Слава Богу! А то я прямо не знаю, что делать. На тебя вся надежда.
Пропадает... Да, я понимаю, вы повздорили, он сам кругом виноват. Но
согласись хотя бы выслушать меня...
пиршествами и ночными бдениями пора кончать. Таня вновь сладко потянулась и
пошлепала в ванную, привести себя в порядок к визиту свекрухи. И что же
такого выкинул Ванька? Интересно.
знать. Приезжал пару раз, мрачный, трезвый забрал свои вещи, машинку, на
прощание бурчал что-то невразумительное. А звонить и вовсе не звонил. Да не
очень-то и хотелось.
заметно постарела. Или, может быть, просто сдала от переживаний последних
дней. В таком возрасте переживания оставляют сильные следы. Таня приняла ее,
как своего человека, на кухне, усадила, угостила чайком с остатками
вчерашнего торта, напоила валерьянкой и выслушала невеселый, прерываемый
слезами рассказ.
Плакал, говорил, что сам во всем виноват, сказал, что поживет у нас недолго,
что возвращаться к тебе ему пока совестно. Первые дни отлеживался, потом
отошел немного, взялся за работу... Нет, не пил совсем, только сердитый
стал, неразговорчивый. Закрывался в своей комнате, писал что-то, на машинке
печатал. Выходил только по делам - на студию, в Литфонд. А так сидел в своей
норе, выскочит, поест - и обратно. Я все пыталась поговорить с ним, убедить,
что пора идти с тобой мириться, но он все уходил от разговоров. Не мешайте,
мол, работать, я думаю...
Вернулся через два дня, пьяный. Я за это время глаз не сомкнула, всех
знакомых его обзвонила, морги, милицию. Когда он явился, отец, признаться,
не выдержал, наорал на него, ударил даже. Иван ушел к себе, два дня не
выходил даже поесть, только в уборную. На третий день возвращаемся мы с
работы - нет Ивана, нет его лучшего костюма, и из шкатулки моей сорок рублей
вынуто. Четыре дня мы с отцом жили как в аду. А потом звонит Иван,
совершенно пьяный, и сообщает, что встретил женщину своей мечты, отныне
будет жить у нее, а нас просит за него не беспокоиться. А в телефоне -
музыка дикая, пьяный гвалт. Как тут не беспокоиться? Я, как могла,
притворилась спокойной, говорю, телефончик-то оставь, адресок, вещи тебе
привезем. А он засмеялся, хитренько так, гаденько... До сих пор в ушах этот
его смех стоит. Нет, говорит, не оставлю, я теперь всем выше головы
обеспечен, и ничего мне от вас не надо, потому что моя Таня не только
красоты, но богатства сказочного, и я тут как сыр в масле катаюсь... И
бросил трубку.
тебе вернулся. Звонила сюда, заходила. Но тут никого не было.
названивать его знакомым, выспрашивать, не знает ли кто такой Тани. И вмиг
разыскала. Только лучше бы не разыскивала...
налила свекрови еще валерьянки, добавила корвалола. Та выпила, вытерла слезы
и продолжила:
квартиры, куда он после свадьбы переехал. Звоню туда, а мне отвечает...
отвечает Ванькин голос, и опять пьяный. Он, говорит, здесь теперь не живет,
теперь я здесь живу. Я, чтобы, значит, удостовериться, точно он ли, голос
меняю, спрашиваю, а нельзя ли его новый телефончик. Сейчас, говорит, поищу.
Слышу, кричит, Таню зовет, просит телефон Павла дать. А ему кричат, кончай,
Ванька, дурковать, пошли их всех на... И смех, опять подлый такой. Короче,
он трубку бросил.
Узнала адрес в справочном, бросилась туда. Он даже разговаривать со мной не
вышел, а какой-то наглый грузин выставил меня за дверь чуть ли не с матом. Я
хотела бежать в милицию, но вовремя одумалась. Это же такой скандал, а
главное - замешана семья Дмитрия Дормидонтовича. У нас на работе и так
всякие слухи ходят. Знают, что у Павлика с женой нелады, что он живет
отдельно, у знакомых, сам дочку растит, что он категорически запретил отцу
вмешиваться. Бережет его, молодец, понимает. Дмитрий Дормидонтович уже не
тот, что прежде, стареет, ему такие хлопоты сейчас ни к чему. Да и положение
его уже не столь надежно, у нас назревают большие перемены - это между нами,
ты понимаешь. Мне уже втихую предлагают новую работу. Видишь всю сложность
ситуации?
решилась просить помощи у Дмитрия Дормидонтовича, но не могу - он в
санатории и вернется только через месяц. Конечно, есть заместитель, которого
я хорошо знаю, есть много людей, которые согласились бы употребить свое
влияние... Но пойми, посвящать в это дело посторонних - это значит очень
сильно подвести Дмитрия Дормидонтовича. Любой из его сослуживцев и
подчиненных непременно использует скандальную ситуацию в своих интересах и
во вред Дмитрию Дормидонтовичу... Танечка, вся моя надежда только на тебя!
Если тебе безразлична судьба собственного мужа - и я тебя не осуждаю, после
всех его художеств, - то, умоляю, спаси мне сына! Хочешь, я на колени встану
перед тобой?
Таня удержала ее.
с ним. Обещать ничего не могу - все должен решить он сам.
адресом. Прочитав название незнакомой ей улицы, Таня спросила:
Я поеду прямо сейчас, у меня времени в обрез.
Танин плащ и приготовилась накинуть его на плечи невестки. Таня отобрала у
нее плащ и повесила на место.
момент, было ей очень неприятно. По пути к метро и потом, в вагоне, обе
молчали. Только когда Таня собралась выходить, Марина Александровна робко
тронула ее за руку.
подумала она. - Пусть катится ко всем чертям вместе со своей новой пассией,
да и мамашей заодно. Что мне до них?" Но все же она терпеливо дождалась
трамвая, вышла на нужной остановке, тут же нашла дом.
миленький, жить без тебя не могу? Еще как могу... С ним не могу - это да".
знакомый молодой мужчина, высокий, в чистенькой китайской ковбойке, с
перевязанной бечевкой стопкой старых журналов в руке.
сказал Павел. - По работе понадобились. Вспомнил, что оставил их тут, на
антресолях. Зашел вот...
повернулась и вошла в подъезд.
растрепанная, полупьяная, с сигаретой в губах, с которых на пол-лица
размазалась помада. Она смотрела на Таню выжидательно, не проявляя никаких
эмоций.
Павла совсем иначе.
ли? Я вас в кино видела.
В шикарно обставленной гостиной, окутанной густым дымом, возле неприбранного
стола лежал на диване Иван. Он был не то в халате, не то в плотной шелковой
ночной рубашке, пестрой, расшитой фаллосами и сценками совокупления чертенят
с ангелочками. Таня стала рассматривать эти изображения, испытывая и
гадливость, и любопытство.
пьян эйфорически, блаженно.