королевы Изабеллы выхватывал из темноты сплошные потоки воды,
низвергающиеся сверху, чтобы со стуком разбиться о булыжную мостовую. Лужи
взрывались, разбрасывая бесчисленное множество крупных капель, и огни
вечернего города, преломляясь в них, дрожали и колыхались, словно мучимые
болью.
щекам и волосам. От холода у нее стыли скулы и губы, мокрые волосы
прилипали к лицу. Она застегнула воротник плаща и зашагала между кустов и
каменных скамеек, не заботясь о том, что дождь поливает ее с головы до ног
и что туфли полны воды. Образы Брейгеля еще стояли перед ней, впечатанные
в сетчатку глаз, ослепленных огнями машин, сновавших туда-сюда по
проспекту. Свет фар прорезал в сплошной стене дождя золотые конусы и то и
дело струями хлестал по фигуре девушки, распластывая ее длинными
колеблющимися тенями по залитому водой асфальту. И среди этого мелькания
разноцветных огней, тьмы и брызг перед мысленным взором Хулии еще дрожало
видение средневековой трагедии. И в ней, в этих мужчинах и женщинах,
захлестываемых извергающейся из земных недр лавиной скелетов, исполненных
жаждой мщения, она явственно узнавала персонажей другой картины: Роже
Аррасского, Фердинанда Альтенхоффена, Беатрису Бургундскую... И даже,
где-то на втором плане, старого Питера ван Гюйса с покорно склоненной
головой. Все смешалось в этой ужасной, все завершающей сцене, независимо
от того, сколько очков выпало на последнем кубике судьбы, брошенном на
зеленое сукно Земли: красота и уродство, любовь и ненависть, добро и зло,
порыв и бездействие. И самое себя узнала Хулия в зеркале, беспощадно, с
фотографической четкостью отразившем момент преломления Седьмой печати
Апокалипсиса. Это она была той девушкой, грезящей под звуки лютни, не
видя, что на ней играет улыбающийся скелет, и не ведая, что происходит за
ее спиной. В этом царстве ужаса больше не было места ни для пиратов, ни
для спрятанных сокровищ: толпы скелетов тащили за собой отчаянно бьющихся
Вэнди, Золушку и Белоснежку, с расширенными от страха глазами, вдыхали
запах серы, а оловянный солдатик, или святой Георгий, позабывший о своем
змее, или Роже Аррасский, успевший наполовину вытащить меч из ножен, уже
ничего не могли сделать, чтобы спасти их. Самое большее, что они еще могли
- просто ради спасения собственной чести, - это нанести два-три
бесполезных удара пустоте, а потом, как и все остальные, сплести свои руки
с костлявыми, лишенными плоти руками Смерти и понестись вслед за ней в ее
адской пляске.
вошла в нее, порылась в сумке, ища монеты. Она двигалась, будто в полусне.
Она механически набрала номера Сесара и Муньоса и долго, бесплодно ждала
ответа, а капли воды с ее мокрых волос стекали на телефонную трубку.
Повесив ее, девушка прислонилась головой к стеклу кабины и сунула в рот
отсыревшую сигарету, едва сумев сжать ее затвердевшими и нечувствительными
от холода губами. Она курила с закрытыми глазами, глубоко затягиваясь до
тех пор, пока ей не начало жечь пальцы, тогда она уронила окурок. Дождь
монотонно стучал по алюминиевой крыше кабины, но даже здесь Хулия не
чувствовала себя в безопасности. То была - она поняла это с ощущением
отчаяния и бесконечной усталости - всего лишь краткая передышка,
ненадежное убежище, не защищавшее ее ни от холода, ни от мелькавших вокруг
огней и теней.
момент она снова сунула монету в щель автомата и набрала номер - номер
Муньоса. Услышав в трубке голос шахматиста, она словно бы медленно начала
приходить в себя - как будто вернулась из дальних странствий, да,
собственно, так оно и было. Она вернулась из странствий во времени и в
своем внутреннем мире. Постепенно успокаиваясь, рассказала ему, что
произошло. Муньос спросил, что было написано на карточке, и она ответила:
С:п, слон берет пешку. На другом конце провода воцарилось молчание. Потом
Муньос каким-то странным тоном, какого она никогда не слышала у него,
спросил, где она находится. Получив ответ, шахматист попросил, чтобы
девушка оставалась там, и пообещал приехать так скоро, как сумеет.
Муньос, открыв дверцу, махнул рукой Хулии. Торопливо пробежав под дождем,
она укрылась в темной глубине машины. Такси тронулось, шахматист помог ей
снять насквозь промокший плащ и набросил ей на плечи свой.
огней на секунду озарили хмурое лицо шахматиста.
одну фигуру.
ладони, взглянула на него с тревогой.
клубом. Муньос открыл дверцу и вылез, не выпуская руки Хулии из своей.
вестибюль. В зале за столами еще сидели несколько шахматистов, но
директора Сифуэнтеса не было видно. Муньос провел Хулию прямо в
библиотеку. Там, среди наград и дипломов, на застекленных полках стояло
сотни две книг. Муньос, отпустив наконец руку девушки, открыл одну из
полок и достал толстый том в матерчатом переплете. На его корешке
недоумевающая Хулия прочла название, вытисненное золотыми, потемневшими от
времени и стертыми от долгого пользования буквами: "Шахматный
еженедельник. Четвертый квартал". Разобрать год ей не удалось.
отпечатанных на плохой бумаге страниц. Шахматные задачи, разбор партий,
информация о турнирах, старые фотографии улыбающихся победителей: белые
рубашки, галстуки, костюмы и прически соответственно моде тех лет. Наконец
он открыл разворот со множеством снимков.
были изображены группы шахматистов, позирующих перед фотоаппаратом.
Некоторые держали в руках кубки и дипломы. Вверху страницы она прочла
заголовок: ""Второй тур чемпионата на национальный приз имени Хосе Рауля
Капабланки" и, недоумевая, взглянула на Муньоса.
представлена группа молодых людей, двое из них - с небольшими кубками в
руках. Остальные четверо торжественно смотрели в объектив. Подпись под
снимком гласила: "Финалисты в юношеском разряде".
того, что стоял справа, ей почудилось нечто знакомое. Это был юноша лет
пятнадцати-шестнадцати, с гладко зачесанными назад волосами, в пиджаке и
галстуке, с траурной повязкой на левом рукаве. Он смотрел в аппарат
спокойными умными глазами, в которых Хулия, казалось, уловила выражение
вызова И тут она узнала Ее рука дрожала, когда она указала на него
пальцем, а подняв взгляд на шахматиста, увидела, что тот кивает.
Муньос шел впереди, ведя рукой по перилам, чтобы не сбиться с пути.
Добравшись до площадки, они остановились и прислушались. Из-за двери не
доносилось никакого шума, но под ней, очерчивая порог, тонкой, как нитка,
полоской пробивался свет. Хулия не видела в темноте выражения лица своего
спутника, но почувствовала, что он смотрит на нее.
Единственным ответом ей было спокойное дыхание шахматиста Тогда она нашла
на ощупь кнопку звонка и нажала один раз. Звонок прозвучал и замер, как
далекое эхо, в другом конце длинного коридора.
вдруг ненадолго прервался, затем возобновился - все медленнее, все ближе,
пока не смолк у самой двери. Замок отпирали бесконечно долго. Наконец
дверь открылась, бросив на пришедших прямоугольник света, на мгновение
ослепившего их. Потом Хулия увидела знакомый силуэт, мягко
обрисовывающийся против света, и подумала: я вправду не хочу этой победы.
не встревожил его: он только слегка, светски вежливо удивился, выразив это
лишь несколько недоуменной улыбкой, которую Хулия уловила на его губах,
когда он закрывал дверь за вошедшими. На вешалке - тяжелом сооружении из
орехового дерева и бронзы времен короля Эдуарда - висели еще мокрые плащ,