Чтение 62–й страницы книги ~Ближний берег Нила, или Воспитание чувств~

- Ну вот, - хрипловато произнесла женщина, - нормальная кобелиная
реакция.

А ты говоришь - сотрясение, сотрясение... А ну-ка, - обратилась она к
Нилу, - следи глазами за моим пальцем. Куда он - туда и ты.

Она принялась водить пальцем в разные стороны, и Нил послушно вел за ним
взгляд.

- Зрение не нарушено, зрачки... Ой!

- Это не от сотрясения, это от рождения, - быстрым шепотом сказал Нил и
поднес палец к губам.

Она ответила быстрым кивком и спросила прежним деловым тоном:

- Голова болит?

- Вот тут. - Нил виновато дотронулся до полотенца, прикрывавшего лоб.

- Только тут? - Он кивнул. - Легко отделался. Фингал, конечно, будет, но
рассосется быстро.

- Сколько я вот так лежу?

- Минуты две. Можешь уже подниматься.

- Хопа, может, все-таки врача?.. - услышал он Гошин голос.

- Да все с ним нормально, это я как бывшая медсестра говорю.

Нил поднял голову, огляделся и тут же усомнился в том, что он
действительно у Яблонских. Комната была вроде и та, но намного больше и
пустее. Исчезла громадная румынская стенка с откидными кроватями, которой
так гордился Оскар, приплативший за нее всего двести рублей сверх госцены.
Исчез пузатый комод с мраморной крышкой. Исчезли два кресла с львиными
мордами на подлокотниках. От медной люстры остались крюк и торчащие провода.
В простенке между окнами вместо весеннего пейзажа в золоченой рамке -
светлый прямоугольник обоев. Из всей обстановки сохранились диван, на
котором он лежал, треснутое бра, большой холодильник у дверей, стол,
прикрытый газетой, и два венских стула, на одном из которых сидит Гоша в
красном махровом халате, распахнутом на волосатом пузе, а на другом -
незнакомый парень точно в таком же халате.

- Гоша! - позвал он.

- О-о, кого я слышу! - радостно пробасил Гоша. - Ну, брат, задал ты
шороху!

- Что со мной было-то?

- Пол не просох, вот ты и опнулся. Мы, видишь ли, пол помыли.

- Мы пахали! - фыркнула бывшая медсестра, отошедшая к окошку покурить.

- Ну, в общем, я Хопу попросил полы помыть.

- Зачем?

- Примета такая. Считается, что, когда кто-нибудь из семьи уезжает,
нельзя трогать пол, пока он в дороге. Иначе домой не вернется. А я наоборот
- именно чтобы, не дай Бог, не вернулись. Никогда.

- Кто?

- Да все. Все святое семейство.

- А почему чтобы не вернулись?

- А ты знаешь, что с возвращенцами делают? С "дважды евреями Советского
Союза"?

- С кем? - переспросил Нил.

- Ну, которые иногда в телеке мелькают с покаянными речами и леденящими
душу рассказами о нечеловеческих ужасах в земле обетованной. От таких
отрекается международная еврейская общественность, Конгрессу США на них тоже
накласть, и поэтому КГБ, не боясь международных осложнений, отправляет их в
секретные лагеря, где над ними ставят бесчеловечные эксперименты...

- Погоди, погоди.. - Нил тряхнул головой, от резкого движения в голове
загудело, и противно запульсировало ушибленное место на лбу.. - Ничего не
понимаю. Где все твои?

- Где-где - в Караганде!

- Зачем в Караганде? - Нил окончательно запутался.

- В Израиль они улетели, по вызову, - резко сменил тон Гоша. - Вчера
проводили. Через Вену не вышло, пришлось через Рим...

У Нила слегка защемило в груди. К Яблонским он особой приязни не
испытывал.

Так, чужие и, в общем-то, чуждые люди, эпизодические персонажи
характерно-комического плана в спектакле его жизни... Если бы они просто
сменили место жительства, перебрались, к примеру, в ту же Караганду или в
дом напротив, он бы на другой же день про них и думать забыл... Но отъезд
всей семьей туда - это... это окончательно, это навсегда, для него это
равносильно тому, как если бы, пока он был на юге, соседи покушали
ботулиновых грибочков или рыбы и дружно отправились на тот свет. В сущности,
там - это ведь и есть тот свет, и никто оттуда не возвращается... Хотя нет,
есть же такие, как их Гоша назвал?.. Нил в россказни о нечеловеческих
репрессиях верил слабо, тем не менее лично ни одного возвращенца не встречал
и вполне мог допустить, что, в любом случае, в нормальную нашу обыденность
они не возвращаются...

- И бабушка? - с дрожью в голосе спросил Нил.

- И бабушка. Все. Меня только оставили, хвосты зачищать, через месяц
ждут... Ладно, ты лучше про себя расскажи. Из отпуска на побывку или с
концами?

- С концами, наверное... Пока не знаю.

- Неплохо подгадал, - заявил Гоша. - У нас тут как раз небольшое суаре с
икрой и шампанским. Вставай и присоединяйся.

Нил без больших усилий поднялся с дивана, подошел к столу, поглядел,
присвистнул.

- Однако, вы того... жируете, братья семиты. Весь стол был заставлен
зелеными баночками с красной икрой - закрытыми, открытыми, полными, початыми
и пустыми. Нил насчитал их не менее полутора десятков. И пять бутылок
шампанского.

- Жируем, - согласился Гоша. - Только из братьев-семитов здесь один я.

Остальные гои. Хопочка у нас уральских кровей, а наш новый сосед Кир
Бельмесов - вообще не разбери-пойми. Наполовину финн, наполовину калмык.
Адская смесь.

В подтверждение Гошиных слов новый сосед приветственно оскалил острые
зубы.

- Он теперь в башне живет, - продолжил Гоша.

- А как же Маруся?

- Съехала Маруся. На какой-то военный завод перешла в той же должности.

Зарплата, говорит, вдвое больше, общежитие новое, со всеми удобствами.

- Ясно.

Нилу стало жалко, что Маруся съехала. Идеальная была соседка, смирная,
незаметная, присутствием своим не докучала. Каков еще этот будет?..

- Нил Баренцев, - представился он и протянул руку.

Кир Бельмесов оскалился еще шире, взял протянутую руку, долго
рассматривал ее, качая головой и не выпуская.

- Ты не удивляйся, - сказал Гоша. - Бельмесов человек особенный, потомок
шаманов и колдунов.

Бельмесов с важным видом кивнул.

- Он что, немой? - недоуменно спросил Нил.

- Нет, не немой, просто молчальник. Он убежден, что слово обладает
магической силой и посвященный в тайны не имеет права тратить ее впустую.

Бельмесов вновь кивнул. Нил вгляделся в его лицо. Необычное лицо, сильно
напоминает кого-то. Если убрать со лба мелкие белые кудряшки, то
получится...

Получится древнегреческий философ Сократ, вот кто получится! Лицо
мудреца, сатира .и дегенерата одновременно...

- Ладно, ты давай ешь, пей, - распорядился Гоша. - Бельмесов, уступи
человеку место.

Нил попробовал было возразить, но Бельмесов жестом показал, что все
нормально, и, прихватив икру, проворно пересел на диван. Гоша пододвинул к
Нилу нетронутую банку икры и чайную ложку, до краев налил шампанского в
пол-литровую чайную кружку с отбитой ручкой.

- С хлебом напряг, - предупредил он. - Мацу будешь?

Нил кивнул, и Гоша с оглушительным хрустом отломил изрядный кусок от
большого пласта.

- А вы как же? - спросил Нил, показывая на шампанское. - Мне в одиночку
пить?

- У нас уж часа четыре как вольный стол, - сказал Гоша. - Кто когда
хочет, тот и наливает. Хопа, Бельмесов, вам как? - Оба дружно покачали
головами. - А я, пожалуй, за компанию... - Он налил себе в пустую майонезную
банку. - Ну, будем...

Они чокнулись. Нил пригубил шампанского и неожиданно для самого себя
сказал:

- Ох, Гоша, Гоша... Знаешь, а мне ведь будет не хватать твоей нахальной
жидовской морды. Гоша рассмеялся.

- Меня оплакать не спеши, ты погоди немного...

- И что сие должно обозначать?

- Да так, есть мыслишка... Знаешь, я не сильно рвусь снова сажать себе на
шею весь кагал, снова спать на раскладушке за ширмочкой, разговаривать
шепотом, ходить на цырлах, вечно выслушивать упреки и наставления. Мне через
год тридцатник стукнет, башка и руки откуда надо растут, зарабатываю - дай
Бог в праздник, а что имею?.. А ты знаешь, что я свой кожаный пиджак год
держал на работе в шкафчике, чтобы семейство не начало на плешь капать,
зачем, мол, на себя бабки тратишь, в семью не несешь? Мне это надо?

- Не сильно. Так ты что же, остаешься?

- Я этого не говорил, заметь.

- Почему?

- Потому что, как только я открыто заявлю, что желаю и далее строить
коммунизм, а родину предков глубоко имел в виду, ко мне на следующий же день
явится пьяный гегемон со смотровым ордером и оттяпает три комнатушки из
четырех.

Следом припрется мрачная тетка с телефонного узла, заявит, что для
индивидуального телефона моих личных заслуг перед отечеством маловато будет,