сладкие крошки, Танюша зажгла свечи у рояля.
никогда...
есть названья нет никакого, но оно - это мой посредний опус. Это мой опус
тридцать семь.
Вася. Поплавский в затененном уголке на стуле, дядя Боря и Петр Павлович
остались у стола. Танюша - на ковре, у ног дедушки, голову положив к нему на
колени.
Львович, согласившись сыграть свою последнюю вещь. Она слушала, не проронив
ни звука,- и страдала вместе со своим учителем, а может быть, страдала за
него.
произошла катастрофа, что он, бессильный отказаться от музыкальной идеи,
которой всю жизнь служил,- вдруг потряс колонны и обрушил на себя им самим
созданный храм и бьется теперь под его обломками. Родилось - рядом с его
жизнью - что-то новое, что он хочет понять, осилить и, кажется, оправдать,-
но у него нет для этого слов и музыкальных сочетаний, а есть только крик
боли, заглушенный чужими голосами, ему враждебными и незнакомыми.
Львовича, как он хочет убедить самого себя, как дергается его худое и
бледное лицо, как Эдуард Львович страдает. "Зачем я просила его играть!"
пальцами потянул крышку, уронил ее, болезненно вздрогнул и растерянно застыл
на месте, спиной ко всем.
слова, ласково погладила рукав его пиджака.
сказать. И есть ли такие слова?
искал другой. Танюша помогла. Тогда он повернулся к ней лицом, вынул из
кармана ноты, свернутые в трубочку и обмотанные в несколько раз тонкой
ниткой, и сунул Танюше.
опус. Он торько дря вас. Да, это так надо, до свиданья.
опять смотря в лицо Танюше, сказал скороговоркой:
его стали быстро удаляться.
КОГДА ПРИЛЕТЯТ ЛАСТОЧКИ
ляжете?
отдохнем, а потом пойду к себе.
рояль. Помогал ей Петр Павлович. Профессор сидел в своем глубоком кресле,
полузакрыв глаза. Опять присела Танюша на коврик у его ног.
шепчутся. Дом-то старый, есть ему что вспомнить. Этот дом, Петр Павлович,
еще моя мать строила, Танюшина, значит, прабабка. По тому времени считался
дом барский, большой, для хорошей семьи. Красивый был. На дворе разные
службы, конюшни, птичник, баня, конечно. Баню-то эту мы совсем недавно
разобрали на дрова. Тут я всю жизнь свою и прожил. И конца дождался. Теперь
дом стал ничей, и люди за стеной живут чужие.
Времена теперь изменились.
Лучше, чем мы жили, или так же, или труднее?
доме целой жизни не прожить, теперь это невозможно.
сейчас время исключительное, переходное. Перемучаться надо. И долго.
Вон Поплавский жалуется, что оторвались мы от Европы, что не догоним теперь.
Ученому этого нельзя не чувствовать. Обидно ученому человеку.
думает. Вот в хозяйстве тяжело, все у нас разрушено и. бедность страшная. И
людей настоящих еще мало.
посильнее прежних.
постарайся так верить.
по-своему. Потом, поглядев, побившись, догадаются, что новое без старого
фундамента не выживет, развалится, что прежней культуры не обойдешь, не
отбросишь ее. И опять возьмутся за старую книжку, изучать, что до них
изучено, старый опыт искать. Это уже обязательно. И вот тогда, Танюша,
вспомнят и нас, стариков, и твоего дедушку, может быть, вспомнят, книжки его
на полку опять поставят. И его наука кому-нибудь пригодится.
место в жизни найдется. Верно ли, Танюша?
кто с кем воюет, кто кого одолел. Сегодня он меня - завтра я его, а потом
снова... А у ласточки свои законы, вечные. И законы эти много важнее наших.
Мы еще мало их знаем, много изучать нужно.
к Танюше, так что седая борода защекотала ее лоб, орнитолог тихо и ласково
сказал:
быть, уж и не успею. А ты отметь обязательно.
отмечаю. Будет одной отметкой больше. Это, Танюша, очень, очень важно, может
быть, всего важнее. Отметишь, девочка? Мне приятно будет.
ПРИМЕЧАНИЯ
особенностей авторскогo синтаксиса. Частичные изменения орфографии сделаны в
соответствии с сегодняшними нормами.
по 2-му изд.- 1929.