мов.
тасии, человек разведенный и богатый, обещал в приданое еще свеженький
BMW, и эта сладкая для любого автомобилиста переспектива радостным све-
том озаряла ближайшее будущее Максимова.
ло, Кулибиных и Яблочковых, а теперь эта порода - соль земли - значи-
тельно озлобилась и остервенела. Максимов это понимал и остро чувствовал
личную вину, полагая, что уж он-то никакая не соль земли, а человек ник-
чемный, лишний, и что именно от таких слабых людей и происходят нес-
частья настоящих личностей, вроде дяди Жени.
тить до полной неузнаваемости? Ну разве толковый человек мог такое сот-
ворить? Максимову опять стало страшно,что он женится на такой прекрасной
девушке, не имея никаких к тому оснований. Ведь он трус и растяпа, ох,
ох, ох,.. но до чего же теперь счастливый человек. Ну а дело номер во-
семь? Он вдруг вспомнил как давно, когда схоронили мать, ему приснился
сон, будто она еще жива, но все-таки больна.
этим месяцем.
цатое, значит восьмое уже прошло, а ты еще живая.
же Максимов проснулся, то до него дошло - ведь кроме восьмого в месяце
есть еще восемнадцатое и двадцать восьмое, а мать, как раз, ровно двад-
цать восьмого и умерла, да еще и августа.
радостью. Вот она ему часто говорила:
ты любил ее очень, главное, чтобы она тебя жалела. Запомни, - это самое
главное.
уж наверняка мать была бы рада его счастью.
вензелем в виде двух сцепленных колец: одно побольше, другое поменьше,
но тоже - неестественно большое. Вернувшись в машину, он снял флажек и
тщательно зачернил пункт номер шесть деловой программы. Бисквитно-кремо-
вый заказной теперь покоился в багажнике.
пальцам и, наконец, совсем свалился на пол, и Максимов даже не стал его
поднимать, - дела заканчивались. Надо, да что там надо (!), смертельно
необходимо встретиться с Настенькой. Он ужасно соскучился, а после оста-
ется "у-ть об-щее".
был неестественно сокращен, просто до полного беспамятства. Может быть,
здесь какое-то особое задание, придуманное Настей? Да нет, вроде она ни-
чего особенного не заказывала, да и не такой она человек, чтобы в список
самой напрашиваться. Вот и седьмой пункт он сам внес исключительно для
разбавки, вообщем-то, не милых его сердцу мероприятий. Конечно, не забыл
бы, конечно, и так об одной об этой встрече целый день мечтал, а записал
для удовольствия, как самое желанное, как радость сладкую вставил в
скучный список.
встречей с Настей, значит, оно и должно как-то сделаться совместно с
ней? Черт, наверное, во всей этой предсвадебной лихорадке он порядком
подустал, оправдывался просебя Максимов, и только сейчас взглянул на ча-
сы и аж присвистнул: времени оставалось в обрез.
Осторожные владельцы автотранспорта еще не встали на прикол, дачники и
отдыхающие, наоборот, уже вернулись в город, и на улицах Москвы царило
вавилонское столпотворение. Ну-да в чем-чем, а в автомобильном вождении
Максимов знал толк. Прирабатывая на извозе в последние годы, он доско-
нально изучил все хитросплетения столичных улиц и гнал теперь переулками
и дворами, умело обходя автомобильные заторы.
дить, бродить, прикасаясь к любимому человеку...
кого и, потеряв десять незапланированных минут, разнервничался от мысли,
что Настя будет за него волноваться. Господи! Вот ведь растяпа?! Опоз-
дать на последнее свидание c невестой. Эта мысль обожгла его горячей
волной где то в груди как раз в тот момент, когда он подполз к перек-
рестку, и зажегся желтый свет.
вылетая под красный свет на выскочившего из-за автобуса пешехода.
ным, показались Максимову длинее всей его жизни.
от удара триплекса, люди снаружи могли увидеть человека, уронившего го-
лову на руль. Но Максимов был жив, а вот человек, лежащий поперек пеше-
ходной зебры, кажется, был мертв. Сначало пешехода подбросило ударом
бампера на капот, где и сейчас лежал слетевший синий берет, потом удари-
ло об стекло и направило головой вниз на асфальт.
его там, бисквитного, перевернуло. Он вдруг ясно увидел кулинарное меси-
во, и эта картина больно ранила его своей бесформенностью.
на чудо: будто тотчас пешеход встанет, отряхнется и засеменит дальше,
вдоль жизненной линии. Но нет, ничего подобно не происходило, - слишком
велика убойная сила асфальта. И он с болью снова вспомнил свадебный
торт, а затем и свадебный костюм, и далее как-то трезво и отстраненно
принялся анализировать создавшееся положение: пешеход трупом лежит на
зебре, следовательно, никакой суд уже Максимова не оправдает, да еще под
красный сигнал светофора, а это минимум десять лет лишения... Лишения
чего? Он глянул на часы. Если сейчас же, не оглядываясь, уехать с этого
проклятого перекрестка, то он опоздает всего-то на пятнадцать минуток, и
его там встретит Настенька, и они обнимуться, будто ни в чем не быва-
ло...
поставить диагноз. Ничего особенного не изменилось, какие-то люди стол-
пились вблизи лежащего человека, не оказывая ему первой помощи. Бежать?
Мелькнула бесполезная мысль и пугливо ретировалась, гонимая приближаю-
щимся воем милицеской сирены. Вот здесь Максимова охватил животный ужас.
Господи, так вот оно какое бывает настоящее горе?!
труп, то, наверное, сразу арестуют. Хотя нет, трупа еще нет. Сначала
должна появиться скорая помощь, и только она может определить есть труп
на самом деле, или его еще нет. Следовательно, пока нет скорой помощи...
какое неудачное название... Итак, пока нет машины с красным крестом на
боку, его никто не может арестовать, и значит, наибольшую опасность для
него представляет именно этот с красной меткой автомобиль и люди в белом
внутри. Не потому ли он всегда не любил врачей?
ние дальше, - ведь она его ждет там на ступеньках, он знает, она будет
ждать его долго, быть может, и десять лет, как Сольвейг Пер Гюнта. Но
это же пропасть после такого счастья,это вся ее молодая жизнь, да и что
он такое Максимов младший будет через десять лет? Дряхлый, разбитый бо-
лезнями старик...
веселый нарастающий вой отвратильно резал по ушам и пронзительной болью
отдавался где-то в груди. Когда боль стала невыносимой, и казалось,
вот-вот все его существо разорвется на неправильные части, Максимов
проснулся. Нет, еще не совсем, еще в полусне, он, как это и раньше быва-
ло с ним, когда срывался со отвесной стены, или кто-то страшный и жесто-
кий настигал его, грозя отобрать жизнь, спасался в последнюю минуту про-
буждением. И это полусонное существо, не вылупившееся еще до конца из
приснившегося горя, уже догадавшись о спасении, радостно шевелило губа-
ми: это был сон! Это все сон, я спал и там во сне попал в трудное безвы-
ходное положение. Следовательно, не было никакого пешехода, не лежит он
там на перекрестке, все выдумка, причуда ума, фантазия. Господи?! Как же
это я? Он чуть от радости не заплакал. Боже мой, значит не будет суда,
не будет тюрьмы, не будет разлуки!? О, не хватит никаких восклицательных
знаков для изображения восторга допущенного обратно к жизни сознания.
тепенно к тихой радости, с неразлепленными очами. Теперь, зная развязку,
он, с некоторой оптимистической иронией, перебирал уже слегка поблекшие
картины сна. Ему вдруг стало жалко того задавленного пешехода, наверное,
тоже спешившего к своей мечте. И почему он не выбежал сразу из автомоби-
ля на помощь пострадавшему человеку? Быть может, его можно было спасти и
так, без пробуждения?
настоящей жизни, теперь уж он знает, что делать.
просто фантазия, но специальный тренажер, своего рода стрельбище или,
еще лучше сказать, полигон, где проигрываются предельные ситуации, дабы
вскрыть пробелы воспитания души. А интересно, уже слегка пошевеливая
членами, продолжал рассуждать Максимов, существует ли моральный кодекс