Чтение 62–й страницы книги ~Экипаж "Меконга"~

8. БЕНЕДИКТОВ УХОДИТ ИЗ ДОМУ

Прошла неделя, месяц - он

К себе домой не возвращался.

А.Пушкин, "Медный всадник"

Рита вернулась из школы раньше обычного. Отперев дверь своим ключом,
она вошла в переднюю, сняла пальто - и вдруг замерла, прислушиваясь. Из
спальни доносились шорохи и скрип. Скрипела, несомненно, дверца платяного
шкафа.

Анатолий Петрович никогда в такое время дома не бывал. Неужели забрался
вор?

Рита на цыпочках подошла к двери в спальню. Затаила дыхание. Да, там
явно орудует вор. Закрыть дверь на ключ и кинуться к телефону...

Знакомое покашливание за дверью. Рита влетела в спальню:

- Господи, как ты меня напугал!

Бенедиктов, в домашней коричневой куртке, стоял перед раскрытым шкафом
и рылся в Ритиных полках - это она сразу заметила. Он не обернулся,
услышав ее восклицание. Быстро захлопнул дверцу шкафа и, прихрамывая,
отошел к окну.

- Что случилось? - спросила она встревоженно. - Почему ты дома?

- Нездоровится немного.

- Что-нибудь с ногой?

- Да нет, ничего, - нехотя ответил Бенедиктов. - Я тут носовой платок
искал. Дай мне, пожалуйста.

Рита подошла к шкафу и достала носовой платок.

- Правда, ты плохо выглядишь, Толя. Измерь температуру.

Он отмахнулся и ушел к себе в кабинет.

Рита переоделась и пошла в кухню готовить обед. Надев резиновые
перчатки, принялась старательно чистить картошку.

Третьего дня она заметила, что в шкафчике под трюмо ее вещи лежат не
так, как обычно. Она не придала этому особого значения. Но теперь она
поняла, что он ищет. Ее возмутила его настойчивость: ведь она ясно
сказала, что нож утонул. Проклятый нож! Из-за него все беды последних
месяцев, из-за него ужасная раздражительность Анатолия и эта возрастающая
отчужденность... Сегодня она поговорит с Анатолием. Так дальше
продолжаться не может.

Она крупными кружками нарезала картошку над шипящей сковородой. Муж
любил жареную картошку.

С грустью и тревогой думала Рита о том, что Анатолий в последнее время
почти не разговаривает с ней. Когда она рассказала ему о неожиданном
визите двух молодых людей, он страшно взволновался. "Надо быть совсем
безмозглой, чтобы выбросить ящичек с матвеевской рукописью! - кричал он. -
Подарить его каким-то мальчишкам!" Но откуда ей было знать, что в грязном
ржавом бруске, который лежал под комодом вместо недостающей ножки, может
храниться древняя рукопись? Ничего она не знала и о третьем ящичке, о
котором спрашивали "мальчишки"...

После этого неприятного разговора Анатолий еще больше замкнулся и
совершенно перестал рассказывать ей о своей работе.

Теперь они работают вдвоем с Опрятиным. Рита давно потеряла веру в
успех. Но, может быть, вдвоем они все-таки добьются?.. Может быть,
действительно они не могут обойтись без ножа?..

Была еще одна причина для сомнений и тревоги. Этот молодой инженер,
"спаситель на море и на суше", Потапкин - теперь она знала его фамилию, -
сделал у них в школе доклад. Он говорил о близкой возможности создать
такой нефтепровод, в котором струя нефти свободно пройдет сквозь море. Это
поразило Риту. Значит, проницаемость - не такая уж фантастически далекая
идея?..

Потапкин... Эта фамилия ни о чем не говорила Рите. Но было в лице
молодого инженера, в его повадке что-то давно знакомое. Смутное и далекое
воспоминание мелькнуло у Риты в голове еще в тот вечер, когда он со своим
другом пришел справляться относительно ящичков. А слушая его доклад в
школе, пристально глядя на него, она, Рита, уже почти догадалась... Сама
не зная почему, она гнала прочь эту догадку...

Рита позвала мужа обедать. Бенедиктов отказался. Он лежал в кабинете на
диване, глаза у него были воспаленные, лицо красное и мокрое от пота.

- Ты болен! - сказала Рита. - Я вызову врача.

- Никаких врачей. Достань мне пенициллин из аптечки.

Только поздним вечером, когда температура подскочила почти до сорока,
он разрешил сделать ему компресс: оказалось, у него на правом бедре
огромный нарыв. Но о враче не хотел и слышать.

Вечером следующего дня пришел Опрятин. Он посидел немного у постели
Бенедиктова, поговорил с ним о разных делах. Он был чрезвычайно любезен,
сказал Рите, что работа хорошо подвигается, хвалил эрудицию Анатолия
Петровича.

А через день рано утром заявился здоровенный щекастый малый - уже не в
первый раз приходил он со всякими поручениями - и принес пакетик с
лекарством для Бенедиктова. Хриплым басом сказал, что должен отдать
лекарство больному лично. Анатолий Петрович спал Рита отказалась будить
его.

Закрыв дверь за несимпатичным посетителем, она развернула пакетик. Там
оказалась коробочка с ампулами для подкожного вспрыскивания. Лекарство,
которое выдают только по рецепту с печатью...

Рита поняла - и ахнула. Долго сидела в оцепенении у постели мужа. Не
плакала, а внутренне сжалась как-то.

Проснулся Анатолий Петрович. Она молча протянула ему коробочку. Он
нахмурился, засопел...

Был неприятный разговор.

- Да, да, я понимаю, - говорила она, стискивая руки, и руки были
холодные как лед. - Ты хотел увеличить работоспособность и постепенно
втянулся в это ужасное дело. Я не понимала раньше, почему у тебя...

- Уйди, - устало сказал он.

Она умоляла:

- Толя, не надо больше! Ты не будешь тайком вспрыскивать себе
наркотики, ведь и нарыв у тебя от этого, от грязной иглы... Ты больше не
будешь, правда? Ты отвыкнешь, и нам опять будет хорошо...

- Довольно! - крикнул Бенедиктов.

- Я требую, наконец! - сказала она решительно. - Слышишь? Я возьму тебя
в руки, если у тебя самого не хватает воли. А про этого толстомордого я
сообщу в милицию, так и знай!

Бенедиктов стал подниматься с постели. Рита кинулась к нему, он
оттолкнул ее. Молча оделся, молча пошел к двери - страшный, лохматый,
неприкаянный. Дверь хлопнула так, что посыпалась штукатурка.

Рита долго стояла, прижав ладони к щекам. Не плакала, нет. Но что-то в
ней надломилось.

Анатолий Петрович не вернулся. А через день пришел Вова с запиской за
его вещами. Рита подняла с рычага телефонную трубку.

- В милицию? - усмехнулся Вова. - Не советую, Маргарита Павловна. Я
"лекарство" не для себя - для него доставал, по его сильным просьбам.
Неприятность ему сделаете.

Он был прав. Рита молча сложила в чемодан вещи мужа. Вова забрал из
кабинета кое-какие приборы. Уходя, буркнул, что Анатолий Петрович живет
теперь у Опрятина.

Она попробовала увидеться с мужем, звонила в институт - безуспешно.
Бенедиктов не подходил к телефону.

Когда Бенедиктов сказал Опрятину, что ушел из дому, Николай
Илларионович поморщился: беспокойного человека послала ему судьба в
напарники.

- Что же с вами делать, - сказал он. - Живите пока у меня, места
хватит. Ради ее величества науки я готов мириться даже с вашим скверным
характером.

- Жить у вас? - Бенедиктов намеревался поселиться в гостинице, но
теперь он подумал, что в самом деле у Опрятина будет удобнее. В гостинице
не очень-то расположишься с приборами... - Хорошо, - ответил он хмуро. -
Пошлите Бугрова за моими вещами.

И Бенедиктов поселился во второй комнате холостяцкой квартиры Опрятина.
В комнате были ковры, кресла, в углах стояли две горки с фарфоровыми
статуэтками.

- Коллекционируете? - усмехнулся Бенедиктов.

- Моя слабость, - коротко ответил Опрятин. - Как ваш нарыв?

- Лучше.

- Очень рад.

Они сидели в креслах за низеньким столиком.

- Вы что же, насовсем ушли из дому? - спросил Опрятин, наливая в рюмки
коньяк.

Бенедиктов не ответил. Молча выпил, отвернулся.

- Анатолий Петрович, - мягко сказал Опрятин, - нам нужно форсировать
работу на острове.

- Меня подгонять не нужно.

- Знаю. И тем не менее - придется ускорить темпы. Мне стали известно,
что Привалов и его оруженосцы ведут работу в том же направлении, что и мы.
Они собрали какую-то установку и получили обнадеживающие результаты.

- Откуда вы знаете?

- Неважно. Допустим, от Бугрова. Могу добавить, что они связались через
Багбанлы с Академией наук. Консультируются с московскими учеными. Вас это
радует?