воспринимаемых тел к центру Земли предполагает, напротив, движение какой-то
например, к тяготению планет к Солнцу и друг к другу. Тело естественным
образом не может быть приведено в движение иначе, чем посредством другого
тела, прикасающегося к нему и таким образом побуждающего его к движению, и
после этого оно продолжает свое движение до тех пор, пока соприкосновение с
другим телом не воспрепятствует этому. Всякое другое воздействие на тела
оккультных качеств схоластиков, которые теперь снова преподносятся нам под
благовидным названием сил, но которые ведут нас обратно в царство тьмы".
исключительно механических начал. Природа - это механизм, только механизм в
высшей степени совершенный. Не только неорганическая природа, но и живые
природного мира к сверхприродному творцу. "Движения небесных тел, а также
развитие растений и животных, за исключением возникновения этих вещей, не
содержат ничего того, что было бы похоже на чудо. Организм животных - это
механизм, предполагающий божественную преформацию: то, что из нее вытекает,
человека и каждого живого существа являются такими же механическими, как и
процессы в часах, имеется только такое различие, какое и должно быть между
оппозиция христианского теолога, жестко отделяющего творение от Творца и
настаивающего на трансцендентности Бога по отношению ко всему сотворенному.
Все сотворенное, таким образом, является машиной - но, разумеется, машиной
особой, у которой все детали, как бы глубоко мы в них ни проникли, окажутся
в свою очередь опять-таки машинами, а не простым "мертвым" веществом, как в
машинах человеческих. Это особенно интересно отметить именно у Лейбница,
поскольку последний критиковал Декарта, казалось бы, как раз за крайний
механицизм и противопоставлял Декарту тезис о том, что в природе нельзя все
объяснить только из протяжения и движения: необходимо допустить еще и живую
силу. Но, как видим, тем не менее даже применительно к живым организмам эта
сила выступает в виде божественной преформации; все же остальное в животном
"среднее звено" между неделимым умом и делимой материей, а именно душу,
критиковавший картезианцев за отождествление души с умом. Но и для Лейбница
душа остается по ту сторону собственно естествознания как науки о природе:
душа - это божественная преформация, постижение которой - дело метафизики,
а вот физика занимается только тем, что из этой преформации вытекает, т.е.
трансцендентного и мира природного - сотворенного: ведь пространство есть
как бы присутствие Бога в сотворенном мире. Бог при этом становится как бы
различать между тем, что объяснимо природой и силами созданных вещей, и
бесконечную дистанцию между действенностью Бога, превосходящей естественные
силы, и действиями вещей, которые совершаются по законам, вложенным в них
Богом, и к соблюдению которых Он сделал их способными в силу их собственной
абсолютного пространства как "чувствилища Бога", которое, таким образом,
как бы связывает все существующие тела в один общий универсум, выступающий
воспринимать вещи не в силу их зависимости от него, то есть непрерывного
творения... а посредством какого-то рода ощущения, аналогичного тому, с
помощью которого душа, по обычному представлению, воспринимает процессы в
способом познания, какое свойственно человеку, т.е. восприятием чего-то,
данного ему извне: ведь божественное начало есть чистая активность, в нем
есть, в сущности, не что иное, как творение вещей, в отличие от созерцания
человеческого, которое нуждается уже при созерцании в некотором отличном от
деятельностью души, - заключает Лейбниц. - Души познают вещи, потому что
ньютоновской научной программе, - тем более, что именно пустота у Ньютона
как раз и выступает в качестве того "места", где присутствует Бог. Кроме
разумом. Поскольку Лейбниц в юности сам увлекался атомизмом, допускающим
понимания природы атомизм - самая адекватная гипотеза, и, как правильно
пустоты на опыт, произведенный Герике, выкачивавшим из сосуда воздух и тем
самым создававшим в сосуде вакуум, то Лейбниц утверждает, что опыты Герике
пустым, даже если из него выкачан воздух: у стекла имеются мельчайшие поры,
тезис относительности пространства и времени. "Я неоднократно подчеркивал,
- пишет он, - что считаю пространство, так же как и время, чем-то чисто
относительным: пространство - порядком сосуществований, а время - порядком
последовательностей". Тут Лейбниц - единомышленник Гюйгенса и Декарта; хотя
он не согласен с последним по вопросу о тождестве пространства и материи,
Лейбниц возвращаются к аристотеликам, которые считают пространство и время
движения. Для Ньютона же, в противоположность Аристотелю, пространство есть
комментариях к математическим работам Ньютона, Ньютон в своем понимании
последнее служит только средством для измерения времени". В этом пункте
Ньютон, как и Барроу, вслед за Г. Мором, возрождают то понимание времени,
которое разработали неоплатоники, в частности Плотин, в полемике именно с
Аристотелем: в своем учении о мировой душе Плотин связывает время с жизнью
мировой души, отказываясь видеть в нем только "число движения". Время, по
одного состояния в другое. Абсолютное время Ньютона, таким образом, тесно
связано с его учением об абсолютном пространстве, этом субституте мировой
о свободе воли Бога. В этом вопросе Кларк защищал точку зрения, согласно
которой свободная воля Бога есть последнее основание божественных действий.
"Несомненно, - пишет Кларк, - нет ничего без достаточного основания к тому,
индифферентных, одна чистая воля, не испытывая никакого воздействия извне,
является таким достаточным основанием. Это справедливо также относительно
вопроса о том, почему Бог определенную частицу материи создал в этом, а не
в каком-либо другом месте, или поставил ее туда, в то время как все места