консульша.
совершить столь дальнее путешествие, любезный господин Перманедер? От
Мюнхена до нас, право, очень не близко...
рукой. - Маленькое дельце с пивоварней в Валькмюле, сударыня!
Перманедер! "Ноппе и Кь", не так ли? Смею вас уверить, что я не раз
слышала от моего сына, консула, самые лестные отзывы о вашей фирме, -
учтиво добавила она.
засвидетельствовать вам свое почтенье, сударыня, и еще раз повидать мадам
Грюнлих! А коли уж приспичило, так и дальней дороги не побоишься.
руку, но уже ладонью вверх. - А теперь надо известить дочь, - добавила
она, вставая и направляясь к вышитой сонетке возле двери.
с креслом повертываясь к двери.
вошедшей горничной и снова села на софу.
разглядывая шпалеры, большую севрскую чернильницу на секретере и всю
обстановку ландшафтной. Потом он несколько раз повторил: - Фу ты,
окаянство какое! И не выдумаешь! - причем усиленно тер себе колени и,
совершенно безотносительно к своим словам, испускал тяжелые вздохи. Это
заполнило чуть ли не все время до прихода г-жи Грюнлих.
нее было свежее и прелестнее, чем когда-либо, а кончик языка время от
времени лукаво облизывал уголки рта.
невероятной резвостью кинулся ей навстречу. Все в нем пришло в движение.
Схватив ее за обе руки, он потрясал ими, восклицая:
тут жили, а? Что поделывали на севере? У-ух ты, и рад же я, как дурак!..
Не забыли еще городишко Мюнхен и наши горы, а? Ну, и погуляли мы с вами,
есть что вспомнить!.. У-ух, черт! И опять вот свиделись! Да кто бы
подумал!..
придвинула стул к его креслу и начала вспоминать Мюнхен. Теперь беседа
потекла уже без всяких заминок, и консульша, улыбаясь, поощрительно кивала
головой г-ну Перманедеру и мысленно переводила на литературный язык то
один, то другой его оборот, и когда это ей удавалось, с удовлетворением
откидывалась на спинку софы.
объяснить причину своего появления в городе, но "дельцу" с пивоварней он
явно придавал столь малое значение, что трудно было в него поверить. Зато
он с живейшим интересом расспрашивал о младшей дочери, а также о сыновьях
консульши и громогласно сетовал на отсутствие Клары и Христиана, так как
ему "очень уж в охоту было познакомиться со всем семейством".
туманно, но когда консульша сказала: "Я с минуты на минуту жду к завтраку
сына. Не доставите ли вы нам удовольствие откушать с нами?" - он выразил
свое согласие еще раньше, чем она успела договорить, и с такой
готовностью, словно только и ждал приглашения.
наверх и в рабочем костюме, уже немного утомленный и озабоченный, заглянул
в ландшафтную, чтобы поторопить своих с завтраком... Но, едва завидев
тирольскую шапочку на фисгармонии и гостя в грубошерстном сюртуке, всего
обвешанного брелоками, насторожился, и, как только было произнесено имя,
часто слышанное им из уст г-жи Антонии, бросил быстрый взгляд на сестру и
приветствовал его с самой располагающей любезностью, на которую был
способен. Он даже не успел сесть. Все тотчас же спустились вниз, где
мамзель Юнгман уже накрыла стол, на котором шумел самовар - настоящий
самовар, подарок пастора Тибуртиуса и его супруги.
и окидывая взором стол, уставленный холодными закусками.
нечто более приемлемое, чем наше здешнее варево, - и консул налил ему
коричневого пенящегося портера, который сам обычно пил за завтраком.
Перманедер, не замечая исполненного ужасом взора мамзель Юнгман. Но портер
он потреблял столь умеренно, что консульша велела принести бутылку
красного вина, после чего гость заметно повеселел и снова пустился в
оживленный разговор с мадам Грюнлих. Живот не позволял ему близко
придвинуться к столу, и он сидел широко расставив ноги, свесив жирную
белую руку со спинки стула и слегка склонив набок свою круглую голову с
тюленьими усами; преданно поблескивая щелками глаз, он с выражением
свирепым и умильным внимал болтовне Антонии.
никогда в жизни не видывал, она не преминула высказать ряд житейских
наблюдений.
отрадное в жизни так быстро проходит, - заметила она, намекая на свое
пребывание в Мюнхене, и, на минуту отложив нож и вилку, мечтательно
возвела взор к потолку. Время от времени г-жа Антония делала столь же
милые, сколь и безуспешные попытки говорить на баварском диалекте.
принес из конторы телеграмму. Консул прочитал ее, медленно пропуская
сквозь пальцы кончики усов, и хотя было очевидно, что содержание депеши
заставило его мысль напряженно работать, спросил самым непринужденным
тоном:
он к мальчику, который сразу же исчез.
короткую и толстую шею к консулу и кладя теперь на спинку стула правую
руку. - Что уж тут говорить, горе да и только! Мюнхен, - он выговаривал
это слово так, что можно было только догадываться, какой именно город он
имеет в виду, - Мюнхен город не деловой, там каждый норовит устроиться
поскромней да поспокойней!.. И депеш у нас за столом не читают - это уж
дудки! Тут у вас, на севере, все по-другому, черт подери!..
Благодарствуйте, что ж можно и еще стаканчик! Невредное винцо! Мой
компаньон Ноппе день и ночь мечтает перебраться в Нюрнберг: там, говорит,
и биржа, и народ оборотистый... Ну, а я из Мюнхена ни ногой... черта с
два! Конечно, у нас конкуренция, можно сказать, дьявольская, а уж экспорт
- об нем и говорить нечего!.. Теперь и в России сами собираются хмель
разводить... - Но тут он вдруг кинул неожиданно быстрый взгляд на консула
и сказал: - А в общем жаловаться не приходится, хозяин! Дельце у нас
неплохое. Мы немалые денежки зашибаем на акционерной пивоварне, где
директором Нидерпаур. Слыхали, верно? Поначалу у них предприятие было
маленькое, да мы им дали кредит из четырех процентов под закладную -
пускай себе расширяются! Ну, а теперь это дело солидное. Да и у нас оборот
дай бог - можно жить - не тужить! - заключил г-н Перманедер, поблагодарил
консула за предложенные на выбор папиросы и сигары, попросил разрешения
закурить увесистую трубку, которую он извлек из кармана, и, получив
таковое, весь окутанный клубами дыма, вступил с консулом в деловую беседу,
быстро перекинувшуюся на политику. Они обсудили взаимоотношения Баварии и
Пруссии, поговорили о короле Максимилиане (*39) и императоре Наполеоне,
причем г-н Перманедер уснащал свою речь никому не понятными оборотами, а
паузы, без всякой видимой связи с предыдущим, заполнял восклицаниями,
вроде: "Ну и ну!", или: "Вот это да!"
не сводила с гостя своих широко открытых карих глаз и, по свойственной ей
привычке, вертикально держа нож и вилку, даже слегка помахивала ими в
воздухе. Таких разговоров эти комнаты еще не слышали, столь густой
табачный дым никогда их не окутывал, не видывали они и такой благодушной
распущенности манер. Консульша, озабоченно осведомившись, не подвергается
ли маленькая евангелическая община преследованию со стороны куда более
многочисленных папистов, замкнулась в благожелательном недоумении, а Тони
по мере приближения трапезы к концу становилась все более задумчивой и
неспокойной. Зато консул веселился от души, он даже попросил у матери
разрешения, - которое немедленно воспоследовало, - послать вниз за второй
бутылкой вина, и пригласил г-на Перманедера к себе на Брейтенштрассе: "Моя
жена будет в восторге..."
уходу: выбил свою трубку, допил до дна стакан, пробурчал что-то насчет
"окаянства" и, наконец, поднялся.
господин Будденброк. Добрый день, почтеннейшая!
прощаясь, говорил еще "добрый день"!..
своем намерении возвратиться в скромную гостиницу на берегу Травы, где он
остановился.
нему старая дама, - и нам, вероятно, не скоро представится случай
отблагодарить их за гостеприимство. Но, если вы, уважаемый господин
Перманедер, решите доставить нам удовольствие и остановиться в нашем доме,