рядом. Ну что ж!..
резкой командой:
бронетранспортеров на краю балки, преодолевали короткими перебежками; потом,
выжидая, лежали в снегу, переползали среди множества в этом месте воронок.
Похоронная команда немцев, собиравшая трупы в машину, прекратила огонь и
осталась слева, несколько позади. Однако впереди, над окраиной южнобережной
станицы, где гудели прогреваемые танковые моторы, то и дело в разных ее
концах стали вздыматься серии ракет, неспокойно иллюминируя степь каждые
пять секунд.
берегу, с двух направлений наблюдая за степью, но сами огня не открывали,
опасаясь вблизи задеть своих. Так, по крайней мере, представлялось
Кузнецову, когда после перебежек подползли наконец к двум бронетранспортерам
и, обессиленные, распластались на снегу. Рубин сапно дышал, заглатывая ртом
воздух, у Кузнецова вконец одеревенело исхлестанное поземкой лицо, сердце
билось, захлебываясь, сдвоенными ударами. Минуты две лежали без движения:
подняться было невозможно. Уханов, первым отдышавшись, прикладом автомата
уперся в землю и встал, прислонился к борту бронетранспортера, проговорил
охриплым шепотом:
ползти придется. А светят - как днем. Чуют нас они, собаки!..
встал рядом с Ухановым, глядя в ядовито и широко воспламеняющееся за
бронетранспортерами пространство, где бугрились беловатые выступы
предполагаемой воронки. Справа низкими полукруглыми копнами проступали
первые синезаснеженные крыши станицы, на которые, взвиваясь, шрапнельно
расколов огнями небо, спадали в освещенном морозном клубящемся тумане
рассеянные брызги ракет, и Кузнецову с давящим, щекотным ощущением в груди
от неправдоподобной близости к немцам явно показалось, что он различает в
проулках и между первыми домами темнеющие башни прогреваемых танков и слышит
в треске, в гудении моторов перекликающиеся голоса.
немцев! Вероятно, где-то есть другие два бронетранспортера, не эти!.."
сейчас, в таком упорном отчаянии сделанное ими, напрасно, бессмысленно,
Кузнецов, испытывая то же неисчезающее щекотное ощущение в груди, никак не
решаясь отдать команду на последний бросок в сторону воронки, с насилием над
собой приказал:
наползаем под носом у фрицев.
бронетранспортеров и стала медленно растворяться, сливаться со снегом
широкая его спина в рябящих переливах накатываемой поземки, Кузнецов
наготове, с притиснутым под мышкой прикладом автомата, сдернув рукавицу,
нашел почти бесчувственным пальцем спусковую скобу, нащупал твердость
спускового крючка, плечо плотнее уперлось в борт бронетранспортера.
Уханова здесь, а сам найду воронку... Я их повел сюда. Не имею права
рисковать ни одним человеком!.."
первых окопов боевого охранения немцев, и Кузнецов в предельном напряжении
каждого мускула не отрывал взгляда от ползущего в вихрях снега Уханова,
готовый при первом выстреле из немецких окопов прикрыть его автоматным
огнем. На долю минуты в темном, как ослепление, промежутке между двумя
ракетами он потерял его из поля зрения и даже вздрогнул: остро ударила по
нему непонятная тишина; потом новое сияние над крышами станицы - вокруг
ровная, озаренная гладь снега, мотание на низовом ветру кустов по степи, без
шевелящегося впереди белого бугра. Танковые моторы в станице смолкли.
задышал Рубин, привставая на корточках, вытягивая к Кузнецову свое большое
озябшее тревожное лицо. - Не залапали его? А? Лейтенант...
непроглядной тьмы, сомкнутой после химически окрасившего степь света, не то
возглас, не то зов, обрывистый, торопящий:
или облегчения, с шершавым ознобом в спине, бросился вперед, на зов Уханова
в спасительной пятисекундной темноте.
воронкой, в которой вынуждены были укрыться дивизионные разведчики при
запоздалом возвращении из поиска, врасплох застигнутые боем. Тогда, в начале
боя, она, видимо, страшно и разверсто черная, дымилась после бомбежки в
солнечной белизне степи, и танки, атакуя из балки, поднявшись на
возвышенность, обходили ее, потом два бронетранспортера прошли мимо в
нескольких метрах, а орудия батареи вели огонь по ним на дальности прямого
выстрела, быстро подожгли их...
обозначенной вывороченной, покрытой снегом землей, и сверху увидели в
смутно-сизой глубине Уханова, делавшего что-то на самом дне ее, Кузнецов был
озабочен одним: уцелел ли еще кто-нибудь из разведчиков, и, сбегая вниз по
крутому скату, едва выдохнул:
сцепленные. Присев на корточки, Уханов с тщетными усилиями пытался
расцепить, разодрать их тела, словно впаянные одно в другое, дергал за плечи
и тормошил обоих, к удивлению, еще подававших слабые признаки жизни; у
одного из них, одетого в маскхалат, из-под лохмато обведенного инеем
капюшона рвался пар дыхания, и, еле угадываемые, перекатывались на Уханова в
густых наростах изморози глаза, толстыми, пушистыми гусеницами сжимались и
разжимались брови, из горла выталкивался нечленораздельный сип.
говорил убеждающе Уханов. - А ну, взгляни-ка на меня, парень!..
произнес Рубин недоуменно. - Смотри, дышат ведь! Дела-а, бабушка твоя тетя!
лежавших сцепленно на дне воронки в окоченелом объятии. Это были наш
разведчик и довольно крупный плотный немец в меховой шапке и шинели, сплошь
седых от въевшейся в ворс, как крупная соль, снежной крошки. Руки немца в
кожаных перчатках загнуты за спину, белое, костяное лицо наполовину скрыто
меховым воротником, во рту не было кляпа, и он, почуяв около себя людей,
хрипел, мычал, не разжимая крутых, бульдожьих челюстей, елозя щекой по
снегу. Из раздувающихся широких ноздрей его длинными, мокрыми усиками
торчали иголочки.
рук разведчика, застонавшего чуть слышно, - не один час, вероятно, он
обнимал так пленного со спины, стараясь сохранить последнее тепло в себе и в
нем, - и, оттянув разведчика немного в сторону, сказал Кузнецову:
шинель? На меху подкладка, смотри, лейтенант! Нянчился, что ли, с этой
драгоценностью! Что, развязать этому лапки? Теперь никуда не убежит...
парень говорил: здесь двое разведчиков. Быстро, Рубин, наверх. Может, выполз
туда? Осмотрите вокруг воронки.
надвинутый до закрытых глаз, заиндевел сахарной маской, маскхалат на груди и
животе изодран в клочья, ремня не было, снег в прорехах халата пластырем
намерз на ватнике. Ноги, казавшиеся бревнообразными от ватных брюк, с
налипшей на валенки перемешанной со снегом землей, раздвинуты. Одна нога
выделялась особенно: возле колена несколько раз замотана была чем-то, и
нечто скрученное и тонкое, похожее на мерзлый ремень, языком свешивалось в
снег. Действительно, это был поясной ремень, жгутом наложенный ниже колена,
над неумелой перевязкой, давно и второпях сделанной прямо поверх ватных
брюк. Наверно, валенок он не снимал и брюк не разрезал, а так, жгутом хотел
задержать кровь.
напоролись на немцев и едва доползли сюда, когда началась бомбежка. Но где
оружие? Сколько их всего спаслось?
одна чужая, массивная кобура с ремнем, снятая, надо полагать, с немца, - ее
полузасыпало, она краем торчала из наметенного сугробика. Кузнецов выдернул
ее из снега. Кобура была пуста. И он отбросил ее. Потом наклонился к
разведчику, попробовал слегка отвести края капюшона с лица его, но это не
удалось. Все смерзлось на лице, все было в жестяном покрове, хрустело - и он
отдернул руку