нравилось поддерживать в себе эдакое покровительственное отношение к
ребенку. Да, да, к ребенку, ибо передней Вадим почему-то надевал на себя
маску умудренного жизнью скептика.
будете взрослой...
заставляла рассказывать, как он полез снимать самовзрывающуюся птицу и что
он чувствовал в это время.
рассказе появлялись все новые и новые подробности, выгодно рисующие и без
того смелый поступок.
когда пришлось вылезать из люка, но потом это превращалось в веселую
браваду с полным пренебрежением к опасности.
наконец-то раскроет себя. Ведь Димка чистый, хороший, разве он может
смириться с ее позорной ограниченностью, ложью и эгоизмом. Она мещанка,
хоть и странно звучит в наши дни это, к сожалению, живучее слово.
догадывалась, что той вовсе не по нутру увлечение Димки. Но не знала Римма
истинной подоплеки этого молчаливого протеста, думая, что здесь играет
роль женское самолюбие. Всякой девушке хочется держать при себе - как
можно больше вздыхателей.
соперницу, Римма и здесь решила одержать победу. "Ничего, Анна Васильевна,
походите одна. Покусаете себе локотки. Я вашего мальчика еще заставлю
поползать передо мной на коленях".
влюбленными глазами, перед кем раскрывается его бесхитростное сердце.
Римма осторожна, она себя не выдаст.
приоткроет створки и сразу захлопнет. Так спокойнее жить".
девушке? Но за последние дни Нюра поняла, что Серафим Михайлович определил
точно. В разговоре с Димкой Римма напускала на себя загадочность и
раскрывала рот лишь затем, чтобы выдавить многозначительное словечко или
рассмеяться. Она избегала высказывать свои взгляды, никогда не давала
оценок ни людям, ни событиям. На вопрос о просмотренном фильме, понравился
ли он или нет, Римма могла лишь улыбнуться и вздохнуть, Понимай как знаешь.
другом, она дорожит его дружбой, и кто знает, как ослепленный Димка
воспринял бы ее предостережение?
сломанного крыла:
может сравниться с ярцевским аккумулятором? - И восторженный Димка начал
доказывать, что это изобретение попросту гениально. - Помните, Нюрочка,
солнечный вертолет? Теперь с ярцевским аккумулятором можно сделать
изумительную машину. Вот когда ваш НИИАП реорганизуется, будете заниматься
такими интересными работами! Я даже завидую вам, Нюрочка.
за стеклом стояли знакомые желтополосатые банки, вздохнула:
Медоваров предупредил меня об увольнении.
Захарович...
вынул, но потом потерял. Тимка тоже подтверждает.
Он думает, что вы меня выгораживаете.
потеряны паспорта. Показал же он лощинку, где нашел осколок.
еще одно такое чучело. - Вадим потрогал черное тряпичное крыло. - Вертолет
находился как раз под ним. Хозяева разведчика это заметили на экране
своего телевизора... Ну и взорвали птицу, чтобы замести следы.
Действительно, "подлая техника".
где были заперты аккумуляторы.
ковылял. Пластмассовые этикетки должны сохраниться. От сырости не
размокнут.
- Можете поискать их, Димочка, но только затем, чтобы доказать Медоварову
вашу правоту. А мне все равно. Ошибка есть ошибка.
ваша вина? Надо же выяснить.
страдали другие. Пусть с меня и спрашивают.
же впутывать сюда Римму? Пусть она пустая, вздорная девчонка, но ведь
молода еще и переделать ее можно. Даже Серафим Михайлович говорил об этом.
А куда она денется, если выгонят из института? И Димке это будет неприятно.
ее к беде.
* * * * * * * * * *
Вечером друзей пустили к Тимофею. Пришли Вадим, Нюра и даже Римма. Она
старалась завоевать расположение Багрецова, а потому решила повнимательнее
отнестись к его другу.
к кровати. Испытывая самое блаженное состояние от ласковых Стешиных слов,
Тимофей рассказывал, что сейчас делается в Девичьей Поляне, и поминутно
поворачивался - то к Нюре, то к Римме.
Стеши, и даже посматривать на них свысока. Но молодая жена резко
запротестовала: "Это еще что за новости! Важность на себя напустил.
Девчата к тебе с чистым сердцем, а ты от них бегаешь!" Бабкин удивленно
заморгал глазами. "А что в них интересного?" - "Много ты понимаешь, -
отрезала Стеша.
болезнь, она пряталась в сердце, в самых отдаленных его тайниках, что было
еще мучительнее, еще больней.
речи и сколько угодно мог говорить с Димкой о Девичьей Поляне, о Стеше,
чтобы тот подтвердил лишний раз, будто нет ее лучше на свете. Но вот стали
приходить Нюра и Римма, и Тимофей ощутил какое-то новое, непонятное ему
волнение. Он боялся за Димку, который может Риммой увлечься всерьез, и в
то же время ловил себя на том, что любуется этой красивой девушкой. В ней
было, как ему казалось, многое от Стеши: и веселая лукавость, и плавность
движений, и огонек в глазах. А Нюра? Вот она сидит рядом, что-то
рассказывает о ребятишках, которых нянчила, какие они забавные и как она
скучает по ним. И детский упрямый рот, и опущенные ресницы, и завитки на
шее - она подобрала волосы под косынку - все это Стешино. И у медсестры,
немолодой женщины с добрыми усталыми глазами, тоже что-то от Стеши.
зрелость, когда любовь, отданная избраннице, возвращается к тебе
отраженным светом от других женщин, в ком видишь ты ее черты. И это
согревало сердце Тимофея.
мужчин, и добрее, и отзывчивее, но в эту минуту вошла медсестра "с добрыми
глазами" и сурово приказала гостям освободить палату. Больному требуется
отдых.
побежала одеться потеплее.
искренность и полное отсутствие дипломатии. А у него это было нечто вроде
жизненного принципа. Он считал, что хитрить можно лишь в борьбе с врагом,
да и то это называется не хитростью, а стратегией. Он учился играть в
шахматы, но безуспешно, ведь там нужно придумывать разные комбинации, а у