складывается, Галя!.. Гора-Человек, на три жизни хватило бы в нем. А тут вот
эдакая,- он отмерил ногтем на пальце,- и проточила мышь гору.
Петровна, которую муж незаметно отводил в сторону от ребят.
Ованесович за дверь выставил. Говорит Артему: "Может быть, довольно разговоров
на сегодняшний день?" А тот, понимаешь, еле языком ворочает, но боль чуток у
него полегчала, как ему укол сделали, так он сразу за свое: "У меня, говорит,
может быть, завтрашнего дня и не будет, доктор". Доктор ему: "Хватит
разговоров". А Артем на это: "У меня, говорит, доктор, разговоры только-только
и начались. Все у меня, говорит, в жизни не о том речь шла, о чем бы надо".
Ну, доктор и велел всем выйти. С ним и так уже намучились. Артем все,
понимаешь, как у него чуточку отпустит, так ничком лечь норовит: "Не хочу,
говорит, понимаешь, чтобы смерть меня тушировала на обе лопатки". Еле-еле его
доктор с сестрицей уложили как надо.
зажав голову. Ему казалось, что он смотрит на все уже из какой-то дали, куда
его насильно уволакивает непоправимое несчастье. Оно тащило его прочь от этих
уже ставших ему дорогими людей. Отчаяние, какого он никогда еще не испытывал,
било его всего. Опять рушилось все в жизни, все, что с таким трудом было
обретено, все, что складывалось во что-то наконец ясное и много впереди
обещавшее.
необходимым, страшно подумать, какая черная пустота зазияет опять в жизни.
Ведь за его широкой спиной входил Пьер в новую, сначала казавшуюся такой
непривычной жизнь.
депо, где можно было отогреться и соснуть хоть немного в сухом месте, чтобы
утром снова оказаться вышвырнутым на холод, в бездомный долгий день, под
слепое, безучастное небо. Неужели же опять гнало его в пустоту, чужую,
неприкаянную, где и раньше не найти было мальчишке места, а теперь уже и не
хотелось искать...
продолжало трясти.
будем, что справится дед Артем. знаешь какой?.. А случись что, о чем и думать
не хочется, так ведь не в лесу останешься. Мы разве не с тобой все? Ты уж
теперь наш. Что ж, ты по сию пору не разглядеть. Все озираешься волчонком, я
смотрю... Ну, вставай, По труша, поехали. Тут тебе сидеть никакого толку. Да:
к ребятам тебя отвезу. Ну, вставай...
так твердо обнадежившую руку я послушно пошел за Галиной Петровной к
грузовику.
домика и вышел оттуда только тогда когда машина с взвывающим урчанием брала
уже подъем от берега.
приоткрыть ее, вздохнул и сел на ступеньку пригорюнившись. Потом он поднял
голову, посмотрел на островок вдали, где была школа. Перед его глазами ясно
встала заново вся страшная картина, когда в слабеньком свете фонаря Артем
Иванович держал на себе валившуюся стену. Он взглянул на кубок, который
Никифор Колоброда поставил на доски крыльца, оглядел стоявших чуть поодаль
высокого, плечистого Богдана Тулубея и коренастого, приземистого и крепкого
Колоброду. На всех как-то по-новому посмотрел Сеня. И так ему стало страшно,
что среди этих дорогих, сильных и надежных людей, возможно, уже никогда больше
не будет Человека Горы, деда Артема.
Анисимович вдруг обернулся.
которую проторила по щеке мальчика украдкой смахнутая слеза.
смерть и разом повалит... Нет, глупый ты еще, я вижу. Человек своей силой,
может быть, не с одной, а с десятью тысячами смертей сегодня совла-дал. Ведь
не останься он там да не удержи вовремя ту стенку, так что бы тут было?! Вот
на что его сила великая сгодилась. Не хватает у тебя, вижу, понятия, чудачок,
чтобы сообразить это...
берега водохранилища, над которыми уже всходило солнце, и добавил медленно, с
силой:
Незабудный!
вдали.- Б-буд-дный... Б-буд-дный!" - еще и еще раз сдвоенно подтвердила даль.
Сеня ясно слышал, как вся округа далеко-далеко подхватила и благодарно
повторяет это огромное имя.
мины и снаряды, которые были извлечены из подвала на островке.
избавительный гром и в районном центре, куда уже ночью донеслась весть о
страшном кладе, открытом под школой в Сухоярке.
грузовиках вместе с другими жителями километра за четыре от поселка - в
песчаные карьеры.
поворачивали головы и посматривали в ту сторону, откуда докатывались валы
гудящего грома.
жизнь продолжается, только один человек, вытянувшийся на тесном топчане
лодочника, ничего не слышал. Старый доктор, склонившийся над ним опять, чтобы
сделать еще один укол, отвел свою руку и, не глядя, отдал уже бесполезный
шприц сестре. Потом он медленно повернулся сгорбившейся спиной к ней. И она,
неслышно взглатывая, стала осторожно развязывать тесемки белого халата и
помогла его стащить с бессильно опущенных плеч.
вскочивший было навстречу, глянул в лицо ему и сразу понял, что надеяться
больше уже не на что.
оливиновой чашей стоял теперь на почетном месте в стеклянном шкафу зала новой
школы-десятилетки, куда перебрались еще с начала учебного года бывшие
островитяне. И, когда кончились занятия последнего весеннего школьного дня,
Сеня Грачик и Ксана Тулубей вышли из дверей красивого, нового здания, где им
предстояло учиться еще три года, и спустились на берег водохранилища. В
некотором отдалении за ними следовали Мила Колобро-да, Сурик Арзумян, Катя
Ступина, Юра Брылев, Витя Халилеев. Все верные друзья-товарищи.
камни, которыми был уложен откос берега. Ксана присела чуть поодаль на один из
камней.
заметной рябью. Легкий ветерок, охлажденный большим водным пространством, над
которым он пролетел теперь по пути в Сухоярку, доносил запахи далекой, уже
зацветшей степи. И прямо перед ребятами на островке, где когда-то была их
школа, высился монумент - памятник Григорию Тулубею.
Это было их любимое место для прогулок. Тихо плюхалась вода у берега,
зализывая камешки. С водохранилища донесся протяжный гудок. Это шел к
районному центру теплоход "Григорий Тулубей", и на нем плыл Петр Кондратов,
воспитанник Ленинградского нахимовского училища. Он сегодня должен был прибыть
на летние каникулы к Тулубеям по приглашению бабушки Галины Петровны. Пароходы
не заплывали в Сухояр-ку: не на главной магистрали была она, хотя и
превратилась уже официально из поселка в город. Но большая вода омывала теперь
город Сухоярку, гудела в трубах водохранилища и била в фонтанах на площади
Ленина. Она ревела под землей в водометах-гидромониторах, о которых давно уже
мечтал Богдан Анисимович, теперь наконец добравшийся до любимого, давно
загаданного им дела - гидродобыча угля, при которой исчезает гибельная для
дыхания шахтера угольная пыль, вызывающая болезнь силикоз - окаменение легких.
глаза, откинулась, сплетя пальцы на шее, и, запрокинув голову, глотнула
сладкого весеннего ветерка...
худые плечи за год заметно раздались. Он повел ими. Эх, и каким же сильным он
еще будет! Сильным и добрым. Добрым и бесстрашным. И во всем справедливым.
Никто пока еще даже не знает, каким он решил стать. Мускулы можно потрогать,
но сердце - кто может знать, сколько в нем всего! Он нагнулся, отыскал в
траве, росшей на откосе, камешек поплоще, вправил его плотно меж согнутым
указательным и большим пальцами, завел руку, оттягивая локоть назад, иг
разворачивая плечо, присел, изловчился и метнул...
разбегающиеся круги, словно нанизывая одно за другим на невидимую нить
медленно расползавшиеся кольца.