- Милочка!
Анна любила Милочку, она причисляла Милочку к тем, кто не сегодня, так
завтра станет гордостью района.
- А я вижу - Тася. Ты куда? Говорит, Гончарова приехала. Я и
побежала...
Милочка стала рассказывать о ферме. Прибежала Тася. Челушкин появился
вслед за ней, тоже запыхавшийся, должно быть, тоже бежал.
- К вам, Григорий Федорович.
- Вижу.
- Весна торопится.
- Вижу.
- А у вас как?
- Вот я и боюсь...
Они понимали друг друга с полуслова.
- А как у вас новый агроном?
Челушкин улыбнулся.
- Не обижаюсь.
- Нахалка, а так ничего, - добавила Милочка.
Обе девчонки переглянулись и прыснули. Челушкин поглядел на них
строгими глазами, и они разом смолкли.
Анна повернулась к Милочке.
- Что значит - нахалка?
- Очень себя высоко несет... - убежденно сказала Милочка. - Что ни
скажешь ей - "я знаю" да "я знаю".
Анна обратилась к Челушкину.
- Ну, а на самом деле - знает?
- Знает, - подтвердил тот. - Только уж больно непростительная.
- Что значит непростительная?
- Поймает кого на ошибке - обязательно просмеет.
- А ну попросите ее сюда, - распорядилась Анна. - Хочу познакомиться с
ней.
Челушкин кивнул той девчонке, что бегала за ним.
- Тася!
Тася опрометью помчалась прочь из конторы.
- А к севу-то она готовится? - спросила Анна.
- Вот в этом-то весь вопрос, - задумчиво сказал Челушкин. -
Готовиться-то готовится, да только сеять собирается как-то чудно.
Анна знала Челушкина и видела - относится он к Авериной с симпатией,
она нравится ему, но что-то его и настораживает...
Тася опять примчалась.
- Сейчас придет, - сообщила она. - Дома была.
С каким-то вывертом - ногу вправо, ногу влево, носки вместе, носки
врозь - она проскочила к своему столу.
Милочка прикрикнула на нее:
- Таська, что это за кренделя?
- Новый танец. Люся вчера показывала.
Анна поинтересовалась:
- Это какая Люся?
- Агрономша. Она все танцы знает.
Она опять повернулась к Челушкину:
- Ну, а как сеять - знает?
- Знает. - Это он сказал уверенно. - Но все хочет сделать по-своему.
- Ну, а если поконкретней? Как - по-своему? - Анна вглядывалась в своих
собеседников. - Что-то не пойму... Да где же она?
Милочка усмехнулась:
- Не торопится!
- Она у вас всегда так? - опять обратилась Анна к Челушкину.
- Нет, не всегда, но бывает. - Он сердито взглянул на Тасю. - Ты
сказала - кто ее ждет?
Тася пожала плечами.
Анна усмехнулась.
- А может, она и не слышала обо мне?
- Ну да! - убежденно воскликнула Тася. - Ах, говорит, это секретарь
райкома, что ли? Скажи, говорит, сейчас приду.
За дверью послышались шаги, дверь отворилась, и появилась Аверина.
Высокая... Что она высокая, Анна помнила по первой встрече в Суроже. В
коротком модном пальто из голубоватого драпа с начесом... Анна сразу
определила - дорогое пальто. Пальто, какое не по карману сельскому агроному.
В серых остроносых туфельках. Деревенская улица еще в снегу, в грязи, но
Аверина не пожалела туфель. Малиновый шарфик...
Плоское лицо, монгольские черты, скулы слегка выдаются, косой разрез
глаз. В общем, довольно простое лицо. Но раскрашена дерзко: и губы, и брови,
и глаза подведены...
Очень не похожа на Анну, какой она себя помнит в Мазилове.
Однако Анна заранее готова простить этой девчонке ее заносчивость и
даже легкомыслие, лишь бы она оказалась знающей и восприимчивой, лишь бы из
нее можно было слепить что-нибудь подходящее для "Рассвета", для Сурожа, для
всей этой трудной стремительной жизни.
Аверина остановилась посреди комнаты, огляделась.
- Здравствуйте, с кем не видалась. Здравствуйте, товарищ Гончарова...
Но не подошла, и Анна вынуждена была сама подняться, чтобы подать руку
Авериной.
- Долго, - упрекнула, не сдержалась Анна. - Минут двадцать ждем.
- Красилась, - независимо объяснила Аверина. - Не люблю выходить из
дому растрепой.
- А для кого... - спросила было озадаченная Анна. - Для кого ж это вы
мажетесь?
Она медленно обвела взглядом окружающих - Челушкина, Милочку, двух
девчушек... Действительно, для кого?
- А для себя, - ответила Аверина с легким вызовом. - Главным образом
для себя.
Вот это-то Анна и должна в ней сломить! Таких девочек надо
переделывать. Анна готова отдать ей весь свой опыт, подарить всю свою
заботу, лишь бы воспитать из нее настоящего человека.
Они смотрели друг на друга, и Аверина поняла, что Гончарова не хочет
замечать ни ее вызывающего тона, ни остроносых туфелек, так контрастирующих
рядом с рабочими сапогами Челушкина.
Однако ничто не изменилось ни в лице, ни в позе Авериной, и лишь во
взгляде, который она бросила на свои заляпанные туфли, в короткой паузе и
еле уловимой краске на лице Анна своим чуть ли не материнским чутьем
безошибочно уловила запрятанную куда-то внутрь растерянность очень молодого
и очень самолюбивого существа, во что бы то ни стало пытающегося сохранить
чувство собственного достоинства.
- Я к вам по поводу севооборота, - сухо сказала Анна. - Я бы хотела,
чтоб вы познакомили меня...
Аверина загадочно посмотрела на Анну.
- Но ведь в район, в сельхозинспекцию, все представлено...
- Видите ли, я сама агроном, - пояснила Анна. - И работала именно в
этом колхозе. Мне бы хотелось вас послушать. Чтобы вы сами показали...
Неожиданно для самой себя она потеряла нить разговора. Аверина не шла
ей навстречу. Слушала и молчала. Разговор не получался.
- Знаете что, пойдемте-ка лучше в поле, - предложила вдруг Анна. -
Посмотрим, посоветуемся. Там вы мне все и объясните...
- Хорошо, - с облегчением согласилась Аверина. - Но только я должна
сбегать к себе. В таком виде...
Она покосилась на свои испачканные туфли.
- Мы зайдем к вам по дороге, - сказала Анна. - Вы переоденетесь, а я
посмотрю, кстати, как вы живете.
LXIII
Анна мысленно рисовала себе жилье Авериной. Кровать. Стол Этажерка с
книгами. На стене платья под простыней. Ну, пусть не под простыней, пусть
гардероб... Но очутилась она в очень непривычно обставленной комнате, точно
перенесенной из какой-нибудь модной московской квартиры. Окна в комнате,
конечно, невелики, рамы похожи на решетки, потолок невысок, и пол не
паркетный, словом, комната как комната, как десятки комнат в Мазилове, но у
Авериной она выглядит совсем не так, как представляла себе Анна. Вместо
кровати широкая, застеленная ковром тахта, никаких этажерок - вся стена в
асимметричных полках, заставленных безделушками и книгами, окна
задергиваются одной пестрой шторой, свисающей от потолка до полу,
полированный гардероб, радиола, на стенах странные рисунки - какие-то
танцовщицы в голубом, узкоглазая девушка с веером, похожая... Да, очень
похожая на Аверину!
- Садитесь, - пригласила Аверина. - Я сейчас.
Анна с любопытством осматривалась.
- Вас как зовут? - спросила она Аверину.
- Люся.
- А полностью?
- Людмила.
- А по отчеству?
- Петровна, - сказала Аверина. - Но зовите просто Люся, меня все так
зовут.
И опять что-то детское прозвучало в ее голосе. Похоже, она сама сейчас
радовалась, что Гончарова не приняла всерьез ее браваду, и боялась потерять
тот оттенок простоты и задушевности, который, кажется, промелькнул в их
разговоре.
- Вам сколько лет? - спросила Анна.
- Двадцать три Уже старая.