x x x
саду плечом к плечу и ждали меня.
предприняты все необходимые шаги для лишения тебя наследства. У тебя есть
один день, чтобы собрать вещи и уехать. Мы с твоим отцом не желаем тебя
больше видеть.
нам противен. Убирайся с глаз долой.
сказал я. Не буду их здесь приводить.)
x x x
происходит?
секретарям было велено не соединять меня с ним по телефону. Наконец мисс
Джайя Хе расщедрилась на три слова:
x x x
какой оно было совершено. Такое чрезвычайное наказание за это, с позволения
сказать, "преступление"! Всего лишь за то, что я без памяти влюбился в
женщину, которая не нравится моей матери! Быть отсеченным, как сухая ветвь,
от семейного древа по такой банальной - нет, по такой чудесной причине...
Нет, этого недостаточно. Я ничего не понимал. Я знал, что другие люди -
большинство людей - живут в этом царстве родительского абсолютизма; ведь в
мире "чувствительных" фильмов дешевые сцены с изгнанием непутевых детей
тиражировались бесконечно. Но мы-то не были таковы; и, безусловно, этот край
свирепых иерархий и древних моральных непреложностей не был моей родиной,
подобным сюжетам не должно было найтись места в сценарии нашей жизни! Тем не
менее очевидно было, что я ошибаюсь, ибо произошло нечто, не подлежащее
обжалованию. Я позвонил Уме и сообщил ей новость, а потом, не имея выбора,
подчинился воле судьбы. Врата рая распахнулись, Ламбаджан отвел глаза в
сторону. Я проковылял наружу - сбитый с толку, неуклюжий, растерянный. Я был
никто, ничто. Все, что я знал, стало бесполезно, да я теперь и не знал
ничего толком. Я был выхолощен, лишен силы, я был - банальное, но, увы,
подходящее определение -растоптан. Меня лишили милости, и ужас этого события
разбил вселенную, как зеркало. Мне казалось, что я тоже разбит; что я падаю
на землю, падаю не в моем собственном обличье, а тысячей мелких осколков
стекла.
открыла мне - глаза красные, волосы всклокоченные, слова и жесты безумные.
Мелодрама в староиндийском стиле вырвалась на поверхность нашей обманчиво
эмансипированной жизни, грубая истина проломила тонкую, ярко раскрашенную
фанеру лжи. Ума ударилась в крикливые сожаления. Ее внутренняя гравитация
катастрофически ослабла; воистину она стала рассыпаться на части.
доисторическое... из старых времен... Я думала, они цивилизованные люди... Я
думала, это мы, дураки религиозные, так поступаем, а не вы, современная
светская публика... О Господи, пойду к ним опять, сейчас же пойду,
поклянусь, что никогда тебя не увижу...
Ничего больше не делай.
завопила она. - Я убью себя. Я сегодня, сейчас это сделаю. Я сделаю это из
любви к тебе, чтобы ты был свободен. Тогда они примут тебя обратно.
Теперь она была драматически невменяема.
меня сумасшедшей. Вся твоя семья называет меня сумасшедшей. Я не
сумасшедшая. Я просто люблю. Ради любви женщина способна на великие дела.
Мужчина ради любви тоже мог бы многое сделать, но я не прошу этого. Я не жду
великих дел ни от тебя, ни от какого другого мужчины. Я не сумасшедшая, это
любовь у меня сумасшедшая - понял? И закрой, ради бога, эту чертову дверь!
x x x
святилище Рамы в углу гостиной она зажгла лампу и стала описывать ею в
воздухе судорожные круги. Я стоял в густеющих сумерках подле моего чемодана.
Она всерьез, думал я. Это не игра. Это действительно происходит. Это моя
жизнь, наша жизнь, и таковы ее очертания. Таковы ее подлинные очертания,
очертания всех очертаний, которые становятся видимы только в момент истины.
И когда этот момент настал, на меня навалилось всей своей тяжестью глухое
отчаяние. Я понял, что у меня нет больше жизни. Она отнята у меня. Будущее,
которое повар Эзекиль обещал мне состряпать на кухне, оказалось химерой. Что
мне делать? Что выбрать - нищенскую жизнь или миг последнего, высшего
величия? Хватит ли мне мужества принять смерть ради нашей любви и тем самым
обессмертить ее? Сделаю ли я это ради Умы? Сделаю ли я это ради себя?
ко мне.
что ты любишь меня и потому, конечно, отправишься со мной в этот путь. Ты не
такой трус, чтобы отпустить меня одну.
x x x
может прийти время, когда ей придется их развязать. Поэтому с детства, как
идущий на битву воин, она носила свою смерть с собой. На случай плена.
Смерть, спасающую от бесчестья. Она вышла из спальни со стиснутыми кулаками.
Разжав ладони, показала мне две белые таблетки.
доме у полицейского.
бога.
ты, наконец, увидел, что я никогда не лгала, я проглочу первая. Если ты меня
любишь, проглоти вслед за мной немедленно - немедленно, потому что я буду
ждать. О возлюбленный мой.
преграду, отказ.
на пол. С визгом Ума рванулась к ней - я тоже. Мы стукнулись лбами.
потянулся к ним, но из-за головокружения и боли смог ухватить только одну.
Ума завладела второй и устремила на нее какой-то новый, расширенный взгляд,
охваченная новым ужасом, словно ей неожиданно задали страшный вопрос, на
который она не знает, как отвечать.
докажешь, что никогда меня не любил. Докажешь, что ты лжец, шарлатан,
фигляр, шулер, манипулятор, обманщик. Не я - ты. Ты тухлое яйцо, дрянь,
дьявол. Вот! А мое яйцо свежее.
же сменившегося бессилием. Потом она рухнула на пол. В ужасе я склонился над
ней, стоя на коленях, и в ноздри мне ударил запах горького миндаля. Лицо
умирающей, казалось, претерпевало вереницу мгновенных перемен, как бегло
листаемая книга, словно она отпускала на волю одно за другим все свои
бесчисленные "я". И напоследок пустая страница, и никого больше нет рядом.
брюк. Кто бы она ни была, что бы она ни была - доброе или злое создание, или
и то, и другое, или ни то, ни другое - я любил ее, отрицать это невозможно.
Мне сейчас лишить себя жизни - значит не обессмертить мою любовь, а
обесценить ее. Поэтому я останусь жить, буду знаменосцем нашей страсти,
докажу своей жизнью, что любовь - это больше, чем кровь, больше, чем стыд; и
даже больше, чем смерть. Я не умру ради тебя, моя Ума, я буду жить ради
тебя. Как бы безрадостна ни была эта жизнь.
стучать. Я не шелохнулся. Раздался грубый крик: "Открывайте! Полиция".
рубашками и шортами, темнокожими худыми икрами и шишковатыми коленками,
бамбуковыми палками в крепко стиснутых кулаках. Инспектор в фуражке нацелил
пистолет прямо мне в лицо.
фирмы с ограниченной ответственностью "Бэби Софто Тэлкем Паудер"?
контрабанде наркотиков и требую именем закона пройти без сопротивления вниз
к нашей машине.