изящнее.
скандалов при Вашем дворе. Бог не попустит, чтобы я вмешивался в Ваши дела,
иначе как для блага Вашего и чести. Ваша жена, которую я, к моему великому
огорчению, называю сестрой, должна была бы позаботиться об этом вместо
меня.., но она этого не делает".
omittit facere. Это жестко сказано.
Тюренн, связанным с нашими общими друзьями, не вносили стыда и позора в
семью Бурбонов. Начните действовать, как только Вы в этом убедитесь, и
проверьте факты, как только Шико прочтет Вам мое письмо".
сказал Шико.
Ваших наследников, брат мой, - самого драгоценного, о чем бог не дозволяет
мне мечтать; так как, увы, мне не дано возродиться в моем потомстве.
встречаются в маленьком замке Луаньяк. Они отправляются туда под предлогом
охоты; этот дворец, кроме того, очаг интриг, в которых замешаны и господа де
Гиз; ибо Вы несомненно знаете, какой злополучной любовью преследовала моя
сестра и Генриха де Гиза, и моего собственного брата, герцога Анжуйского, в
те времена, когда я сам носил это имя, а мой брат назывался герцогом
Алансонским".
germanum meum...
помочь Вам всегда и во всем. Пока же воспользуйтесь советами Шико, которого
я Вам посылаю".
Наваррского.
доказывает, что, убегая от одной беды, можно попасть в еще худшую, как
говорит Гораций Флакк. По правде сказать, я предпочитаю Майена. И все же,
если не считать его вытканного золотом кошелька, которого я не могу ему
простить, это письмо написано ловким человеком. Если предположить, что
Генрих сделан из того же теста, как все мужья, это письмо может его
рассорить сразу и с женой, и с Тюренном, и с Анжу, и с Гизами, и даже с
Испанией. Для того чтобы Генрих Валуа, живя в Лувре, был так хорошо
осведомлен о том, что происходит в По у Генриха Наваррского, нужно, чтобы у
него там был шпион, и этот шпион очень заинтересует наваррца. С другой
стороны, это письмо принесет мне кучу неприятностей, если я встречу испанца,
лорренца, беарнца или фламандца, которые пожелали бы узнать цель моей
поездки в Беарн. Я же проявлю крайнюю непредусмотрительность, если не
подготовлюсь к встрече с одним из таких любопытных. Кое-что припас для меня,
если не ошибаюсь, монах Борроме.
его? Покоя - вот чего он хотел. А теперь Шико поссорит короля Наваррского с
женой. Это совсем не дело для Шико, так как Шико, поссорив между собой таких
влиятельных людей, приобретет смертельных врагов, которые помешают ему
благополучно достичь восьмидесятилетнего возраста. Черт возьми, тем лучше,
хорошо жить только молодым. Но тогда уж лучше было подождать, пока господин
де Майен пырнет меня кинжалом. Нет, во всем нужна взаимность - таков девиз
Шико. Значит, Шико продолжит свое путешествие. Но Шико человек умный, и Шико
примет все предосторожности. То есть при нем будут только деньги, и если
Шико убьют, это принесет вред только ему одному. Шико поэтому докончит то,
что начал, - он переведет это прекрасное письмо с начала до конца на
латинский язык, запечатлеет его в памяти, где оно уже на две трети
запечатлелось, потом он купит лошадь, потому что от Жувизи до По нужно
слишком много раз поставить правую ногу перед левой. Но прежде всего Шико
разорвет письмо своего друга Генриха Валуа на бесчисленное количество
кусочков и постарается, чтобы одни из этих кусочков, превращенные в атомы,
полетели в Орж, другие - в воздух, а третьи вернулись к нашей общей матери
земле, в лоно которой возвращается все, даже глупости королей. Когда Шико
кончит то, что он начал...
отправилась в воду, вторая в воздух, а третья исчезла в яме, вырытой для
этой цели не кинжалом, не ножом, но таким инструментом, который мог в случае
необходимости заменить и одно и другое и который Шико носил за поясом.
пообедает в добром городе Корбейле, как того требует его добропорядочный
желудок. А пока, - продолжал Шико, - займемся латинским сочинением, которое
мы решили составить; думается, мы создадим довольно изящный текст.
латинский язык слово "Лувр", - это его очень огорчило.
- Шикотуса; между тем для красоты надо было бы превратить Шико в Шикота, а
Марго в Маргот, что уже напоминает не латынь, а греческий.
мнению, не точен.
привела Шико к приятному городу Корбейлю, где смелый посланец меньше
знакомился с чудесами Сен-Спира, чем с чудесами повара-трактирщика,
насыщавшего ароматными парами окрестности собора.
пытаться рисовать лошадь, которую он купил в конюшне хозяина гостиницы; это
значило бы задать себе слишком трудную задачу; мы скажем только, что обед
был достаточно длинным, а лошадь достаточно плохой, чтобы дать нам, если бы
у нас хватило совести, материала почти на целый том.
Глава 3
ЧЕТЫРЕ ВЕТРА
на себе такого большого человека, Шико, переночевав в Фонтенебло, сделал на
следующий день крюк вправо и достиг маленькой деревушки Оржеваль. Он хотел в
этот день сделать еще несколько лье, потому что ему, видимо, не терпелось
подальше отъехать от Парижа. Но его лошадь начала спотыкаться так часто и
так сильно, что он счел необходимым остановиться.
обнаружить ничего подозрительного.
не чувствовал себя в безопасности; наши читатели знают, что в
действительности он меньше кого бы то ни было доверялся внешнему
спокойствию.
осмотрел весь дом.
по мнению Шико, в них не только было слишком много дверей, но эти двери
недостаточно хорошо закрывались.
на лестницу; эта дверь была снабжена изнутри солидными задвижками.
больше, чем великолепные, но ничем не защищенные комнаты, которые ему
показали сначала.
двигаются легко, хотя достаточно крепки, поужинал, приказал не убирать со
стола, под предлогом, что у него по ночам бывают приступы голода, разделся,
положил одежду на стул и лег.
кошелек или, вернее, мешок с деньгами и положил вместе со шпагой под
подушку.
казалось ему недостаточным; он встал, поднял обеими руками шкаф и, поставив
его перед дверью, герметически закрыл ее.
лицо; вечером был такой ветер, что мог вырвать рога у быков, а деревья по
соседству ужасно скрипели, но этот скрип, по словам Лукреция, мог показаться
ласковым и приветливым хорошо укрытому и закутанному путешественнику,
лежащему в теплой постели.
на своем ложе. Нужно сказать, что постель была мягкой и приспособленной для
того, чтобы защитить лежащего в ней от всяческого беспокойства как со
стороны людей, так и со стороны предметов неодушевленных.
толстое, как перина, обволакивало приятной теплотой все члены заснувшего
путешественника.
только одну бутылку вина; его желудок, расширившийся должным образом,
распространял по всему организму то блаженное ощущение, которое безошибочно
дает этот услужливый орган, заменяющий сердце многим так называемым честным
Прозоров Александр
Русанов Владислав
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Семенова Мария
Акунин Борис