Чтение 61–й страницы книги ~Голубое сало~

- Весточка... - вздохнула Надежда. Золотые шпоры Гитлера гремели по анфиладе.
- Мама, выйди, - произнесла, стоящая на коленях, Веста, прижимая ладонь к глазу.

Весточка... девочка моя...
- Выйди!! - закричала Веста.
Надежда пошла вслед за Гитлером.
Выйдя в холл из анфилады, она остановилась. Два эсэсовца неподвижно стояли у
дверей, не замечая ее. Она рассеянно посмотрела на них, повернулась и снова
вошла в анфиладу Пройдя две комнаты, она села в кресло и сняла трубку розового
телефона:
- Москву, пожалуйста. Немедленно соединили с Москвой.
- В-12-49, - сказала в трубку Надежда, и вскоре раздались четыре далеких длинных
гудка. На пятом трубку сняли.
- Слушаю вас, - произнес сонный женский голос.
- Бориса Леонидовича.
- Борис Леонидович уже спит.
- Разбудите.
- Простите, а кто говорит?
- Его любовница, - ответила Надежда, в изнеможении откидываясь назад.
Трубку бросили на твердое.
- Почему эта... почему она опять осмеливается звонить сюда?! - услышала Надежда.
- Борис! Ты хочешь моей смерти?! Ты решительно хочешь моей смерти и смерти
детей?!
- Зина, не говори банальности, - послышался приближающийся высокий голос.
- Он хочет нашей смерти! Он положительно хочет угробить всех вокруг себя! -
удалился клокочущий женский голос.
- Я у телефона, - ответил Борис Леонидович своим удивительным высоким
вибрирующим голосом.
- Борис, почему ты не звонишь мне? - спросила Надежда, с трудом сдерживая
волнение.
- Надюша? Прости, я притворю дверь... - он отошел, вернулся. - Слушаю тебя.
- Почему ты не звонишь мне? - повторила она.
- Надя, это метафизический вопрос. А мы с тобой договорились, что не будем
больше ворошить метафизику. Особенно ночью.
- Ты... не хочешь меня больше?
- Милая, не унижай меня. Мне довольно моего ежедневного семейного унижения.
- Борис... Борис... - голос ее задрожал. - За что ты меня мучаешь?
- Надя, я перестаю понимать тебя.
- За что ты мучаешь меня?!
- Но, переставая понимать тебя, я теряю доверие к себе самому Мне давно уже пора
платить самому себе по старым и новым векселям. Беда в том, что этот кредит
бессрочный. А льготные кредиты доверия расхолаживают.
- Ты полюбил кого-то?
- Я люблю всех, ты знаешь.
- А может... это опять... со Шкловским?
- Надя, ты пугаешь меня возможностью окончательного разочарования в тебе.
- С этим... - она всхлипнула, - старым шутом... с этим...
- Надя, ты говоришь чудовищные вещи. Ты переходишь черту допустимого.
- Как это... глупо... как пошло...
- Пошлость - прерогатива богемы, - зевнул он.
- Этот шут... клоун... идиот...
- Надя, к чему этот плеоназм? Всг тривиальное не стоит заковывать в броню
наших... Зина! Не смей! Послышались звуки борьбы за трубку.
- Я напишу на вас в ЦК! И лично, лично товарищу Сталину! - закричал срывающийся
бабий голос.
- Лучше сразу Гитлеру, дура, - Надежда кинула трубку на розовые рычажки.
Мимо прошла босоногая Веста в шиншилловой накидке,
- Прими ванну, - произнесла Надежда, глядя на свои бежевые туфли.

Когда Гитлер, Веста и Надежда покинули Небесный зал, Сталин встал, подошел к
Якову, протянул руку. Яков подал ему чемоданчик.
- Господа, мы с графом на минуту оставим вас, - Сталин направился к выходу.
Хрущев последовал за ним. За дверями Сталина встретили адъютант Гитлера, Сисул,
Аджуба и четверка хрущевских ниндзя.
- Проводите нас в комнату спецсвязи, - сказал ему Сталин.
- Jawohl! - щелкнул каблуками адъютант, развернулся, словно заводная балерина, и
повел высоких гостей к лифту
Охрана двинулась следом.
Все вошли в большой лифт, сплошь отделанный зеркалами. Адъютант нажал кнопку,
лифт поехал вниз.
- Напомни мне про мазь, - сказал Сталин Хрущеву.
- Обязательно, - кивнул граф.
Лифт остановился, все вышли и двинулись по мраморному коридору. Возле комнаты
спецсвязи стояли двое эсэсовцев с автоматами. Офицер прохаживался рядом.
- Баран, - произнес Сталин.
В руках ниндзя сверкнули стальные метательные шары, и эсэсовцы попадали с
пробитыми головами. Сисул схватил адъютанта за лицо, полоснул кривым ножом по
горлу. Ниндзя прыгнули к упавшим эсэсовцам, проломили им грудные клетки.
Хрущев позвонил в дверь условным сигналом, отпрянул в сторону. Ниндзя
изготовились.
- Баран! - произнесли за дверью.
- Баран! - громко ответил Сталин.
Хрущев дал знак ниндзя, они расступились. Сталин и Хрущев вошли первыми. Охрана
втянула в комнату трупы убитых, Сисул подтер капли крови на полу, и дверь
закрылась,
В комнате стоял Зепп Дитрих с двумя офицерами из диверсионной школы "Цеппелин".
Сталин молча протянул руку, Дитрих пожал ее, повернулся и пошел в аппаратную.
Все двинулись за ним. В аппаратной лежали шесть убитых связистов, а в торцевой
стене зиял пролом. Дитрих первым пролез, остальные пролезли следом. Пролом
выходил в огромное полутемное помещение, заваленное ящиками с консервированными
и сухими продуктами.
- Баран! - громко сказал Дитрих.
- Приятно познакомиться, - раздался насмешливый бас из-за ящиков.
Выпущенная из бесшумного пистолета пуля попала Дитриху в лоб, он повалился как
мешок с картошкой.
Вошедшие посмотрели на труп.
- Рад приветствовать вас, господа, - произнес все тот же бас. - Проходите,
будьте как дома.
Сталин переступил через убитого, обогнул ящики. За ними на коробках с макаронами
сидел невероятно толстый человек в черном мундире рейхсфюрера СС. Голова его
напоминала знаменитый гибрид тыквы и груши, подаренный академиком Лысенко на
пятидесятилетие Мао Цзе Дуну Правой рукой он поглаживал тройной подбородок,
левой опирался о свое тумбоподобное колено. Крохотные глазки язвительно смотрели
на Сталина. Рядом стояли трое с оружием.
- Зачем ты убил этого старого вояку, Генрих? - спросил Сталин.
- Я ему поверил, Иосиф! - усмехнулся Гиммлер.
- В чгм?
- В том, что он баран! А нам с тобой не нужны бараны. Рад видеть тебя.
Гиммлер протянул толстенную руку. Сталин пожал два его пальца.
- Граф! - пророкотал Гиммлер, заметив Хрущева. - Хорошо, что все удалось.
- Все хорошо, что хорошо кончается, - с иронией пожал его палец Хрущев. - А до
конца еще далеко.
- Это и есть? - Гиммлер посмотрел на чемоданчик в руке у Сталина.
- Это и есть, - Сталин поискал глазами на что бы поставить саквояж.
- Мартин, - шевельнул пальцем Гиммлер. Охранник подвинул ящик с мясными
консервами. Сталин положил на него чемоданчик, открыл. Голубой свет заструился
из него.
- С ума сойти! - заворочался Гиммлер, как громадная жаба, и охранники помогли
ему встать.
Тяжело переставляя ножищи, он подошел к чемоданчику, вложил в мясистую глазницу
монокль, прищурился:
- И такую красоту наш электрический скат собирался пустить на промышленные цели?

- Генрих, нельзя терять ни секунды, - нервно проговорил Сталин.
- Конечно, - засопел Гиммлер. - Мартин! Приступай! Охранник со шрамом на
подбородке достал молоток и стамеску и стал разбивать сахар, покрывающий голубое
сало. Другой человек из охраны Гиммлера вынул из портфеля мясорубку, привинтил
ее к краю ящика. Третий охранник с тонкими усами подставил под мясорубку
эмалированную миску.
- С Богом, - перекрестился Сталин,
Мартин передал второму охраннику кусок голубого сала, тот запихнул его в
заборник мясорубки, стал быстро крутить ручку. Голубой фарш полез из решетки,
стал валиться в миску. Мартин передал еще кусок, потом еще. Охранники
сосредоточенно работали.
- А растопить нельзя? - устало потер виски Сталин.
- Взрыв тысячи водородных бомб не нагреет его даже на миллионную долю градуса, -
сумрачно проговорил Хрущев.
- Ты устал, Иосиф, - улыбался Гиммлер. - Тебя утомил наш венский конденсатор?
- Нас утомило ожидание, - Сталин опустился на ящик с консервированными
сардинами. - Эти сутки... дороже полжизни.
Гиммлер понимающе кивнул:
- Я тоже совсем не спал.
Мартин достал три стакана и три марли. Две дал охранникам, одну оставил себе,
положил в нее немного голубого фарша и осторожно выжал над стаканом. В стакан
закапала голубая светящаяся жидкость. Охранники вслед за ним зачерпнули и выжали
фарш в свои стаканы.
- Стерильность важна? - зевнул Сталин. Гиммлер с кошачьей улыбкой отрицательно
покачал головой.