стиснувшей горло тошнотой.
конец...
Уже совсем скоро. Но и тебя они убьют. Обязательно, я точно знаю. А у меня
семья в Греции. Гаврилов их бросит... Максим, ты слушаешь меня?!
убийственная информация. Она стоит... Это сумасшедшие деньги! Их заплатит
любой. Те, кто работал с Кротом, пойдут на все... Спекулируй, пугай, торгуйся,
но вытащи жену и дочку. Обещай мне.
умру...- Журавлев тяжело вздохнул, вздрогнув всем телом.- Если я умру или
потеряю сознание, и Гаврилов отправит меня в больницу... Максим, поклянись, что
ты уйдешь в тот же день!
семью на следующий же день, как меня не станет!
Журавлевым.
едва не уткнулся фарами в ворота дачи.
Максимов закатил глаза и как мог спокойно сказал:
разглядывал позвонившего.
Максимов подпрыгнул и изо всех сил врезал ногой по двери, раздался вскрик,
затем - хруст веток. В открывшемся проеме Стаса не было. Из зарослей бузины
донесся стон и невнятное бормотание, потом показалась голова Стаса. Максимов
молча сгреб его за шиворот, рывком поставил на ноги, дважды врезал кулаком в
живот, дождался, пока тот согнется пополам,- вскинул ногу вверх, отправив
охнувшего Стаса назад в кусты.
подбежал к машине. Подогнал "жигуленок" прямо к крыльцу, на которое уже
высыпали Костик и Инга.
ты, пудель недоделанный!!
Журавлева с двух сторон поддерживали Максимов и Инга.
поставил диагноз:
подбородок, заглянул в глаза. Убрал руку, и голова Журавлева безвольно
склонилась набок.
справиться с узлом.
понимаю, давление зашкаливает.
отдернул руку. Пальцы были перемазаны кровью.- Да шевелись же, сейчас, не дай
бог, загнется!
вошел Костик.
Журавлева.- Там еще Стас почему-то лежит.
плечи. Достал из-за пояса "Зауэр", выщелкнул на ладонь обойму. - Костя,
спускаешься в подвал, включаешь нагреватель. К моему приходу в сауне должна
быть жара, а в душе- горячая вода. Вопросы? - Он даже не повернул головы. -
Вперед!
за Костей захлопнулась дверь.- Что дано, то дано... Крепко досталось?
Гаврилов и названивает. Я подумал, что вы с Журавлевым бросились в бега.
пакетом с одноразовыми шприцами в другой.
наверх, - сказала она.
муть, заливавшая голову, отступила. Распахнул куртку, позволив холодным
щупальцам ветра забраться под рубашку. Постоял неподвижно, с наслаждением
ощущая, как вымерзает боль, рвавшая тело.
нынешним дворцам, строилась в те времена, когда сам факт владения загородной
развалюхой навевал нездоровые мысли парткомам и прокурорам. По внешним
признакам принадлежала она состарившемуся чиновнику средней руки, очевидно,
вдовцу, напрочь разругавшемуся с детьми. Сам на даче не появлялся, может быть,
уже здоровье не позволяло. За домом присматривал кряжистый мужик, вечно
копавшийся на узеньких грядках.
мужик, на вид лет шестьдесят, но еще крепкий, в бессменном морском бушлате -
сотрудником Гаврилова. Или еще чьим-нибудь. Из маленького окошка под самой
крышей его дома полностью просматривался двор их дачи, сокрытый от всех высоким
забором, остальные дома были гораздо ниже, дa и прослушивающую аппаратуру было
удобней разместить именно здесь. Сколько ни разгуливал Максимов по своей даче с
приемником, настроенным да УКВ-диапазон, ни разу не возникло помех. Значит, для
контроля разговоров новомодные "жучки" не использовались. Работали добрым
дедовским способом: понатыкав микрофоны и отведя проводку куда-нибудь
поблизости.
распахнул дверь на веранду.
электроплитке заходился паром чайник, на аккуратно постеленной газетке в
строгом порядке были разложены белые полоски сала, половинки соленых огурцов,
кружочки копченой колбасы. В центре стола огромная сковородка, до краев
наполненная жареной картошкой, еще шипевшей маслом.
вогнать в нее нож. Нож был хорош, настоящий финский, с лебединым изгибом
клинка, точеными бороздками и мощной рукояткой с ребристой бронзовой нашлепкой
на конце. Рука, держащая нож, едва заметно дрогнула и замерла на полпути к
банке. Мужик в тельняшке прищурил широко расставленные глаза, ниточка жестких
усов поползла вверх, приоткрыв ряд отсвечивающих металлом зубов. Максимов сам
прекрасно метал ножи и сразу же оценил качество финки и то, как ловко, почти
неуловимым разворотом кисти хозяин перевел нож в положение для броска.
косяку.
глаза. Максимов представлял, что они видят: куртка перемазана грязью всех
цветов, пальцы в бордовых кровяных разводах, лицо белое от боли, в красных
полосах ссадин, да еще из-за пояса недвусмысленно торчит рукоять "Зауэра". Но
для этого человека он не был чужим - не может быть чужим тот, за кем наблюдаешь
больше месяца. Весь вопрос, с каким заданием наблюдаешь.
гарнизонам и близлежащим забегаловкам. Он был из "рейдовиков", это, как
несмываемая печать, въедается в тело на всю жизнь. Наверняка, ему не раз
доводилось видеть вот таких - словно вырвавшихся с того света, с лихорадочно
блестящими глазами, еще не остывших от рейда и требующих срочной связи. Тянуть
с выполнением их просьбы приказа было не принято, один черт знает, что может
сгоряча начудить человек, побывший в аду. Сейчас Максимов ловил его на этом,
как на условном рефлексе, плюс был убежден, что мужик абсолютно не в курсе его
полномочий. Момент был острый - пан или пропал, но порой сведения можно добыть
только такой кавалерийской атакой.
стальных зубов был не такой звериный, с очень большой натяжкой его можно было
назвать даже дружеской улыбкой.
что-то отщелкнул от широкого ремня и выложил на стол радиотелефон.