обязана блюсти перед богом; человек, дважды раскаявшийся,- страшный фарисей.
Боюсь, что для тебя раскаяние - только отпущение грехов.
улицу. На другой день поэт отнес в редакцию статью, исправленную д'Артезом;
но с того времени им овладела тоска, и он не всегда мог скрыть ее. Вечером,
когда он вошел в переполненную залу Жимназ, он испытывал жестокое волнение,
обычное перед театральным дебютом близкого существа. Все виды его тщеславия
были затронуты, его взгляд впивался в лица зрителей, как взгляд обвиняемого
впивается в лица присяжных и судей; он вздрагивал от малейшего звука;
малейшая оплошность на сцене, выход и уход Корали, малейшее изменение в ее
голосе приводили его в крайнее возбуждение. Пьеса, в которой выступала
Корали, была из тех пьес, что проваливаются и вновь появляются на театре;
пьеса провалилась. Выход Корали на сцену не вызвал рукоплесканий, и
холодность партера ее сразила. В ложах хлопал один Камюзо. Люди, посаженные
на балконе и в галерее, оборвали рукоплескания торговца шелками, зашикав на
него: "Тише!" Галерея вынуждала клакеров умолкнуть, как только они
принимались хлопать с чрезмерной нарочитостью. Мартенвиль отважно
рукоплескал, и вероломная Флорина, Натан и Мерлен вторили ему. Когда стало
ясно, что пьеса провалилась, в уборной Корали собрались утешители, но своими
соболезнованиями они лишь растравляли рану. Актриса была в отчаянии, и не
столько из-за себя, сколько из-за Люсьена.
другой день она не могла играть. Она чувствовала, что ее карьера кончена.
Люсьен прятал от нее газеты, он читал их в столовой. Провал пьесы все
фельетонисты приписывали Корали: она-де была чересчур высокого мнения о
своем таланте; она могла блистать на Бульварах, но в Жимназ оказалась не на
месте; ее увлекало похвальное честолюбие, но она переоценила свои
способности и взяла роль не по силам. Люсьену пришлось прочесть посвященные
Корали искусные тирады, которые были составлены в духе лицемерных статей,
когда-то написанных им о Натане. Люсьена обуяла ярость, достойная Милона
Кротонского, когда тот почувствовал, что его руки ущемлены в стволе дуба,
который он сам расщепил. Он побледнел: его друзья давали советы Корали, и за
их словами, пленяющими сердечностью, любезностью, участием, скрывалось
жестокое коварство. Они рекомендовали ей играть роли, которые, как хорошо
было известно вероломным авторам этих гнусных фельетонов, находились в
полном противоречии с ее дарованием. Таковы были отзывы роялистских газет,
написанные без сомнения по указке Натана. Что касается либеральных газет и
мелких листков, они изощрялись в язвительных намеках и насмешках -
излюбленный прием Люсьена. Корали, услышав подавленные рыдания Люсьена,
вскочила с постели, увидела газеты, пожелала просмотреть их и все прочла.
Потом она опять легла, не вымолвив ни слова. Флорина участвовала в заговоре,
она предугадала исход, она выучила роль Корали, она репетировала ее под
руководством Натана. Администрация, не желая снимать пьесы, решила роль
Корали передать Флорине. Директор пришел к бедной актрисе и застал ее в
слезах, в удрученном состоянии; но когда он в присутствии Люсьена сказал ей,
что спектакль отменить невозможно и что Флорина приготовила роль, Корали
приподнялась, вскочила с поп стели.
получила роль и составила себе имя, ибо она спасла пьесу; газеты устроили ей
настоящие овации, и с той поры она стала великой актрисой, какой вы ее
знаете. Торжество Флорины в высшей степени ожесточило Люсьена.
порвет контракт с тобою. Я стану графом де Рюбампре, составлю состояние,
женюсь на тебе.
будешь жить в прекрасном особняке, у тебя будет карета, и я создам для тебя
роль!
семь часов, пожираемый фуриями, но его лицо оставалось спокойным и холодным.
В течение того дня и части той ночи счастье было для него переменчиво: он
был в выигрыше до тридцати тысяч, но вышел без единого су. Воротясь домой,
он застал там Фино, который пришел за статейками. Люсьен имел неосторожность
ему пожаловаться.
поворот, что должны были лишиться поддержки либеральной печати, а ведь она
куда сильнее печати правительственной и роялистской. Никогда не следует
переходить из одного лагеря в другой, не приготовив себе заранее мягкого
ложа, где можно было бы залечить раны, а к ним нужно быть готовым;
благоразумный человек в таких случаях предварительно обращается за советом к
друзьям, излагает свои доводы и склоняет их простить его отступничество,
обращает их в своих сообщников, вызывает к себе жалость, а затем, подобно
Натану и Мерлену, входит с товарищами в соглашение о взаимных услугах. Свой
своему поневоле брат. Вы обнаружили в этом деле невинность агнца. Вам
придется показать вашей новой партии когти, если вы пожелаете урвать малую
толику добычи. Вас, натурально, принесли в жертву Натану. Не скрою, ваша
статья против д'Артеза подняла целую бурю, шум, скандал. Марат в сравнении с
вами - святой. На вас готовится нападение, ваша книга провалится. Что слышно
о вашем романе?
крайних правых приписывают вам. "Ревей" теперь изо дня в день направляет
свои шпильки против кружка в улице Катр-Ван, а остроты, чем они потешнее,
тем больнее ранят. За газетой Леона Жиро стоит политическая группа -
внушительная и серьезная группа, которая рано или поздно придет к власти.
оптом; но пишите в духе нашей газеты.
небрежно рассказав ему забавный случай в качестве анекдота, по его словам,
обошедшего все салоны.
вновь обрел воодушевление, свежесть мысли и написал тридцать статей, в два
столбца каждая. Когда статьи были окончены, Люсьен пошел к Дориа, надеясь
встретить там Фино и украдкой вручить ему рукопись; притом нужно было
потребовать от издателя объяснения о причине задержки выпуска "Маргариток".
Лавка была полна его врагов. Когда он вошел, разговоры оборвались,
водворилось глубокое молчание. Поняв, что он отлучен от журналистики, Люсьен
ощутил прилив мужества и, как некогда в аллее Люксембургского сада, он
мысленно воскликнул: "Я восторжествую!" Дориа не оказал ему ни
покровительства, ни внимания, принял насмешливый тон, ссылался на свои
права: он-де выпустит "Маргаритки", когда ему вздумается, он обождет, пока
положение Люсьена не обеспечит успеха, он ведь купил книгу в полную
собственность. Когда Люсьен возразил, что Дориа обязан издать "Маргаритки"
согласно самой природе договора и положению договаривающихся сторон,
издатель стал утверждать противное и заявил, что юридически его нельзя
принудить к операции, которую он считает убыточной, он один может судить о
своевременности издания. И, наконец, есть исход, который допустит любой суд:
Люсьен волен вернуть тысячу экю, взять обратно свое произведение и
напечатать его в каком-нибудь роялистском издательстве.
важностью при их первом свидании. Итак, сомнения не было, "Маргаритки" не
выйдут в свет, покуда Люсьен не обретет вспомогательной силы в лице
влиятельных друзей или сам не станет грозным противником. Поэт медленно
возвращался домой, охваченный унынием, которое привело бы его к
самоубийству, если бы за мыслью следовало действие. Он застал Корали в
постели, она лежала бледная и совсем больная.
одевался, собираясь направиться в улицу Монблан к мадемуазель де Туш,
которая давала большой вечер; там ему предстояло встретить де Люпо, Виньона,
Блонде, г-жу д'Эспар и г-жу де Баржетон.
камерного певца, а также ради Чинти, Паста, Гарсиа, Левассера и двух-трех
великосветских певцов. Люсьен проскользнул в уголок, где сидели маркиза, ее
кузина и г-жа де Монкорне. Несчастный юноша принял беспечный вид, казалось,
он был доволен, счастлив; он острил, держал себя, как в дни своего
торжества, он не желал чем-либо обнаружить, что нуждается в опоре высшего
света. Он пространно говорил о своих заслугах перед роялистской партией и в
доказательство указывал на бешеный вой, поднятый против него либералами.
ласково ему улыбаясь.- Ступайте послезавтра в министерство вместе с Цаплей и
де Люпо, и вы получите указ, подписанный королем. Хранитель печати завтра
повезет его во дворец; но завтра заседание совета, он вернется поздно, все
же, ежели я вечером узнаю о результате, я вас извещу. Где вы живете?
Лунной улице.
заметила маркиза,- они отозвались с похвалой о вашей безграничной
преданности, достойной блестящей награды в воздаяние за те преследования,
которым вы подверглись со стороны либералов. Вы прославите имя и титул графа
де Рюбампре, на которые вы имеете право по материнской линии. Вечером король
приказал канцлеру приготовить указ, дарующий господину Люсьену Шардону право
косить имя и титул графов де Рюбампре, как внуку последнего Рюбампре по
женской линии. "Надобно поощрить щеглят с Пинда",- сказал он, прочтя ваш
сонет, посвященный лилии (к счастью, моя кузина вспомнила о ней и передала
его герцогу). "Тем более, что король властен совершить чудо, обратив их в
орлят",- заметил господин де Наваррен.
женщину, не столь глубоко оскорбленную, как Луиза д'Эспар де Негрпелис. Чем