Чтение 62–й страницы книги ~Линия аллигатора~

- Как тебе известно, я уже не в разведке, - начал Родионов, - ушел
оттуда по принципиальным соображениям, еще когда начинался этот бардак.

- Я помню, - серьезно ответил Дронго. Он знал, что подобная тема была
самой трудной, самой болезненной для его коллег.

Родионов чуть пригладил седые волосы, вздохнул:

- Думал тогда, ты не вернешься из Великобритании. У тебя не было
вообще никаких шансов. Затем, правда, узнал, что тебе вновь повезло.
Хотя это, конечно, было не везение.

Дронго молчал. В таких случаях лучше молчать.

- Сначала трудно было без работы, - продолжал Родионов, - но потом
меня взяли в коллегию адвокатов, пригодилось мое юридическое
образование. Вот теперь уже три года, как я член коллегии адвокатов.

Владимир Владимирович принес чай.

- Угощайтесь, - приветливо предложил он. С Родионовым его связывала
более чем тридцатипятилетняя дружба.

- Понимаешь, какое дело, - Родионов не стал пить слишком горячий чай,
лишь подвинул стакан с блюдечком к себе, - я веду одно уголовное дело.

Непонятное какое-то, запутанное. И мой подзащитный получил пятнадцать
лет по приговору суда. Хотя клянется, что не убивал человека. И вот не
знаю почему - я ему верю. Да и доказательств никаких нет, что именно он
убивал. Просто шумное дело, убийство банкира, газеты все центральные об
этом писали. Вот суд и дал парню пятнадцать лет. Так сказать, в
назидание другим. Как пример активной борьбы нашего судопроизводства с
ростом насилия. И не учел никаких обстоятельств дела. А парень, между
прочим, неплохой, жениться собирался скоро.

Ребенка они ждали. Суд счел это одним из косвенных подтверждений его
вины. Мол, пошел на убийство банкира из-за денег. Только не похоже, что
эти деньги получил. Его невеста - лимитчица. Как жила в общежитии, так
там и живет, теперь безо всякой надежды оттуда выбраться.

- Это еще ничего не доказывает, - Дронго иногда бывал неузнаваемо
жестким, словно другим человеком. И это раздражало прежде всего его
самого.

- Согласен, - Родионов взял наконец стакан с чаем, сделал несколько
глотков, - но понимаешь, в чем дело, орудие убийства не нашли.

- Типичный случай, - вздохнул Дронго, - у меня был во Франции похожий
случай. Но и тогда убитый сам невольно помог своему убийце.

- Думаешь, банкир сам застрелился?

- Конечно, нет. Я ведь прекрасно знаю, какая разница между выстрелом
в висок собственноручно и с расстояния. Пороховой поясок, ожоги,
характерные изменения кожи - это может рассказать нам любой криминалист.

- Они вынесли твердое решение - убийство, - кивнул Родионов, - и на
основании их уверенности суд приговорил парня к такому суровому
наказанию.

- И оружие не было найдено?

- В том-то и дело, что нет. А парня завтра отправляют в колонию. И
ничего, похоже, нельзя сделать. Я, правда, подал кассационную жалобу в
Верховный суд, но на него мало надежды, слишком громкое дело стало
известно еще до своего рассмотрения.

- Вы хотите, чтобы я с ним поговорил? - понял Дронго.

- Да. И если можно, познакомился с материалами дела. Понимаешь, это
очень важно. Я ведь помню, как ты работал нашим аналитиком, а в данном
случае твои способности могут пригодиться.

- Вы не верите в его виновность?

- Не верю, - Родионов ответил сразу и достаточно твердо.

- Когда мы поедем в тюрьму? Вы сможете мне выписать пропуск?

Родионов переглянулся с хозяином квартиры. Оба старых профессионала
улыбались. Они были убеждены в согласии Дронго, зная его характер.

Через два часа Дронго уже сидел в Лефортовской тюрьме, в комнате,
предназначенной для свиданий с заключенными, и внимательно читал
приговор городского суда. Рядом с ним за столом расположился Родионов.
Напротив сидел, опустив голову, Роман Назаров. Он был плохо выбрит,
одежда сидела на нем как-то мешковато. Но самым печальным фактором,
сразу отмеченным Дронго, были глаза заключенного. В них не было
привычного вопроса или чувства протеста. В них явно просматривалось
безразличие, а это было хуже всего. Парень был не просто разочарован
всей машиной судопроизводства, внезапно свалившейся ему на голову.

Он был сломлен.

Дронго не любил общаться с заключенными. И тем более в такой
непривычной обстановке и с человеком, обвиняемым в убийстве.

Но, как и Родионов, он почти сразу каким-то шестым чувством
профессионала почувствовал, что сидевший перед ним парень не мог
совершить подобного хладнокровного убийства.

Но от этого было еще обиднее. Уверенность обоих профессионалов, даже
основанная на их подсознании и чувствах, еще не являлась строгим
юридическим доказательством, и нужно было искать факты в защиту
осужденного.

Сложнее всего было получить пропуск для встречи с уже осужденным
Романом Назаровым, и Родионову пришлось приложить максимум усилий, чтобы
провести Дронго в тюрьму.

Закончив читать приговор, Дронго медленно закрыл папку, отодвинул ее
от себя и лишь затем приступил к беседе.

Он понимал, как нелегко будет вспоминать уже осужденному все
подробности того трагического дня. Он сознавал, что парень, и так
раздавленный свалившимися на него трагическими обстоятельствами, может
упустить ряд подробностей и забыть важные детали. Но от этого разговора
в конечном итоге зависели судьба и жизнь Романа Назарова.

И поэтому он должен был еще растерзать несчастного парня, донимая его
своими вопросами.

- Давай рассказывай мне все по порядку, - предложил Дронго, - но
только внимательно, стараясь ничего не упустить.

- Я уже рассказывал все много раз, - вздохнул Назаров.

- Ничего, расскажешь еще раз, - вмешался Родионов, - и не спорь, не
спорь. Это мы делаем для тебя. Поэтому я попросил своего товарища
приехать сюда в тюрьму. Думаешь, легко было выбить и для него пропуск?

Назаров молчал. "Наверно, у него плохая бритва, - вдруг подумал
Дронго, - сильно скребет по коже, вызывая раздражение. Нужно будет
попросить Родионова, чтобы принес парню новую бритву или купил бы ему
новые лезвия".

- Его никто не мог убить, - немного заученно произнес Назаров, -
наверно, он застрелился сам.

- А где пистолет? - нетерпеливо перебил заключенного Родионов, - ты
нам глупости не говори. Все, что мог нагородить, уже сказал на суде.
Никто не мог его убить, - передразнил он Назарова, - вот так говоришь,
поэтому тебе и дают такой срок.

Назаров опустил голову. Перспектива провести пятнадцать лет в лагерях
сильно пугала его. В тюрьме он уже успел насмотреться всякого и теперь с
ужасом ждал, что будет в колонии, где нравы были куда более "вольные".

- Давай начнем с самого начала, - предложил Дронго. - Ты пришел на
работу утром, верно?

- Да, - кивнул парень, - раньше всех.

- Ты видел, как Воробьев прошел в свой кабинет? Ты сам это видел?

- Да, - парень удивился. - Вы думаете, его убили еще до моего
прихода?

Но этого не может быть. Я же говорил...

- Я просмотрел твои показания, - кивнул Дронго, - но ты постарайся
точно отвечать на мои вопросы. Предельно аккуратно и точно. Значит, ты
видел, как пришел Аркадий Борисович?

- Видел. Он пришел через десять минут после появления Киры.

- Значит, Кира пришла раньше?

- Верно. Раньше, - Назаров немного оживился, но в душе он считал
появившегося незнакомца просто придирчивым идиотом.

- Она пришла до того, как ты появился у дверей?

- Нет, - Назаров не понимал смысла вопросов, но добросовестно отвечал
на них, - нет, она пришла после меня.

Он считает, что кто-то мог пронести оружие еще до прихода Романа
Назарова, понял Родионов. Это, конечно, возможно, но куда тогда делось
это чертово оружие?

- Что было дальше?

- Они начали работать.

- Это я понимаю. Что они делали дальше?

- Позвонил Воробьев и спросил, кто еще сегодня к нему придет.

- Как именно он спросил, ты слышал?

- У Киры на столе стоит переговорное устройство. Когда звонил
Воробьев, все бывало слышно. Звук был обычно очень громкий.

- Хорошо, - Дронго в первый раз подумал, что парень слишком туповат
для такого испытания, дальше.

- Он спросил, кто к нему придет.

- Как именно он спросил?

- Он сказал, - парень впервые наморщил лоб, такого конкретного
вопроса никто ему не задавал, - он спросил: кто придет к нему... еще?

- Точнее.

- Он сказал: "Кира, кто еще придет ко мне?" Теперь точно.

- А почему еще? Там что, были до этого посетители? Или, может, он с
кем-то встречался с лифте?

- Он не мог встречаться в лифте, - ответил Назаров, - у него был свой
лифт, особый, президентский. А все приезжали на обычном лифте слева.
Нет, у него никого не было в этот день. Это точно.

- Что было дальше?

- Потом пришла журналистка из "Независимой". Кажется, Горюнова. Ее
допрашивали в суде.