здесь, то, когда стемнеет, омары вылезут и пообедают тобо...
кошачий рык - так нож обрубает тонкую бечевку. Ворчание зверя донеслось с
приличного расстояния - но меньшего, чем в прошлый раз.
засунутому за пояс штанов Эдди, потом так же быстро вернулся к лицу
молодого человека. Эдди почувствовал, что у него горят щеки.
Он не хочет, чтобы оружие попало ко мне в руки. По какой-то причине он не
хочет, чтобы оно оказалось у меня.
не выстрелишь.
должно быть, устала у тебя спина - Эндрю называет это "санитарской
ломотой" - но, если ты завезешь меня чуть повыше, омары мне будут не
страшны. А там, откуда рукой подать до этих страшилищ, вряд ли появится
что-нибудь еще.
начнется отлив, тогда как?"
эхом вторит стрелку, и Эдди снова залился румянцем. Его лоб и щеки пылали,
как бока кирпичной печки.
головой, будто Эдди говорил вслух.
и очень мало времени. Препираться некогда. Отвези меня чуть повыше, оставь
еды и камней, потом забирай кресло и отправляйся.
рукояткой вперед протянул ей. Но Одетта покачала головой.
еще сильнее - за то, что взяла.
возьмешь револьвер, рассержусь я.
обращаться. Если из темноты на меня что-нибудь выскочит, я первым делом
напущу в штаны. После чего наставлю револьвер не в ту сторону и всажу пулю
в себя. - Она умолкла, мрачно глядя на Эдди. - Есть и еще кое-что.
Возможно, для тебя это тоже не секрет. Я не хочу прикасаться ни к чему,
принадлежащему этому человеку. Ни к чему. Я думаю, что на меня его вещи
способны "навести порчу", как это всегда называла моя мама. Мне нравится
думать о себе, как о современной женщине... но я не испытываю никакого
желания остаться у подножия погруженных во тьму земель без тебя, зато с
привязавшимся ко мне злосчастьем
по-прежнему был вопрос.
захохотал и подчинился.
негромко, приятным голосом пропела: "Тени божественной ночи спускаются...
сумерек время пришло..." - Ее голос замер, и оба посмотрели на запад, но,
хотя тени уже удлинились, звезда, на которую они загадывали желание
прошлой ночью, еще не появлялась.
Хотелось медлить и медлить. Он подумал, что стоит действительно тронуться
в обратный путь, и это пройдет, но пока стремление ухватиться за любой
предлог и остаться казалось очень сильным.
Одетта, поймав его за запястье, пристально и напряженно всмотрелась в его
лицо.
она. - Не знаю, важно ли это для тебя. Я даже не знаю, важно ли это для
меня. Но я подумала, что ты должен знать.
Одетта.
взаимностью, хотя обоим нам слишком рано...
заворчала дикая кошка. Судя по звуку, она по-прежнему находилась в четырех
или пяти милях от них - и все же почти вдвое ближе, чем в прошлый раз. К
тому же голос как будто бы принадлежал крупному зверю.
шее сзади силятся встать дыбом. Им это удалось не вполне. "Пардон,
волосики, - тупо подумал он. - Наверное, причесон у меня несколько
длинней, чем надо".
откуда оно неслось, погибало страшной смертью какое-то живое существо
(возможно, на самом деле это означало всего-навсего удачную случку). На
мгновение этот почти непереносимый вой завис в воздухе, а затем пошел на
убыль, соскальзывая во все более низкие регистры, и в конце концов не то
смолк, не то утонул в непрекращающемся плаче ветра. Они подождали, но крик
не повторился. Для Эдди, однако, это было неважно. Вытащив револьвер из-за
пояса, он протянул его Одетте.
ты ни хрена не добьешься - с этой дрянью всегда так - но все равно, бери.
улыбнулась, но улыбка вышла несколько усталой.
поспеши.
сказал "береги себя"... но серьезно, братва, как она могла "беречь себя"
при таком раскладе?
еще не выползали, но их еженощное появление было не за горами), Эдди опять
посмотрел на слово, написанное на двери, и каждую клеточку его тела
пронизал знобящий холод. Слово было подходящее. Боже правый, такое
подходящее! Он опять посмотрел туда, откуда спускался. Мгновение он не мог
разглядеть Одетту, потом заметил какое-то движение. Более светлое пятнышко
коричневой ладони. Одетта махала ему.
передние, более хрупкие и маленькие колеса оторвались от земли, и побежал.
Он бежал на юг той же дорогой, которой они пришли. Примерно первые полчаса
рядом быстро скользила его тень - пригвожденная к подметкам кроссовок
невероятная тень тощего великана, вытянувшаяся на ярды и ярды к востоку.
Потом солнце село, тень исчезла, а в волнах закувыркались уродливые
клешнястые твари.
бормотания, он поднял голову и увидел вечернюю звезду, равнодушно горевшую
на густо-синем бархате небес.
и сохрани. Ноги уже ныли, затрудненное дыхание было слишком жарким, в
груди горело, в перспективе ждал третий переход, теперь уже со стрелком в
качестве пассажира, но хотя Эдди догадывался, что Роланд на добрых сто
фунтов тяжелее Одетты и надо бы поберечь силы, он все равно продолжал
бежать. Спаси и сохрани, вот мое желание, спаси и сохрани мою любимую.
взвизгнула дикая кошка... только эта кошка, судя по голосу, была большой
аки лев, рыкающий в африканских джунглях.
ветер принялся омерзительно-тонко подвывать в свободно вращающихся спицах
приподнятых передних колес.
Роланд напрягся, но, расслышав тяжелое дыхание, расслабился. Эдди. Он мог
сказать это даже с закрытыми глазами.
Роланд открыл глаза. Перед ним, пыхтя и отдуваясь, стоял Эдди. По щекам
юноши струился пот. Рубашка прилипла к груди одним темным пятном.
Последние остатки образа "мальчика из колледжа", на котором настаивал Джек
Андолини, исчезли. Волосы свисали на лоб. Штаны разъехались в шагу.
Картину дополняли синевато-лиловые круги под глазами. Эдди Дийн был
воплощением неряшества.
потом опять посмотрел на стрелка, словно никак не мог поверить. - Господи
Иисусе, я в самом деле здесь.
сокращенного, курса кефлекса, быть может, чуть хуже. Казалось, жар горячки
Прозоров Александр
Орловский Гай Юлий
Акунин Борис
Якубенко Николай
Белов Вольф
Смит Кордвейнер