Гашфорд, неужели же... я в самом деле говорил все это?
говорили!
допытывался лорд Джордж с явным удовлетворением. - Это было смело!
заерзал в кресле и принялся грызть ногти так ожесточенно, словно решил
обгрызть их до живого мяса. - В этом никак нельзя сомневаться. Ведь вы в
этом убеждены так же, как я, да, Гашфорд?
придвигая свой стул ближе и кладя на стол широкую и плоскую руку. - Мне! -
повторил он тем же обиженным тоном, с болезненной усмешкой обращая к лорду
Гордону темные впадины глаз. - Мне, который только год назад в Шотландии,
плененный магией ваших речей, отрекся от заблуждений Римской церкви и
примкнул к вам, и ваша рука вовремя извлекла меня из бездны погибели!
лорд Гордон, пожимая ему руку. Он поднялся и в волнении заходил по комнате.
- Какая Это высокая миссия, Гашфорд, - вести за собой народ, добавил он
вдруг, останавливаясь.
называют меня глупцом и сумасшедшим, но кто из них способен возмутить этот
людской океан и заставить его реветь или утихать по своему желанию? Никто.
подкупить себя, отказался от тысячи фунтов в год за то, чтобы уступить свое
место другому? Никто.
выпить львиную долю поданного лорду глинтвейна.
- лорд Джордж положил лихорадочно дрожащую руку на плечо секретаря. Голос
его окреп, щеки покраснели. - Так как мы одни стоим за народ, народ нас
любит. Мы будем стоять за него до конца. Мы кликнем клич против этих
папистов, которые недостойны называться англичанами, и наш боевой клич
громом прокатится по всей стране. Я хочу быть достоин девиза, начертанного
на моем гербе: "Призван, избран, верен".
секретаря, стремительность его речи, возбужденные жесты и тон, в которых
сквозь обычную сдержанность пуританина прорывалось что-то неукротимое, почти
исступление. Несколько минут он быстро шагал из угла в угол, затем круто
остановился и воскликнул:
- я следовал вашему при меру.
нашего великого дела. Позвоните, пожалуйста, Джону Груби, пусть перенесет
мои вещи в спальню. И, если вы не очень устали, подождите здесь, пока я
разденусь: мы, как всегда, потолкуем о наших делах.
христианин!
кувшин и пытливо заглянул внутрь, проверяя, сколько там еще осталось вина.
парадным подсвечником, второй - с дорожным мешком, и оба проводили лорда в
его спальню. А секретарь, оставшись один, зевал, клевал носом и, наконец,
крепко уснул, сидя перед огнем.
одну минуту) его разбудил голос Джона Груби над самым его ухом:
идти спать, не дожидаясь меня. Я знаю, где моя комната.
разговорами про Кровавую Марию! - сказал Джон. -И зачем только эта проклятая
старуха родилась на свет!
кокард, да "Долой папистов!", от этих протестантских союзов и бесконечных
речей милорд и так уже ополоумел, - продолжал Джон Груби, словно не слыша
замечания Гашфорда и, как всегда, глядя не на него, а куда-то в
пространство. - Стоит вам только выйти на улицу, как за нами бежит с криками
"Да здравствует Гордон!" толпа таких оборванцев, что от стыда просто не
знаешь, куда глаза девать. Когда сидим дома, они орут, как черти, под
окнами. А милорд, вместо того чтобы прогнать их, выходит на балкон да еще
унижается перед ними, произносит речи, называет их "согражданами", "сынами
Англии", благодарит за то, что пришли, - можно подумать, что он их нежно
любит! Далась же им эта злосчастная Кровавая Мария - кричат о ней постоянно
до хрипоты. Послушать их, так все они - протестанты, все до единого, от мала
до велика. И протестанты эти, как я заметил, - большие охотники до
серебряных ложек и всякой серебряной посуды: стоит только оставить открытым
черный ход, как все утащат. Ну, да это еще полбеды, дай-то бог, чтобы чего
похуже не было. Если вовремя не уймете этих бесноватых, мистер Гашфорд, - а
вы-то и подливаете масла в огонь, знаю я вас! - так потом уже и вы с ними не
справитесь. В один прекрасный день, когда наступит жаркая погода у
"протестантов" этих пересохнет в глотках, они разнесут вдребезги весь
Лондон. Знаменитую Кровавую Марию - и ту перещеголяют.
комнате. Ничуть не обескураженный этим открытием, Джон нахлобучил шляпу
задом наперед, чтобы не видеть и тени ненавистной ему кокарды, и отправился
спать, всю дорогу до своей комнаты уныло и зловеще качая головой.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
напевая сквозь зубы какой-то псалом. На его улыбающемся липе написаны были
почтительность и глубочайшее смирение. Подходя к двери лорда Джорджа, он
откашлялся и запел громче.
крайне отталкивающему, когда его никто не видел. Мрачно нависшие брови почти
скрывали глаза, губы презрительно кривились, и даже приподнятые плечи,
казалось, насмешливо перешептывались с большими отвислыми ушами.
Дай-то бог! Столько забот, бессонных ночей, о стольких вещах приходится
думать! Да хранит бог этого великомученика. Если есть святой человек в нашем
грешном мире, так это - он.
спиной к кровати, и продолжал говорить вслух, якобы рассуждая сам с собой:
жестокосердых, надежда всех отверженных и угнетенных, кумир сорока тысяч
смелых и верных английских сердец! Какие блаженные сны, должно быть, снятся
ему!
избытка чувств, испустил вздох и опять протянул руки к огню.
повернувшись на бок, наблюдал за секретарем с той минуты, как тот вошел в
спальню.
изумление. - Я вас разбудил!
оправдаться перед вами, - я вслух в вашем присутствии высказывал свои мысли.
Но я все это думаю искренне, искренне! - воскликнул он, торопливо проводя
рукавом по глазам. - К чему же сожалеть, что вы услышали?
протягивая ему руку, - не сожалейте об этом. Я знаю, как горячо вы меня
любите. Слишком горячо, - я не заслуживаю такого поклонения.
губам. Затем, встав, достал из дорожного мешка шкатулку, поставил ее на стол
у камина, отпер ключом, который носил при себе, и, сев за стол, достал
гусиное перо. Прежде чем обмакнуть в чернильницу, он пососал его - быть
может, для того, чтобы скрыть усмешку, все еще бродившую на губах.
осведомился лорд Джордж. - Действительно, сорок тысяч человек, или мы
по-прежнему берем такую цифру только для круглого счета?
больше, - ответил Гашфорд, просматривая бумаги.
милорд... В пятницу вечером поступили кое-какие лепты вдовиц... От сорока
мусорщиков три шиллинга четыре пенса, от престарелого церковного сторожа
прихода святого Мартина - шесть пенсов. От Звонаря другой церкви - шесть
пенсов, от новорожденного младенца протестанта - полпенса, от объединения
факельщиков - три шиллинга, из них один фальшивый. От
Контровский Владимир
Самойлова Елена
Березин Федор
Посняков Андрей
Каменистый Артем
Беляев Александр