хотелось поиздеваться над ним, родилась счастливая идея, блестящая
мысль. С идеями всегда так бывает. Благодаря какому-нибудь толчку, слу-
чайности возникают важнейшие мировые события. Это ни для кого не но-
во-так рождались самые ценные открытия.
раввин, в одно морозное утро позвонил у его двери. Дверь отворилась, и
высунувшаяся рука указала ему налево, на звонок в канцелярию. Шолом поз-
вонил. Отворилась дверь, и он вошел в канцелярию, где застал много наро-
ду, Тут были люди всевозможных профессий, большей частью ремесленники,
забитые, оборванные бедняки, несколько убогих женщин с измученными лица-
ми и распухший мальчик в больших рваных башмаках, из которых выглядывали
пальцы, зато шея у него была укутана двумя шарфами, чтобы он, упаси бог,
не простудился. На стене висела изодранная карта Палестины и лубочный
портрет царя. Эта канцелярия, эта рваная карта и портрет царя, оборван-
ные мужчины, жалкие женщины, распухший полураздетый мальчик-все здесь
наводило уныние. Тоскливую картину дополнял сидевший у старого, видавше-
го виды заплатанного письменного стола старик с выцветшим мертвенным ли-
цом. Если бы старик не держал в руках пера и не макал его поминутно в
чернильницу, можно было бы подумать, что за столом сидит покойник, кото-
рый скончался по меньшей мере тридцать лет назад, но его замариновали, и
он кое-как держится. Выцветший покойник постепенно отпускал одного за
другим мужчин и женщин, собравшихся здесь, и это отняло у него не так уж
много времени, всего каких-нибудь полтора часа. Наконец очередь дошла до
распухшего мальчика в двух шарфах. Мальчонка отнял тоже добрых полчаса.
Он плакал, а маринованный покойник кричал на него. Слава богу, и с рас-
пухшим мальчиком покончено. Покойник кивнул герою этого жизнеописания,
приглашая его подойти к столу, и еле слышно проговорил.
подрубленных ногах, исчез в соседней комнате минут на пятнадцать-двад-
цать, затем вернулся с постным лицом и печальным результатом:
ему, наконец, удалось застать его дома. Зато и принял его тот приветли-
во, сердечно. Вначале, правда, дело не клеилось. В первую минуту раввин
был даже словно испуган. Не без труда узнал он от юного посетителя, в
чем собственно состоит его просьба. Парень полагал, что раввин в таком
городе, как Киев, должен с первого же взгляда сам понять, что кому нуж-
но. Оказывается, он, как любой грешный человек, глядит вам в глаза, и вы
должны разжевать ему каждое слово и вложить прямо в рот. И лишь после
того, как все ему было достаточно разжевано, обнаружилось, что он ничего
не может сделать, решительно ничего. Единственно, чем он может по-
мочь,-это дать рекомендацию, оказать протекцию.
нужно.
с раввинами в маленьких местечках, которых ему приходилось встречать.
Перед ним проходит целая вереница казенных раввинов, один из них плеши-
вый. Все это замухрышки, маленькие люди. В сравнении с ними киевский
раввин-величина. Они дикари против него, карлики. Киевский раввин - бо-
гатырь и хорош собой. Один только недостаток-он рыжий и, кроме того, тя-
желоват на подъем: говорит не спеша, делает все медленно и думает мед-
ленно - человек без нервов. Такие люди живут сто лет. Они не торопятся
умереть - им не к спеху.
кто он такой, откуда и чего хочет. Засим следует пауза в несколько ми-
нут. Нажатие кнопки, и появляется выцветший, тщательно замаринованный
покойник из канцелярии. Раввин велит ему написать письмо к одному из
своих друзей,-фамилии посетитель не расслышал, - и попросить его, не
сможет ли он что-нибудь сделать для этого юноши... А юноше раввин зая-
вил, что письмо его адресовано Герману Марковичу Барацу, присяжному по-
веренному и "ученому еврею" при генерал-губернаторе. Проделав столь
сложную работу, раввин отдышался. Видно было, что у
человека гора с плеч свалилась. Пришлось-таки потрудиться. Зато сделано
полезное дело, составлена парню протекция, и какая протекция, к "ученому
еврею" при генерал-губернаторе! Так далеко разгоряченная фантазия юноши
и не заходила. Рекомендация, которую он спрятал в боковой карман, грела
его и окрыляла. Он сейчас же пойдет к "ученому еврею", который при гене-
рал-губернаторе. Тут что-нибудь да выйдет! И сам "ученый еврей" предста-
влялся ему не иначе, как профессором, увешанным медалями, словно гене-
рал. С трепетом позвонил он у дверей, и его впустили в кабинет, уставле-
нный шкафами со светскими и духовными книгами. У героя зуб на зуб не по-
падал. Несколько минут спустя в комнату влетел человек с жидкими бакен-
бардами, чрезвычайно близорукий и очень суетливый. Неужели это и есть
"ученый еврей" при генерал-губернаторе? Если бы у него не была выбрита
часть бороды как раз посреди подбородка, можно было бы поклясться, что
это меламед, учитель талмуда. У "ученого еврея" была одна особенность -
он плевался во время разговора. Видно было, что это человек очень рассе-
янный. О нем, как герой узнал позже, в Киеве рассказывали всякие анекдо-
ты и смешные истории. Например: он никогда не мог попасть к себе домой,
пока не натыкался на дощечку с надписью "Герман Маркович Барац". Однажды
Барац, внимательно посмотрев на дощечку, прочитал указанные на ней часы
приема-с трех до пяти. Взглянув на часы и убедившись, что сейчас всего
только два, Барац решил, что Бараца, должно быть, нет дома. А раз Бараца
нет дома, то Барацу здесь делать нечего. И он отправился на часок погу-
лять в саду. Одним словом, про Бараца в Киеве говорили, что Барац ищет
Бараца и не может найти. В это утро Барац был особенно рассеян и не в
духе. Он куда-то спешил, метался и брызгал слюной. Прочитав письмо рав-
вина, который рекомендовал ему юношу, "ученый еврей" схватился за голо-
ву, стал расхаживать взад и вперед по комнате, плеваться и умолять, что-
бы его оставили в покое, потому что он ничего не з нает, ниче г о не мо-
жет сделать и не сделает. Жалко было смотреть на этого "ученого еврея"!
Юноша оправдывался, уверял, что у него нет никакого злого умысла, что
единственно, на что он рассчитывал, это... может быть... протекция... Но
Барац не давал ему говорить. Он сам все это знает. Его возмущает раввин,
который каждый день посылает к нему молодых людей. Что Барац может для
них сделать? Что он знает? Кто он такой? Что он собой представляет? Ведь
он не Бродский!
рея". Но, когда он очутился уже на самом низу лестницы, его окликнули.
Это был "ученый еврей", который, пораздумав, решил, что сам он ничего не
может сделать для юноши, но рекомендовать его своему другу и коллеге Ку-
пернику* может. Куперник, если захочет, в силах сделать многое, очень
многое. Шутка ли, Куперник! Его протекция стену прошибает, он способен
привести в движение самых больших людей. И недолго думая "ученый еврей"
сел к столу и написал записку своему лучшему другу и коллеге, знаменито-
му адвокату Льву Абрамовичу Купернику.
ника". - В окружном суде. - Герой находит, наконец, кого ищет, протекция
оказывает свое действие. - Небольшая ошибка: не Куперник, а Моисей
Эпельбаум из Белой Церкви
почти столь же известно и популярно, как, к примеру, имя Александра фон
Гумбольдта в Европе или Колумба в Америке. Кровавый навет, прогремевший
на Кутаисском процессе*, где Куперник добился оправдания обвиняемых,
сделал его столь же знаменитым, как много лет спустя сделал знаменитым
адвоката О. О. Грузенберга * процесс Менделя Бейлиса*. И так же, как о
Грузенберге, о Купернике в свое время рассказывали чудеса, окружая его
имя легендами.
себе помечтать, пофантазировать. Шолом не торопился, тем более что он
еще и адреса Куперника не знал. Медленно поднялся наш герой на Крещатик,
красивейшую улицу Киева, а там уже нетрудно было допытаться, где живет
Куперник. Войдя в какой-то двор против гостиницы "Европа", он прочитал
вывеску на русском языке: "Меняльная контора Куперника". Шолома это нем-
ного удивило, почему у адвоката Куперника - меняльная контора. Но загад-
ка вскоре разрешилась.