судьями. Было ясно: - Лопатин верит, Кропоткин поколеблен. Даже, кажется,
поколеблена Фигнер. Факты шли нарастая, давя сознание. Бурцев рассказывал,
как ездил в Варшаву к инженеру Душевскому узнавать, был ли у него пять лет
назад Азеф, как ездил в Швейцарию к Рубакину. Сотни точнейших фактов передал
Бурцев. Но вот, сделав паузу, и отпив воды, он проговорил:
устанавливающие предательство, изложил свой гнев и ту атмосферу в ЦК, в
которой при легкомысленном попустительстве действовал Азеф, но у меня есть и
еще факт, после которого даже В. М. Чернову и Б. В. Савинкову придется,
кажется, поверить. Но я могу его сообщить суду только под условием, если
представители эс-эров дадут честное слово, что не воспользуются сообщаемым
иначе, как с согласия суда. Суд же пусть делает из сообщения, что найдет
нужным.
молчания: - Угодно представителям обвинения согласиться с предложением
Владимира Львовича Бурцева? - он щурил глаза, ибо за двадцать лет одиночной
камеры стал близорук.
употребления без согласия суда.
моего последнего заявления партии, я узнал, что заграницей находится бывший
директор департамента полиции Лопухин, которого, я знаю, как противника
революционеров, но честного человека, и который, как известно, именно
поэтому, впал в немилость у правительства. Я был внутренне убежден, что если
освещу Лопухину двойную работу Азефа, то он сам поразится услышанным, ибо
знает Азефа только, как агента полиции, а не как революционера и,
поразившись, как честный человек выдаст мне этого изувера, этого дьявола
рода человеческого. Я ловил Лопухина. Узнал, что 25 числа он будет в Кельне
на пути в Берлин, откуда поедет в Россию. Я поехал в Кельн ждать его.
ним. Сел умышленно в другое купе, не желая встречаться, пока не тронется
поезд. Я тщательно следил и знал, что я "без хвостов". Когда поезд тронулся,
я как бы случайно вошел в купе Лопухина. Он был один и читал "Франкфуртер
Цейтунг".
старался брать быка за рога, но сказав, что провалы последних дел партии с.
р. объясняются тем, что во главе Б. О. стоит провокатор, почувствовал, что
почва создана и обратился к нему так: - Алексей Александрович, позвольте
рассказать вам все, что я знаю об этом провокаторе и о его деятельности, как
среди революционеров, так и охранников.
бывшему директору департамента полиции о карьере революционера Азефа, знаю,
сорвись мое дело и господа Чернов и Савинков не поцеремонятся со мной. Но
моя вера поставила на карту мою жизнь. Я рассказал детально, как Азеф убивал
Плеве, как убивал Сергея, как ставил акт на Дубасова, как подготовлял
убийство царя И в то же время посылал на виселицу революционеров, отдавая их
Герасимову. Лицо Лопухина было передо мной, чем дальше я рассказывал, тем
явственней видел, что Лопухин изумлен, подавлен, не хочет верить, что он
знает этого охранника.
скрыть волнения и не верить сообщаемым мной фактам, о которых знал с другой
стороны баррикады. Лопухин был потрясен, по моему, именно тем, что если не
непосредственно, то все же и он принимал участие в работе Азефа. И тут,
после шестичасового разговора, я сказал: - Будучи директором департамента,
вы не могли не знать этого провокатора, он известен, как "Раскин", я
окончательно разоблачил его, разрешите мне сказать, кто скрывается под этим
псевдонимом. Я готов был назвать Азефа, как вдруг взволнованный Лопухин
сказал: - Никакого Раскина я не знаю, я знаю инженера Евно Азефа...
Бурцеву и положил ему руки на плечи:
тут же обернулся, безнадежно махнув рукой. - Да что тут, дело ясное! - в
глазах старого революционера стояли слезы.
замешательство.
невозможно, вы верите Лопухину?
болела передняя часть головы, он бормотал: - невозможно.
набрасывает тень на Азефа! - кричал Чернов, наседая на Кропоткина.
снимая с себя руку Чернова. Лопатин громко сказал:
суде, об Азефе и о герое романа. "Если клевета и заблуждения Бурцева
окажутся правдой? Неужели Азеф равен герою, плюнувшему в лицо человечества?
Ложь". Но страшные, смутные ощущения наполняли душу. "Невероятно. Ложь.
Бурцев заплатит дорого за это. Его уже едет убить Карпович".
сжавшись, скрипели баржи. Савинков ощутил запах яблоков. Нагнувшись, увидел
баржи груженые яблоками. Постояв, он тихо пошел через мост - к Бурцеву.
манто, остаток петербургской конспирации террора.
не шедшим к ее некрасивой фигуре.
фотографических карточек говорил Бурцев. - Вы меня уж простите, вас считаю
ведь единственным честным противником. Садитесь пожалуйста, - улыбался
выставленными зубами седенький, узенький Бурцев.
себя на суде нечестно?
кто-нибудь из ЦК знал об одновременной работе Азефа в департаменте. На суде
я достаточно обрисовал атмосферу коррупции в ЦК, чтоб понять почему
проходили мимо подозрений. Но посудите сами: всякому непредубежденному
человеку после моего доклада ясно, Азеф предатель. И вот тут-то, простите за
откровенность, ЦК делает фортель. Спасай мол самих себя! Спасай партию!
Пусть, мол, даже Азеф и предатель, но оглашать - ни-ни. Произойдет восстание
периферии против центра, потеря лавров, постов, чинов, орденов, - улыбнулся
Бурцев. - Да что там говорить, партия конечно сильно закачается, может даже
и не оправится. Вы понимаете, что произойдет когда везде будет напечатано:
глава партии Азеф - агент полиции. Ведь это же факт мирового масштаба, Борис
Викторович! Небывалый случай в истории! Во всех странах заговорят.
правды. Партии выгодней другое, - Бурцев засмеялся, выставляя передние зубы,
- покарать Бурцева за роскошь правды.
приходила Бэла.
Викторович, выход из дела ясен: - Азеф предал многих товарищей, но их уже
повесили, стало быть - не вернуть. "Что прошло - невозвратимо". А
разоблаченный Азеф покрывает партию позором. Так лучше покрыть сосновой
доской Бурцева, чем позором партию. Концы в воду. А Азефа отвести под ручку:
- поставь, мол, акт мирового масштаба с рекламой на весь мир - убей, мол,
царя - реабилитируй себя и отойди в сторонку, поезжай, скажем в Южную
Америку плантации разводить. Дегаев был много мельче и то во искупление
грехов убил полковника Судейкина и получил индульгенцию. Ну а Азеф, знаете,
многое может, хитрейшая бестия, голова не дегаевской чета. Царя-батюшку за
милую душу кокнет и не вздохнет.
Бурцев говорил не переставая, - у меня мозги заворачиваются, когда я вас
слушаю. Неужели вы действительно верите? Поймите же, что Азеф ни в чем не
виновен. Это ваш кошмар, ваше наваждение. У всех нас мысли нет о подозрении,
малейшего колебания нет.
говорит, что пустит мне пулю в лоб. Тут не до колебаний, знаете.
Скажите, как на духу; - неужто не наваждение? неужто ж вы сами то твердо,
каменно убеждены?
провокаторов! Докопался до таких столпов, как польский писатель Бржозовский,
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Жюль Верн
Каменистый Артем
Смоленский Вадим
Лондон Джек