все более явно обнаруживались какие-то просчеты. Не хватало оружия, одежды,
особенно снарядов. Неслыханное дело: немцы превосходили русскую армию в
артиллерии! Мы мало что знали об их намерениях, тогда как они знали о наших
планах едва ли не все.
толковали о неминуемой диктатуре, о гражданском правительстве или о верности
царю. И тут ощущался разброд. При взгляде на карту делалось не по себе:
немцы угрожали Минску, Риге, могли прорваться на дорогу между Петроградом и
Москвой. Но и они, кажется, выдохлись окончательно. Фронт стоял, стороны
укреплялись и, готовясь к зиме, зарывались в землю.
Говорили о том, что нас решили держать на всякий случай.
1916 год.
Эрзерум. В этой армии воевало много кубанцев, среди них наш Шапошников.
юге. Вновь блеснули умением воевать: взяли Черновицы, Станислав и вынудили
румын выйти из союза с немцами. Как бальзам на раны! В Ставке, по слухам,
появился генерал Корнилов, бежавший из немецкого плена. О нем говорили как о
герое. Дикой дивизией, которая стояла рядом с нами, стал командовать донской
казак генерал Крымов. Что-то готовилось...
библиотеку, просмотрел много довоенных и свежих журналов. Искал вестей о
Кавказской охоте. Поиск увенчался двойным успехом. В одном из довоенных
номеров "Вестника Русского географического общества" нашел статью
Природоохранительной комиссии. Это был страстный призыв к общественности и
правительству сохранить чудесные уголки России, создать заповедники. А
вскоре наткнулся на хронику, касающуюся уже Кубанской охоты. В небольшой
заметке сообщалось: "На заседании Совета министров 27 февраля был подвергнут
рассмотрению вопрос об учреждении Кавказского государственного
заповедника... Было поставлено передать его вновь на рассмотрение особой
межведомственной комиссии под председательством его императорского
высочества великого князя Сергея Михайловича..."
комиссия "сработала", она даже границы заповедника определила - точно, как
когда-то наметил в своем письме Шапошников, - и главную цель указала:
"Охрану кавказского зубра". Но этот проект, как писалось в журнале, встретил
резкое возражение со стороны наместника Кавказа графа Воронцова-Дашкова и
снова был отослан в Совет министров, который после этого просто уже не
возвращался к надоевшей теме. Не повезло Кавказу, вообще зубрам.
собрание, где у меня не было друзей. Разделся, отужинал в одиночестве и,
встав из-за стола, вдруг как бы внове увидел в табачном дыму большого зала
полупьяных, развязных, мрачных и драчливых казачьих офицеров. Говорили все
сразу на высоких, порой истерических тонах, спорили с пеной у рта - и все о
положении на фронте, в Ставке, в Царском Селе. Слова "предательство",
"заговор", "сильная власть", "бунтовщики" пересыпались ругательствами и
бахвальством.
совсем пьяный полковник Улагай. Офицеры вокруг него продолжали пить и орать,
а он только качал головой, зажатой в ладонях.
ведро. Солнце грело, молодое лето правило миром. Сирень свисала из-за
каждого забора. По-домашнему пахли сады. Тихое предместье неузнаваемо
приукрасилось. По вечерам слабый серпик месяца светил со звездного неба.
Казаки пели протяжные, грустные песни. Ничто не напоминало о войне, которая
была рядом. О будущем думалось с тоской и стыдом. Враг-то на нашей земле!..
началось южнее Двинска. Казачий корпус снялся и в четыре перехода подошел к
ожившему, гулкому от грохота орудий переднему краю. Зачитали приказ: как
только пехота прорвет позиции врага, конным полкам идти в тыл немцам. Далее
действовать сообразно обстановке, нанося всевозможный ущерб отходящему
противнику. Лица казаков оживились. Страха не было. Заждались. Вот она,
святая месть!
месте. Кое-где наши сумели оттеснить врага, однако немцы тут же зацепились
за вторую линию обороны, огрызались из тяжелых орудий, переходили в
контратаки. Хода в их тылы не было. Мы поняли, что прорыва не получилось.
Конница, поболтавшись во втором эшелоне, вернулась на старые квартиры.
сторон страшные, что брусиловским ударом мы спасли союзников под Верденом.
Как бы там ни было, вернуть полностью боевой дух начала войны не сумел даже
Брусилов.
о Беловежской пуще. Надо ли говорить, с какой жадностью набросился на нее!
выпущены на свободу. Ныне они встретились со зверями-германцами..."
как зубры встретились с немецкой ротой: "На мгновение зубры остановились как
вкопанные и, широко растопырив ноги, стали глядеть на немцев с тревожным
ворчанием. Противник зубров тоже опешил, очевидно, никогда не видал подобных
лесных чудищ, а наиболее робкие из солдат даже попятились было назад, хотя
испуганные зубры, стоявшие от роты шагах в двадцати, и не намеревались
трогаться с места.
зверей, вывел обе стороны из тупика. Выстрел оказался метким, и один зубр
упал на землю. Стадо шарахнулось в сторону. Загремели выстрелы. Тогда звери,
нагнув рогатые морды, бросились на солдат... От роты осталось двадцать
человек. Погибло и восемь зубров".
Они никогда не допустят людей на двадцать шагов. Они не нападают, а бегут от
запаха ружья. Да и не ходят большими стадами. Картина, дорисованная
чрезмерным патриотизмом, все-таки говорила о многом. Трагическая
действительность. Зубры не уцелеют в пуще.
рядом. Конверты, надписанные рукой Дануты, отца, весточки из мирного дома.
приезжал, когда ты был в отсутствии.
путях-дорогах из этой самой пущи, когда через фронт... Так что геройством
теперь прозвали и тебе рапорт определили писать, кто и как, значит, и вообще
про кресты и прочие награды. Быть тебе есаулом!
вкось-вкривь, через какие-то зеленые кружочки, похоже на лес, было крупно
написано слово "ПАПА". Это же мой Мишанька! Ну да, пять годов, мама успела
научить. Сын уже пишет!.. А вот строчки Дануты: "Милый наш папочка, вот мы
уже и сами пишем, правда с помощью мамы, но считается, что сами, высунув от
усердия язычок. Как ты там, наш дорогой, мы измучились, когда от тебя так
долго не было весточки..."
подавленной слезой. Отец ребенка на фронте, а жизнь тем временем идет, сын
подрастает, но неизвестно, увидит ли он своего отца. Война - беда...
почерком: "Горжусь тобой, сын. Твоя первая награда Георгий 4-й степени
вручен тебе по праву. Надеюсь, что и впредь перед лицом великой опасности
для России ты не посрамишь чести нашего оружия..."
веры, нет идеала, за который можно броситься вперед с шашкой в руке. Царь?
Чего только не говорят о нем! И о прямом телефонном кабеле от царицы в
Берлин. И о масонах. То Распутин со своими записочками-приказами для
министров, то обвинение военного министра в измене. То противоречивые
приказы на фронте... А в центре всех слухов - его величество верховный
главнокомандующий. Слова, речи, красивые призывы, но мысль уже не
воспринимает слов, действительность, которая перед глазами, все
перечеркивает: крушение военных планов и никаких надежд на скорый и почетный
мир. Немцы упорно держат фронт, у нас нет сил отогнать врага, царь мечется
из Ставки в столицу и обратно, а союзники уже открыто говорят: "Россия вышла
из международного оборота". Улицы Петрограда, по свидетельству побывавших
там, с утра до ночи запружены народом. Стачки, митинги, много заводов не
работают. А немцы явно нацелились на Ригу, Псков, Киев. Все глубже пропасть
между солдатом и офицером. Все более падает дисциплина. Голова кругом!
себе тот, другой мир, где семья, лес, тишина. Тишина? "Летом нынешнего года
(значит, когда солдаты Брусилова умирали в Карпатах?), да, летом на Большую
Лабу, - писала Данута, - приехало до сорока высших чинов из Кавказской армии
и штаба наместника и для своего удовольствия две недели провели в охоте. Как
мне передали, только оленей убито 57, о зубрах сведений нет, но говорят,
ранили очень многих. Охотились без егерей, без правил и не оглядываясь на
совесть".
Афанасьев Роман
Зыков Виталий
Лондон Джек
Прозоров Александр
Березин Федор
Распопов Дмитрий