бы он ни пытался, она выводила на бумаге
только его собственное имя. Он писал его снова и снова: "Джордж Старк,
Джордж Старк, Джордж Старк", - пока не перешел в конце листа на какие-то
каракули, более всего напоминающие неуклюжие и неумелые попытки
дошкольника что-то написать.
заказал один час компьютерного времени на IBM в комнате для записей. Этот
час длился, казалось, почти тысячу лет. Он сидел в кабинке, огороженной с
трех сторон, пальцы бегали по клавиатуре и печатали его имя, причем тогда
- только прописными буквами: "ДЖОРДЖ СТАРК, ДЖОРДЖ СТАРК, ДЖОРДЖ СТАРК".
что-нибудь еще, но перестань!"
новую фразу: "Быстрая рыжая лиса прыгает через ленивую собаку".
только своего имени из двух слов следующее: "Летчик Джордж Старк летит,
сверкая поверх звездной абсолютности".
мелкие части, расплющивая и раскалывая лица и спины всех окружающих его
здесь олухов: раз уж он не может ничего создать, то пусть хотя бы
уничтожит все вокруг!
скомкал лист сильными пальцами и швырнул его в мусорную корзину на
тротуаре. Он вспомнил сейчас, держа ручку в руке, ту полную слепую ярость,
которую ощутил, выяснив, что без Тада Бомонта он не может написать ничего,
кроме собственного имени.
раз и существует для того, чтобы преподнести ему один огромный сюрприз, и
не самый лучший.
сказать Таду - то, что он уже написал, было достаточно плохо. Старк сделал
еще одну попытку установить контроль над своей предательской рукой.
Проснуться.
себя, протыкающего Бомонта ручкой. Старк подумал: "И я ведь могу это
сделать, а ты - вряд ли, Тад. Потому что, когда дело действительно дойдет
до этого, ты всего лишь большой глоток молока, ведь так? А когда меня
пытаются прижать к стенке... я могу это устроить - тебе, недоноску. Сейчас
настало время проучить тебя, я полагаю".
Старка вернулась к нему. В этот триумфальный момент разрыва оков,
навязанных ему Бомонтом, он успел направить ручк у... и наконец ощутил
способность писать ею то, что ему хочется.
держащих два пишущих инструмента. Чувство было слишком ясным и реальным,
чтобы быть чем-нибудь иным.
предложение, которое когда-либо он лично написал в своем нынешнем
физическом облике. Ему было ужасно трудно писать, для этого понадобились
почти сверхъестественные усилия. Но раз слова были написаны, он
почувствовал усиление своей власти. Хватка той, чужой и неизвестной руки,
заметно ослабла, и Старк зажал ее сверху своей собственной беспощадной и
не знающей сомнений рукою.
понравится".
мощном оргазме, Старк написал: ТАМ НЕТ ЧЕРТОВЫХ ПТИЦ. Ох ты, сукин сын,
вылезай из моей ГОЛОВЫ!"
фатальное сомнение - он резко взмахнул ручкой, проведя короткую дугу в
воздухе. Металлический наконечник воткнулся ему в правую руку... и за
сотни миль отсюда к северу он мог ощутить как наконечник карандаша "Бэрол"
воткнулся Таду Бомонту в левую руку.
самом деле.
вскрикнул, поворачивая свою голову к пораненной руке, но этот крик был
также криком радости и освобождения, а не только криком Боли.
Мэне. Однако все же полной ликвидации установленных Тадом с ним связей не
произошло. Старк это чувствовал, почти видел. Какойто червь поселился в
его сознании, и эта штука ворочалась и не давала ему покоя. Он вдруг стал
чувствовать боль Тада и слышать его крик. И он ничего не мог сделать, чтоб
хотя бы заглушить этот крик.
из кувшина Тада. На этот раз его можно направить либо в глаз Таду, либо в
ухо, чтобы он прошел через голову и достал мозг Тада. Это было бы
чертовски приятно.
почувствовал, что и тот кулак, которым он сжал саму жизнь Тада - кулак
сознания, который работал не менее быстро и безжалостно, чем его
физический двойник - тоже раскрылся. Он ощутил, как стонет и распрямляется
сознание Бомонта.
выдернул левой рукой ручку из своей правой и швырнул ее в мусорное ведро.
стали. Он взял ее и отправился в ванную. Кровь капала из раны на его
правой руке, оставляя красные точки на рваном и поломанном линолеуме. Рана
была абсолютно круглой и находилась повыше третьих фаланг пальцев. Пятно
от черной пасты растеклось по краям и напоминало следы пороха на
огнестрельной ране. Он проверил руку. Пальцы работали... но боль стала
слишком резкой.
прижал бутылку виски к себе правым предплечьем, с тем чтобы открыть ее
левой рукой. Интересно, делал ли то же самое Бомонт у себя в Мэне. Старк
сомневался в этом. Он вообще сомневался, что у Тада хватит мужества самому
продезинфицировать рану. Сейчас он, наверное, уже держит путь в госпиталь.
до плеча. Он увидел, как пузырится виски в ране и прижал свое лицо вбок,
уткнувшись в предплечье, чтобы заглушить невольный стон.
наконец, она стала понемногу утихать.
однако, слишком дрожали для этой операции, что лишало ее почти всех шансов
на успех. Поэтому Старк поставил бутылку на пол в ванной. На какую-то
минуту он ощутил большое желание винить.
Треклятая ручка почти проткнула ладонь. Может быть, у Бомонта дело обстоит
несколько лучше.