более срочные требуют его присутствия дома. Он узнал, что судно отплывает в
полночь, и уехал. Вы удовлетворены?
удовлетворен ни местоимением , ни тем, что она говорила о доме. Я знал,
почему он уехал - предупредить слуг на вилле о прибытии госпожи. В этом и
состояло срочное дело, требующее его присутствия. Мое время подходило к
концу.
боли, на тошноту. Притворяться. И протянуть еще несколько недель. А потом?
Ящики упакованы, будуар пуст, кровать в голубой спальне покрыта чехлом, как
годы до ее приезда. И тишина.
эти последние дни могли бы быть такими счастливыми...
что все дело в ней. И не существовало средства сломить ее суровость. Я
потянулся к ее руке, она дала мне ее. Но и целуя руку Рейчел, я все равно
думал о Райнальди.
погребенное под нею письмо. Сон был таким живым, что не стерся из памяти
после моего пробуждения и преследовал меня все утро. Я встал с постели и,
поскольку чувствовал себя достаточно хорошо, в полдень, как обычно,
спустился вниз. Несмотря на все усилия, я не мог отделаться от желания
перечесть спрятанное под гранитом письмо. Я не мог вспомнить, что говорилось
в нем о Райнальди. Мне было необходимо знать, что написал о нем Эмброз. Днем
Рейчел всегда поднималась к себе отдохнуть, и, как только она ушла, я
незаметно вышел из дома, углубился в лес, прошел по аллее и, испытывая
жгучее отвращение к тому, что собирался сделать, поднялся по тропинке над
домом лесничего. Я подошел к гранитной глыбе. Опустился на колени и,
раскопав руками землю, нащупал сырую кожу своей записной книжки. На зиму в
ней поселился слизняк. На передней стороне обложки виднелся липкий след -
черный, клейкий; слизняк прилип к коже. Я смахнул его пальцем, открыл
записную книжку и вынул измятое письмо. Бумага промокла и размякла, слова
почти выцвели, но их еще можно было разобрать. Я прочел письмо от начала до
конца. Первую часть - более поспешно, хотя мне и показалось странным, что
болезнь, вызванная совсем другой причиной, симптомами так напоминала мою. Но
- к Райнальди...
На сгибе слова были неразборчивы, но наконец я снова увидел слово
.
засвидетельствовал бы ее, если бы мог быть уверен в том, что ее
расточительность - явление временное и не пустило глубоких корней.
пожизненное пользование с условием, что управление ими полностью поручается
тебе, а после ее смерти они переходят в твое владение. Оно еще не подписано
по причине, о которой я уже сказал тебе.
мое внимание на упущение в том варианте, который сейчас имеет законную силу.
Она не заговаривает со мной на эту тему. Может быть, они обсуждали ее
вдвоем? О чем они разговаривают, когда меня нет поблизости?
почти ослеп от головной боли, и, быть может, Райнальди, со свойственной ему
холодной расчетливостью, заговорил о нем, полагая, что я могу умереть.
Возможно, так оно и есть. Возможно, они не обсуждали его между собой. Я не
могу это проверить. Я часто ловлю на себе ее взгляд, настороженный,
странный. А когда я обнимаю ее, у меня возникает чувство, будто она чего-то
боится. Но чего... кого?..
тебе об этом, со мной случился приступ той же лихорадки, что свалила меня в
марте. Совершенно неожиданный приступ. Начинаются резкие боли, тошнота,
которые вскоре сменяются таким возбуждением, что я впадаю в неистовство и
едва держусь на ногах от слабости и головокружения. Это, в свою очередь,
проходит, на меня нападает неодолимая сонливость, и я падаю на пол или на
кровать, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Не припомню, чтобы такое
бывало с моим отцом. Головные боли - да, некоторая неуравновешенность -
да, но не остальные симптомы.
довериться, скажи мне, что это значит, и, если можешь, приезжай ко мне.
Ничего не говори Нику Кендаллу. Ни слова не говори ни одной живой душе. Но
главное - ничего не пиши в ответ, просто приезжай. Одна мысль преследует
меня и не дает мне покоя. Неужели они пытаются отравить меня?
на мелкие клочки и каблуком вдавил их в землю. Одним рывком я разодрал
влажную от пребывания в земле записную книжку и бросил обе половинки через
плечо; они упали в заросли папоротника. Затем я отправился домой. Когда я
вошел в холл, то, словно постскриптум к прочитанному мною письму, появился
Сиком с почтовой сумкой, которую грум только что привез из города. Сиком
дождался, пока я раскрыл ее. В сумке было несколько писем, адресованных мне,
и одно для Рейчел; на нем стоял плимутский штемпель. С одного взгляда на
тонкий паучий почерк я понял: письмо от Райнальди. Если бы Сиком не стоял
рядом, я, наверное, забрал бы его себе. Теперь же мне не оставалось ничего
другого, как отдать письмо старику, чтобы тот отнес его Рейчел.
поднялся к ней, ничего не говоря о своей прогулке, о том, где я был, ее
обращение со мной заметно изменилось. На смену недавней резкости пришла
почти забытая нежность. Она протянула ко мне руки, улыбнулась и спросила,
как я себя чувствую, отдохнул ли. И ни слова про письмо. Неужели это оно,
спрашивал я себя во время обеда, привело ее в такое радостное возбуждение?
Сидя за столом, я пытался представить себе в общих чертах содержание письма:
о чем он писал, как обращался к ней... короче говоря, было ли это любовное
письмо? Разумеется, оно написано по-итальянски. Однако некоторые слова я бы,
наверное, понял. Она научила меня нескольким фразам. Во всяком случае, по
первым словам я догадался бы об их отношениях.
сделать.
и разлила ее по чашкам. На бюро, наполовину прикрытое ее носовым платком,
лежало письмо Райнальди. Я, как зачарованный, почти не отрывал от него глаз.
Соблюдал ли итальянец формальности в письме к женщине, которую любит? Или
отплыл из Плимута, сожалея о предстоящих нескольких неделях разлуки, но,
хорошо пообедав, выпив коньяку и выкурив сигару, он отбросил учтивость и
благоразумие и, улыбаясь от удовольствия, позволил себе излить свою любовь
на бумаге?
словно увидели привидение. Что случилось?
порыв любви и нежности, чтобы предотвратить дальнейшие расспросы и заставить
ее забыть про лежащее на бюро письмо.
над ней с зажженной свечой в руке, чтобы проверить, спит ли она, я прошел в
будуар. Платок по-прежнему лежал на бюро, но письмо исчезло. Я заглянул в
камин. Пепла в нем не было. Я выдвинул ящик бюро и увидел аккуратно
сложенные бумаги; письма среди них не оказалось. Его не было ни в
углублениях для писем, ни в ящичке рядом с ними. Оставался только один ящик,
но он был заперт. Я вынул из кармана нож и вставил его в замочную скважину.
Из ящика показалось что-то белое. Я вернулся в спальню, со столика у кровати
взял связку ключей и попробовал самый маленький. Он подошел. Ящик открылся.
Я засунул в него руку и вытащил конверт, но мое напряженное волнение
сменилось разочарованием: то, что я держал в руках, не было письмом
Райнальди. Это был обыкновенный конверт, а в нем - стручки с семенами.
Семена высыпались из стручков мне в руку и упали на пол. Они были очень
маленькие и зеленые. Я во все глаза уставился на них и вдруг вспомнил, что
раньше уже видел стручки и семена, очень похожие на эти. Точно такие Тамлин
бросил через плечо в саду, точно такие же выметала служанка со двора виллы
Сангаллетти.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
ключей на столик. Я не взглянул на спящую. Я пошел в свою комнату.
рядом с кувшином и тазом стояли две бутылочки с лекарством, которое прописал
мне врач. Я вылил их содержимое в окно. Затем с зажженной свечой спустился
вниз и прошел в буфетную. Слуги давно разошлись по своим комнатам. На столе
у раковины для мытья посуды стоял поднос с двумя чашками, из которых мы пили
tisana. Я знал, что молодой Джон иногда ленится по вечерам и оставляет чашки
немытыми до утра. Так было и на этот раз. На дне обеих чашек остался осадок.
При свете свечи я внимательно осмотрел их. Они казались одинаковыми. Я сунул
Березин Федор
Панов Вадим
Корнев Павел
Афанасьев Роман
Маккэфри Энн
Смоленский Вадим