обстановкой. Он сказал, что он сам был поражен.
галлюцинацию, которая у меня была, и которая, как я думал,
была продуктом игры между очень густым туманом и случившимся
в то время электрическим штормом. Я описал им этот эпизод и
добавил, что дон Хуан никогда в действительности прямо не
учил меня ничему о тумане или дыме. Его процедура состояла в
том, что он устраивал костры или брал меня в полосы тумана.
обратно к кухонной плите. Лидия покачала головой и
прищелкнула языком.
тебя всему. Как, по твоему мнению, ты в и д е л то, что
только что рассказал нам?
пропасть. Я сказал, что если бы я учил их чему-то, что я
знаю, например, вождению машины, то я шел бы шаг за шагом,
удостоверяясь, что они поняли каждую деталь процедуры.
относительно тоналя, - сказала она. - когда маг имеет дело с
Нагвалем, он обязан дать инструкцию, которая должна показать
воину тайну. И это все, что ему нужно сделать. Воин, который
получает тайны, должен утвердить знание, как силу, делая то,
что ему показано.
взятым. Но ты ленив, подобно Паблито, и предпочитаешь
находиться в замешательстве. Тональ и Нагваль суть два
различных мира. В одном ты разговариваешь, а в другом ты
действуешь.
абсолютно ясными мне. Я знал, о чем она говорит. Она пошла
обратно к плите, размешала что-то в горшке и снова
вернулась.
обшаривать мое тело глазами. Все они коснулись моей пупочной
области.
сейчас, должно быть, ненормальный.
все еще пустой по той же причине, по какой все они еще имеют
свою форму. Все мы в тайне не желаем мира нагваля. Мы боимся
и имеем задние мысли. Короче говоря, никто из нас не лучше
Паблито.
полном замешательстве.
подлинного участия. - ты так же напуган, как и мы. Я делаю
вид, что я резкая, Жозефина притворяется ненормальной. Роза
притворяется сварливой, а ты притворяешься тупым.
приезда, сделали жест дружеского расположения ко мне. Они
обняли меня и прислонили свои головы к моей.
нее. Я был обращен лицом ко всем четырем девушкам.
сегодня вечером, - сказала ла Горда. - Нагваль сказал мне,
что если мы останемся в живых после последнего контакта с
олли, мы не будем теми же самыми. Олли что-то сделали с нами
этой ночью. Они дали нам сильную встряску.
- Этой ночью все мы, включая олли, энергично взялись за то,
чтобы помочь тебе. Нагвалю понравилось бы это. Этой ночью ты
все время в и д е л .
засмеялись.
настаивал я. - ты знаешь, что я тупой. Между нами не должно
быть неправильного понимания.
виду. Этой ночью ты в и д е л сестричек.
действий, выполненных доном Хуаном и доном Хенаро. Я видел
их так же ясно, как видел сестричек, и все же дон Хуан и дон
Хенаро всегда приходили к выводу, что я не в и д е л .
Таким образом, я не в состоянии был определить, чем могли
отличаться действия сестричек.
держались на линиях мира? - спросила она.
между мирами?
меня. В конце моего отчета ла Горда, казалось, готова была
расплакаться.
были ясными и утешительными. Я знал, что она не питает ко
мне зла.
- но ты все еще остаешься нагвалем для нас. Я не буду питать
к тебе недобрых чувств. Ты можешь в любом случае быть уверен
в этом. Я знал, что она говорила искренне. Она говорила со
мной на уровне, который я наблюдал только у дона Хуана. Она
неоднократно объяснила свое умонастроение, как следствие
потери ее человеческой формы, она действительно была
бесформенным человеческим воином. Волна глубокого
расположения к ней нахлынула на меня. Я едва не заплакал.
Как раз в этот момент я ощутил, что она была чудесным
воином, со мной случилась чрезвычайно интригующая вещь.
Точнее всего ее можно описать, сказав, что я ощутил, что мои
уши внезапно лопнули. Кроме того, я ощутил лопание в
середине своего тела, как раз под моим пупком, причем, более
резко, чем в ушах. Сразу после лопания все стало более
отчетливым: звуки, виды, запахи. Затем я ощутил интенсивный
шум, который, как ни странно, не мешал мне слушать: шум был
сильным, но не заглушал никаких других звуков. Было так,
словно я слышал шум какой-то частью меня, иной, чем мои уши.
Через мое тело прокатилась горячая волна. И тогда я вспомнил
нечто такое, что я никогда не видел. Было так, будто мной
овладела чужая память.
горизонтальных красных веревках, когда она ходила по стене.
Она фактически не ходила. Она фактически скользила на
толстом пучке линий, которые она держала своими ногами. Я
вспомнил, что видел, как она часто и тяжело дышала открытым
ртом после усилий, затраченных на подтягивание красноватых
веревок. Причина, по которой я не смог удержать свое
равновесие в конце ее демонстрации, состояла в том, что я
в и д е л ее, как свет, который носился вокруг комнаты так
быстро, что у меня закружилась голова, он тянул меня в
области около пупка.
действительности висела, держась своей левой рукой за
длинные вертикальные красноватые волокна, которые выглядели,
как лозы, ниспадающие с темной крыши. Правой рукой она так
же держалась за какие-то вертикальные волокна, которые,
по-видимому, придавали ей устойчивость. Она также держалась
за те же волокна пальцами ног. В конце своей демонстрации
она была похожа на фосфоресценцию на крыше. Линии ее тела
перестали выделяться.
казалось, выходили из пола. Своим поднятым предплечьем она
сдвигала линии вместе, чтобы они расположились на такой
ширине, чтобы скрыть ее туловище. Ее раздутые одежды играли
роль большой подпорки, они каким-то образом сжали ее
светимость. Одежды были громоздки только для глаза, который
смотрел. В конце своей демонстрации Жозефина, подобно Лидии
и Розе, была просто пятном света. Я мог в уме переключаться
с одного воспоминания на другое.
сестрички посмотрели на меня с недоумением. Ла Горда была
единственная, которая, по-видимому, поняла, что случилось со
мной. Она с неподдельным удовольствием засмеялась и сказала,