здоровался с ней. - Проведите меня куда-нибудь, где не так жарко и душно,
как здесь...
тихо спросила:
правой рукой трен платья.
так толкалась прямо под носом. Но едва им удалось перекинуться несколькими
фразами, как показался лакей во фраке и подошел прямо к Привалову.
перебирая в руках салфетку.
ждал его Ипат с письмом в руках.
стал сапоги чистить, а в окно как забарсят... ей-богу!..
Шатровским заводом. Это писал Костя. Он получил из Петербурга известие, что
дело по опеке затянется надолго, если Привалов лично не явится как можно
скорее туда, чтобы сейчас же начать хлопоты в сенате. Бахарев умолял
Привалова бросить все в Узле и ехать в Петербург. Это известие бросило
Привалова в холодный пот: оно было уж совсем некстати...
вернулся в свой уголок.
глаза и ощипывая одной рукой какую-то оборку на своем платье.
будет зависеть участь всех заводов.
Привалов, чувствуя, как почва уходила из-под его ног.
знала... Впрочем, ты знаешь - я тебя ничем не желаю стеснить... Делай так,
как лучше тебе, а обо мне, пожалуйста, не заботься. Да и что такое я для
тебя, если разобрать...
научи...
так: в Петербург послала бы Своего поверенного, а сама осталась бы в Узле,
чтобы иметь возможность следить и за заводами и за опекунами.
главное из которых Антонида Ивановна великодушно обошла молчанием, - Именно,
к трем причинам, которые требовали присутствия Привалова в Узле, она не
прибавила самой себя. Это великодушие и эта покорность победили Привалова.
V
- раз, затем чтобы добраться наконец до тех злачных мест, где зимуют
настоящие матерые раки, а затем - ему хотелось немного встряхнуть свою
засидевшуюся в провинциальной глуши натуру.
заклевало...
особенный нюх по части этих нитей... В самом деле, за каким чертом приезжал
сюда этот дядюшка? Потом, каким ветром занесло его к Ляховскому, да еще
вместе с Половодовым?.. Это, батенька, такая троица получается, что сам черт
ногу переломит.
фортепьянных струн...
бог. Мы и дядюшку подтянем. А вы здесь донимайте, главное, Ляховского:
дохнуть ему не давайте, и Половодову тоже. С ними нечего церемониться...
доху, летел в Петербург, а Привалов остался в Узле.
встречаться с Антонидой Ивановной: в гостиной Хины, в доме Веревкиных, в
клубе и, наконец, в доме Половодова. Посещения гостиной Хины и клуба были
делом только печальной необходимости, потому что любовникам больше деваться
было некуда; половодовский дом представлял несравненно больше удобств, но
там грозила вечная опасность из каждого угла. Зато дом Веревкиных
представлял все удобства, каких только можно было пожелать: Иван Яковлич
играл эту зиму очень счастливо и поэтому почти совсем не показывался домой,
Nicolas уехал, Алла была вполне воспитанная барышня и в качестве таковой
смотрела на Привалова совсем невинными глазами, как на друга дома, не
больше. Сама Агриппина Филипьевна... Вообще это была самая странная женщина,
которую Привалов никак не мог разгадать. Подозревала ли она что-нибудь об
отношениях дочери к Привалову, и если подозревала, то как вообще смотрела на
связи подобного рода - ничего не было известно, и Агриппина Филипьевна
неизменно оставалась все той же Агриппиной Филипьевной, какой Привалов видел
ее в первый раз. С одной стороны, ему было неловко при мысли, что если она
ничего не подозревает и вдруг, в одно прекрасное утро, все раскроется...
Привалову вперед делалось совестно, что он ставит эту добрую мать семейства
в такое фальшивое положение. С другой стороны, он подозревал, что только
благодаря мудрейшей тактике Агриппины Филипьевны все устроилось как-то само
собой, и официальные визиты незаметно перешли в посещения друга дома,
близкого человека, о котором и в голову никому не придет подумать что-нибудь
дурное.
приводили в какое-то бешенство Хионию Алексеевну. Ей казалось, что Агриппина
Филипьевна нарочно отбивает у нее жильца, тогда как по всем человеческим и
божеским законам он принадлежал ей одной. Между друзьями детства готова была
пробежать черная кошка, но Антонида Ивановна с прозорливостью любящей
женщины постаралась потушить пожар в самом зародыше. Она несколько раз
затащила к себе Хионию Алексеевну и окружила ее такими любезностями, таким
вниманием, так ухаживала за нею, что Хина, несмотря на свою сорокалетнюю
опытность, поддалась искушению и растаяла. А когда Антонида Ивановна
намекнула ей, что вполне рассчитывает на ее скромность и постарается не
остаться у нее в долгу, Хина даже прослезилась от умиления.
голосом говорила она. - Конечно, Александр Павлыч - муж вам, но я всегда
скажу, что он гордец... Да!.. Воображаю, сколько вам приходится терпеть от
его гордости.
Ивановна. - За Александром есть много других недостатков, но только он не
горд...
Бахаревы и Ляховские... Вы слышали: старик Бахарев ездил занимать денег у
Ляховского, и тот ему отказал. Да-с! Отказал... Каково это вам покажется?
Бахарева, - одному богу известно. По крайней мере, ни Ляховский, ни Бахарев
никому не говорили об этом.
глаза Половодовой. - Ведь я вас знала, mon ange, еще маленькой девочкой и
могу позволить себе такую откровенность... Да?
Антонида Ивановна... Ах, сколько оно иногда страдает совершенно одиноко, и
никто этого не подозревает. А между тем, помните, у Лермонтова:
Антониды Ивановны, но получила вежливый отказ. У Хины вертелся уже на
кончике языка роковой намек, что ей известны отношения Половодовой к
Привалову, но она вовремя удержалась и осталась очень довольна собой, потому
что сказанное слово серебряное, а не сказанное - золотое.
Половодова в самом веселом расположении духа.
VI
комнате, откуда показывалась только к обеду, да еще когда ходила в кабинет
отца. Комната девушки с двумя окнами выходила в сад и походила на монашескую
Адамов Григорий
Перумов Ник
Круз Андрей
Посняков Андрей
Никитин Юрий