трети и показать свое истинное обличье он не позволял ни для кого на
корабле. Оно было предназначено для рыжеволосой женщины-Оборотня по имени
Кирачелл, и он надеялся, она узнает его по этой части внешности, когда они
встретятся на Мире Шара.
в стрельбе из лазера. Встроенный в экран проектор показывал изображения, по
которым они должны были стрелять.
Хорза, и даже не особенно прибыльная. Крайклин сделал так, что большинство
из нас выбыло раньше срока. Дерьмо! Единственная персона здесь, которую тебе
нужно было обманывать, это корабль.
попадание было невидимым, но экран зарегистрировал его и выдал в том месте
вспышку белого света. Человеческая фигура была поражена в ногу. Она
запнулась, но не упала: пол-очка.
к Крайклину.
не требовалось ничего, кроме известного только Хорзе цифрового кода и
принадлежавшего Крайклину маленького кольца. Хорза пообещал, что после
прибытия на Мир Шара, если не будет другой возможности покинуть планету, он
запрограммирует компьютер "ВЧВ" так, чтобы через определенное время
освободить его от всех ограничений на преданность. И если он сам не сможет
вернуться из туннелей Командной Системы, Отряд Вольных Наемников не
останется на берегу.
виду, нальешь ли ты нам когда-нибудь чистого вина?
Он отложил оружие и посмотрел ей в глаза.
он.
хотел Йелсон, хотел не только ее тепла в красной ночи корабля, но и ее
доверия, ее участия. Но она по-прежнему держалась отчужденно.
Йелсон. Он прекрасно понимал это и от такой мысли становилось горько, потому
что он казался себе продажным и жестоким. Самым плохим была его
неуверенность. Он никак не мог решить, что диктовала холодная логика этой
игры: чтобы женщина Культуры умерла или чтобы она оставалась в живых; и
сумеет ли он, если осознает ее смерть как необходимость, хладнокровно убить
ее. Он много раз думал над этим и ни к чему не приходил. Хоть бы ни одна из
этих двух женщин не почувствовала, что в его голове кружат такие мысли.
беспокоиться о своих личных делах, говорил он себе, но никак не мог
перестать думать об этой женщине-Оборотне. Чем ближе они подлетали к Миру
Шара, чем больше в нем поднималось воспоминаний о ней и тем реальнее они
становились. Он пытался не слишком в них погружаться, вызывал в памяти скуку
одинокого форпоста Оборотней на планете, то беспокойство, что мучило его
тогда даже в обществе Кирачелл. И все же он с сердечной болью первой
юношеской любви мечтал о ее робкой улыбке и слышал тихий голос во всей его
прелести. Иногда он боялся, что Йелсон чувствует это, и что-то внутри у него
ворочалось от стыда.
тень на тренировочном экране. Та рывком остановилась и будто растворилась в
тенистом полу у нижнего края экрана.
необходимость объяснить остальным, почему он делает то, что делает, почему
Оборотни поддерживают идиран и почему он верит в то, за что воюет. Он
называл это вводными совещаниями, и речь на них шла о Мире Шара и Командной
Системе, их истории, географии и так далее, но он всегда заканчивал тем (и
вполне намеренно), что говорил о войне в целом или о тех ее аспектах,
которые никак не были связаны с планетой, к которой они приближались.
каюте, пока он, вышагивая по столовой, говорил с членами Отряда Вольных
Наемников. Он не хотел, чтобы эти совещания превращались в дискуссии.
несколько безобидных на вид украшений и прочие мелочи они выбросили в
вакуум-трубу. Бальведа была проверена всеми приборами, которыми располагал
скромный медпункт "ВЧВ", и вышла оттуда чистой. Она казалась вполне
довольной своей жизнью хорошо содержащегося пленника, ограниченная, как и
все остальные, кораблем, и только на ночь да изредка ненадолго днем
запираемая в каюте. Хорза не подпускал ее к рубке, просто на всякий случай,
но Бальведа, казалось, особенно и не стремилась познакомиться с кораблем -
как делал и он сам, когда попал сюда. Она даже не пыталась внушить кому-либо
из наемников свои взгляды на войну и Культуру.
Бальведа выглядела дружелюбной и совершенно беззаботной, но иногда, когда он
смотрел на нее, ему казалось, что он замечает внутреннее напряжение и даже
проблескивающее отчаяние. С одной стороны, это успокаивало его, но с другой
- он снова чувствовал себя отвратительно жестоким, как при рассуждениях о
том, почему агент Культуры все еще жива. Иногда он просто боялся добраться
до Мира Шара, но чем дольше тянулось путешествие, тем больше его радовала
перспектива начать операцию и покончить с сомнениями.
каюту. Женщина вошла и села на тот же самый стульчик, на котором сидел и он,
когда его вскоре после вступления в отряд пригласил Крайклин.
тела была одновременно расслабленной и уверенной. С узкого, с тонкими
чертами лица на него смотрели глубокие темные глаза, а рыжие волосы - теперь
они были черными - блестели в свете каюты.
пальцы. На ней было длинное голубое одеяние - самая простая одежда, которую
удалось найти на корабле. Когда-то оно принадлежало Гоу.
утреннем халате.
замечательно удобным, в тесных помещениях "Вихря чистого воздуха" он все
равно мешал и утомлял, а потому Хорза отложил его на время путешествия.
почему-то вдруг показалось ему не правильным, потому что то же самое с ним
здесь когда-то сделал Крайклин.
заучить то, что собирался сказать: она в безопасности, он ей симпатизирует и
уверен, что на этот раз с ней ничего плохого не случится, разве что ее
куда-нибудь интернируют и, возможно, обменяют. Но слова никак не приходили
ему в голову.
постараюсь быть образцовым пленником, чтобы не давать вам повода выбросить
меня за борт. - Она улыбнулась, но ему опять показалось, что он заметил
какую-то нервозность. И все равно ему стало легче.
Вы в безопасности.
сказала. - Только, по-моему, очень жаль, что мы по разные стороны.
считаем, будто стороны, на которых мы стоим, те самые, которые в любом
случае будут праздновать самый последний конец.
Просто... просто жизнь. Эволюция, о которой вы говорили. Вы говорили, что
Культура в стоячей воде, в тупике. Если это и так... у нас еще есть, что
терять.
сказал он с чуть-чуть излишней сердечностью. Бальведа едва заметно
улыбнулась.
разглядывать свои руки. Хорза спросил себя, что ему сейчас сказать.
яркой в небе перед кораблем даже при нормальном обзоре, - в его каюту пришла
Йелсон.
несколько мгновений растерялся. Потом он посмотрел на дверной экран и
впустил ее. Она быстро вошла, заперла за собой дверь, молча обняла его и
крепко прижалась. Хорза пытался проснуться и сообразить, что случилось.
Кажется, для этого не было никаких причин, никакого постепенного
исчезновения барьера между ними, никаких признаков и намеков: ничего.