read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



раскладушке. Последний раз даже в здание не пустили, а дело было
ответственное, вымотался до осточертения: план горел, поставка
задерживалась, и директор сказал, что если не "толкнуть", предприятие
останется без "тринадцатой"...
- Если бы вас заставляли бросить жену?
Хоровод мыслей у собеседника: а почему, собственно, ее надо бросать, кто
может заставить? И поток сведений: когда и как познакомились, как
замечательно живут, кому бы пришла идея их рассорить, по какой причине...
Живая жизнь! Попробуйте заполучить ее в журналистский блокнот, задавая
статичные вопросы типа: "Ваше отношение к работе? Чем занимаются ваши
родственники? Как у вас обстоит с честолюбием? Как относится жена к вашей
профессии?..." В результате - страдает блокнот.
Я часто прошу собеседника представить какую-либо ситуацию. Вместо
"лобового": "Скажите, какой у вас вкус?" (и сам не стал бы отвечать на
подобный вопрос, будь он мне задан!), спрашиваю: "Что бы вы подарили
такому-то в день его рождения? А такому-то?" Вместо: "Ваше отношение к
вещам?" - интересуюсь: "Скажите, если, не дай Бог, случится у вас дома пожар
и можно будет вынести только три вещи, что будете спасать?" Собеседнику, как
правило, даже интересно задуматься над тем, о чем он прежде никогда не
думал. Он сам себя познает!
В ту пору, когда я работал над повестью "Остановите Малахова!", я
предложил своему герою совершить три чуда. Вероятно, нет нужды цитировать
нашу беседу, скажу лишь, что, оказавшись в положении мага-волшебника, мой
Андрей Малахов ухитрился вложить в свои три чуда и яростный эгоизм, и
трезвый расчет, и горький жизненный опыт, и даже оп-латил векселя,
предъявленные ему в свое время родителями. К моменту нашей встречи он уже
два года из семнадцати прожитых сидел в колонии. Я думал, новая жизнь успела
"разбавить" его старые представления, чуть изменить прежние взгляды, - но
нет, заложенное в семье оказалось крепким и устойчивым.
Но более всего меня поразил вывод, с предельной отчетливостью вытекающий
из одного чуда Андрея: Малаховы воспитали чужого для себя ребенка, не
пожелавшего родителям не только вечной, но даже долгой жизни. А казалось бы:
маг-волшебник, три чуда - игра!
В о с ь м о е. "Девять авторов открытия, девять непохожих друг на друга
людей; я говорил с каждым из них и каждого просил дать характеристику восьми
остальным. Получилось, как в шахматном соревновании по круговой системе:
каждый "сыграл" со всеми по одной партии. Я чувствовал, что все они
испытывали при этом какую-то неловкость, но убедился в предельной
справедливости их оценок и даже беспощадности. Если кто-то и отмечал в
ком-то недостаток, то по сумме восьми характеристик этот недостаток либо
смягчался, либо даже переходил в достоинство. "Упрям как осел", - сказал
категорически один. "Упрям и упорен", - сказал другой. "Усидчив", - сказал
третий. "Настойчив", - сказал четвертый. "Напорист", - пятый. "Потянет любую
работу", - шестой. "С железным характером", - сказал седьмой. И последний
закончил: "Ему можно доверить все!" Гамма красок, спектр оттенков... [2]
Это кусочек из документальной повести "Взятие сто четвертого",
посвященной физикам Дубны. Метод, условно называемый мною "шахматным
турниром", хорош, когда собираешь материал о микроколлективах: заводской
бригаде, экипаже самолета, соавторах открытия, театральной труппе, учебном
классе и т. д. Короткие характеристики, взаимно розданные членами
коллектива, во-первых, дают журналисту те самые предварительные сведения о
людях, с которыми впоследствии он будет вести разговоры, и, во-вторых, сами
по себе довольно часто используются в очерке при описании отношений внутри
коллектива.
Но к краткой характеристике, так сказать "назывной", я прибегаю только в
"шахматных турнирах". Во всех прочих случаях добиваюсь расшифровки. Положим,
мой Лебедев, характеризуя другого студента, сказал: "Он очень независимый,
для него не существует авторитетов". - "Докажите!" - немедленно предложил я.
"А как это доказать?" - "Очень просто: начните со слова "однажды". Ведь если
я напишу в очерке "независимый", читатель мне не поверит!" Лебедев, помню,
задумался. "Ну хорошо, - сказал. - Однажды он опоздал на лекцию и вошел в
зал, когда триста человек уже писали, а лектор вещал. И тогда он, громко
топая подкованными ботинками, прошествовал на свое место. Годится?"
Слово "однажды" воспринимается мною как ключ к кладовой, где лежат
необходимые "живые" детали, лучшие доказательства, любые характеристики.
Д е в я т о е. Не могу исключить из техники разговора и
вопрос-"провокацию" типа "украденной" работниками чешского телевидения
вагонетки с людьми. Например, беру лист бумаги, незаметно от собеседника
пишу несколько слов, затем переворачиваю написанное текстом вниз и говорю не
моргнув глазом:
- Скажите, это правда, что вы скряга?
Нет предела возмущению собеседника: "Я - скряга?! Да кто вам сказал такую
глупость! Зайдите ко мне домой, посмотрите, как я живу: у меня один костюм,
а у детей по три! Транзистор? Валяйте! Жене и дочери по свитеру? Мне не
жалко! В театр? Только в партер! Зарплата? В серванте, который не
запирается. В заначке, вы не поверите, оставляю пятерку! На работе
скидываемся - никогда не считаю! Это, наверное, Сарычев вам сказал, так я с
ним из принци-пиальных соображений в компанию не вхож: он форменный
алкоголик! Но чтобы я хоть раз кому на по-дарок или в долг не дал. Вот
Сарычеву - не дам, потому что он, кроме прочего, еще к директору бегает, мы
при нем слово боимся сказать..."
Когда собеседник выложился, я прошу его перевернуть лист бумаги и
прочитать, что там написано: "Уважаемый Имярек, не обижайтесь, никто мне о
вас плохо не говорил, это всего лишь журналистский прием". - "Ну, даете! -
может сказать собеседник. - Выходит, у каждой профессии свои хитрости?"
И вообще, спор как метод беседы весьма плодотворен. Это отметил еще А.
Аграновский в своих "Записных книжках": "Вся русская литература начиналась с
"не" - отрицания, диалога, спора..." Я тоже никогда не тороплюсь согласиться
с собеседником, даже если всей душой на его стороне. Он злится, негодует,
поражается моему непониманию, растолковывает, приводит все новые и новые
доказательства, нервничает, бросает на стол карандаши - ничего, и ему, и мне
надо потерпеть. Во имя общего дела. В итоге все инциденты оказываются
исчерпанными к обоюдному удовольствию.
Д е с я т о е. Верить или не верить собеседнику? Как определить, говорит
он правду или, скажем, слегка привирает? Здесь, очевидно, многое зависит от
нашей интуиции, от суммы сведений, которыми мы располагаем о собеседнике, от
его внешнего вида и манеры говорить, от степени его независимости - набор
данных, влияющих на уровень нашего доверия, вряд ли исчерпаем.
Но, мне кажется, единственный способ гарантировать себя от всяческих
недоразумений - это исходить только из того, что подтверждается объективно.
Как говорил один мудрый, опытный адвокат, "выслушай все стороны, взвесь
обстоятельства, а потом еще раз их взвесь и приди к выводу, что нужно вновь
выслушать все стороны". Этот принцип, сформулированный для участников
судебного процесса, на мой взгляд, полезно было бы взять на вооружение и
журналистам.
О д и н н а д ц а т о е. Чем пользоваться газетчику: блокнотом,
диктофоном или памятью? Дело сугубо индивидуальное. Я, например, пользуюсь
блокнотом. Не доверяю своей памяти. Пишу сразу, параллельно рассказу
собеседника, не стесняясь, иногда даже не поднимая на него глаз, если
некогда, - а что делать? Способ, конечно, несовершенный, сковывающий
партнера. Но потом к нему привыкают. Я заметил: даже входят в ритм. Пишешь -
собеседник говорит, прервал писанину - и тут же он умолкает. Чтобы не сбить
его с ритма, в тех случаях, когда кон-кретный кусок рассказа мне не нужен, а
переделывать вроде неудобно, я все же не перестаю писать в блокноте, но
заполняю его описанием внешнего вида рассказчика, манеры говорить, атрибутов
кабинета и прочего, что, кстати сказать, мы часто забываем фиксировать, а
потом, если удается, с великими трудностями восстанавливаем по памяти.
Лично я за блокнот, потому что в него есть возможность писать самое
важное и самое главное. Можно сразу, по ходу записи, сортировать материал,
производить его первичную обработку. Память тоже это делает, но,
согласитесь, с большими потерями. А диктофон в этом смысле туп. Но я против
диктофона еще и потому, что он куда больше пугает, сковывает, настораживает
собеседника, чем блокнот. От наших записей, думает собеседник, он всегда
может "отпереться", а вот попробуй от пленки! Кроме того, журналист,
пользующийся диктофоном, напоминает художника, рисующего натуру с цветных
фотографий, которые он сам предварительно делает. Ведь пленка все равно
нуждается в прослушивании и переписке, с нее очерки не сочиняются. Впрочем,
кулик всегда хвалит свое болото, а как его хвалить, не ругая со-седние?
Диктофон - современное вооружение со-временного журналиста, против
научно-технического прогресса не попрешь, каковы бы ни были твои симпатии.
По всей вероятности, я напоминаю сейчас врача, который доверяет своему уху
больше, чем самому усовершенствованному стетофонендоскопу, - при этом он
должен понимать, что его ухом может пользоваться только он сам. (Кто-то из
социологов, наверное в шутку, провел исследование и установил, что мужчины,
курящие "беломор" и никогда его не меняющие, предположим, на сигареты,
бреются безопасными бритвами: сказывается консерватизм характера, не
признающего ничего "нового". Добавлю от себя, что, если эти мужчины еще и
журналисты, они непременно пользуются блокнотами, а не диктофоном. Таким
образом, мои рассуждения о технике пользования блокнотом предназначены,
будем считать, только для "курящих".)
Допускаю ситуацию, когда записывать невозможно: в пути, на ходу, на
морозе. Делаю тогда в блокноте символические пометки типа закорючек, которые
помогают впоследствии вспомнить и записать необхо-димое, но это
"впоследствии" должно быть скоро, при первой же остановке. Наконец, и
собеседник далеко не всегда разрешает пользоваться авторучкой: как только
вытащишь, мгновенно замолкает и ревниво следит за блокнотом. В таких случаях
(это быва-ет, как правило, во время бесед с негативными героями) я прибегаю
к "уводу в сторону" и к "ложным записям" - методу, которому меня научил мой
мудрый старший брат. Я так называл Анатолия, а он, если его спрашивали, как
он "ставит" меня среди журналистов, говорил серьезно: "Валерий, безусловно,



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 [ 62 ] 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.