Чтение 62–й страницы книги ~Дисбат~

догадываться. Дым везде стоял коромыслом, от шума закладывало уши, а земля
тряслась так, словно ее топтали знаменитые Гог и Магог. Тем не менее центр
обороны устоял, в чем была немалая заслуга Синякова.

- Как тебе здесь? - это был первый вопрос, который он задал сыну, когда
накал их взаимных объятий пошел на убыль.

- Как всем, - ответил тот, пытаясь рукавом стереть с лица копоть, пыль,
собственный пот и волчью пену. - А ты что здесь делаешь?

- За тобой пришел, - сказал Синяков, глядя на сына, как на икону.

- Разве пересуд был? - поинтересовался Димка.

- Нет. Плевал я на все суды и пересуды. Уведу тебя отсюда, и все.

- Думаешь, это так просто?

- Я постараюсь. Я очень постараюсь.

- А от меня что требуется?

- Идти со мной и не оглядываться.

- Почему не оглядываться?

- Когда спасаешься от беды, никогда нельзя оглядываться. На этот счет есть
немало сказок. Страшных, но поучительных. Одна дурочка оглянулась на свой
обреченный город и превратилась в соляной столп. А еще раньше такую же
оплошность допустил знаменитый древнегреческий лабух, сумевший добраться аж до
самых глубин ада. За это он поплатился потерей любимого человека.

- Как же мне не оглядываться, батя? Тут кореша мои остаются. Они мне
сегодня сто раз жизнь спасали.

- Не оглядываться - это целая наука. И чем раньше ты ее усвоишь, тем
лучше. Не оглядываться - значит не жалеть о прошлом. Не страдать зря. Беречь
силы, для того чтобы потом все начать сызнова. Чтобы жить...

- Ну-ну, - Димка слегка поморщился. - Пусть только бесы на белый свет
вырвутся. Они вам покажут жизнь.

- Тебя это больше всех касается? Ты кто? Президент? Министр обороны? Или
митрополит? Ты осужденный! Причем безвинно. Твое пребывание здесь не лезет ни в
какие законные рамки. Я не прав?

- Прав, прав. - Димка стал поправлять пучки полыни, из которых была
выложена магическая фигура.

Синяков представлял себе эту встречу совсем по-другому. Все складывалось
как-то не так. Пройдя через столько мытарств, он нашел наконец своего сына. Но
это был уже совсем не тот Димка, который всегда смотрел отцу в рот и на улице
доверчиво вкладывал свою ладошку в его руку.

- Ты мне вроде и не рад, - произнес Синяков упавшим голосом.

- Рад, почему же... Хотя лучше бы тебе сюда не соваться. Это, батя, не
твоя война..

- Я на нее, кстати сказать, и не рвусь. Я пришел за тобой. Разве ты не
хочешь вернуться?

- Кто же этого не хочет... Только как я ребятам в глаза гляну, когда
прощаться будем?

- Они обречены! На вас поставили крест! Вас все предали! И власть, и
Воевода, и даже народ, который ничего не знает да и не желает знать! Оставшись
здесь, ты обрекаешь себя на смерть!

- Это мы еще посмотрим! - Димка ни с того ни с сего подмигнул отцу.

- Хочешь, чтобы мое сердце разорвалось? Если бы ты только знал, что я
пережил, добираясь сюда. Не жалеешь меня, так пожалей хотя бы мать!

- Жалею я вас, успокойся... И тебя, и мать. Только стыдно мне уже под
мамкину юбку прятаться. Пойми, я здесь не за власть сражаюсь. И не за Воеводу.
Я за себя самого сражаюсь.

- Похоже, мы говорим на разных языках...

- Что уж тут поделаешь... Так, наверное, было всегда. Я молодой, а ты
старый. Не в смысле, что дряхлый, а вообще... Поживший... Ты боишься
оглядываться в прошлое. И меня этому учишь. А у меня нет никакого прошлого. У
меня все впереди. И на этой дороге я должен пройти через все, что ни выпадет. И
через суд, и через дисбат, и через бесов, и еще через многое другое... А сейчас
извини. Скоро опять начнется заваруха. Надо хоть как-то подготовиться...

- С чего ты взял? Вроде угомонились бесы. - В душу Синякова вкралось
подозрение, что Димка просто ищет повод прекратить этот тягостный разговор.

- Способность у меня такая открылась. Бес еще только собирается
какую-нибудь пакость совершить, а я уже чую. Потому, наверное, и уцелел... Те
двое, что вместе со мной сюда прибыли, в первый же день сгинули... Меня даже
комбат похвалил. Из тебя, говорит, со временем еще тот колдун получится.
Нечистая сила рыдать будет.

- Вот даже как... И откуда что взялось? Раньше ты все больше с техникой
возился... Впрочем, ясно. По материнской линии пошел. Мамаша твоя - ведьма из
ведьм.

- Да и ты перед бесами не спасовал. А это не каждому дано. У нас есть
старослужащие, которые от одного их вида в штаны кладут. - Димка умолк,
вслушиваясь во что-то, доступное лишь ему одному. - Ты бы, батя, лучше в тыл
вернулся. Здесь сейчас жарко будет.

- Даже и не заикайся, - твердо ответил Синяков. - Я остаюсь с тобой.

- Как хочешь. Нам каждый человек дорог. Только учти, сейчас бесы другие
козыри предъявят. Повесомей.

В пустые окна лесопилки влетела стая крылатых уродцев, похожих на
крошечных чертенят.

- А ну выметайтесь отсюда, христово стадо! - хором завопили они. - Иначе
из вас сейчас клоунов сделают! Сам Соломон скоро будет здесь.

- Прочь пошли, мандавошки! - Димка запустил в них поленом и уже специально
для отца пояснил: - Это мы такую кликуху ихнему авторитету дали. Вот бесы и
подхватили. У них в общем-то не принято друг друга по имени называть. А тут
прижилось. Соломон да Соломон. Много я о нем слышал. Гад еще тот. Дров может
наломать, если захочет.

- Я в курсе, - кивнул Синяков.

Димка тем временем высунулся в окно и, сложив ладони рупором, крикнул:

- Парни, быть всем начеку! Бесы нам какой-то сюрприз готовят! Пусть
кто-нибудь к ротному сбегает! Без подмоги нам долго не продержаться.

Вновь взыли волки-оборотни, и на разные лады заголосила всякая бесовская
шваль. Нечистая сила со всех сторон собиралась к лесопилке, однако очертя
голову никто в атаку не бросался. Бесы явно кого-то ожидали.

Вдруг кавардак в задних рядах прекратился как по мановению волшебной
палочки. Послышались возгласы: "Идет! Идет!" Толпа бесов расступилась с такой
поспешностью, словно здесь вот-вот должна была проехать ассирийская боевая
колесница, сплошь ощетинившаяся пиками, серпами и косами.

В образовавшийся проход неспешным шагом выступило создание, внешний облик
которого описать было невозможно, поскольку его пока просто не существовало. С
калейдоскопической скоростью менялись контуры фигуры и черты лица. На каждый
очередной шаг приходилось по пять-шесть перевоплощений. Бес как бы подбирал для
себя соответствующую внешность, долженствующую если и не запугать противника,
то по крайней мере озадачить его.

Какой-то солдатик попытался преградить ему путь, но тут же сам превратился
в тучу праха, которую услужливо налетевший порыв ветра развеял в окружающем
пространстве.

- Атас! - крикнул Димка, чья внезапная бледность проступила даже сквозь
пятна копоти. - Все сюда!

Повторять это предложение или, если хотите, приказ, не пришлось. Солдатики
врывались в двери, запрыгивали в оконные проемы и быстро занимали места внутри
магической фигуры. Сейчас они даже материться перестали. Осознание столь
бедственного поворота событий дошло до всех - и до самых тупых, и до самых
отважных.

Между тем бес, с легкой руки Додика нареченный Соломоном, уже замаячил в
дверях лесопилки. Передвигался он с прежней вальяжной неторопливостью, но в
иные моменты уследить за ним было просто невозможно, как и за летящей пулей.

Перевоплощения прекратились. Похоже, что бес окончательно определил для
себя тот облик, в котором собирался завершить начатое дело.

Теперь перед горсткой испуганных солдатиков предстал величественный
человек, напоминавший собой сразу всех известных тиранов нынешнего века. Статью
он удался в генерала де Голля, усищами - в Отца народов, нижней челюстью - в
дуче, залысинами-в Великого кормчего, пронизывающим взором - в Хуана Доминго
Перона, а легким, но неистребимым налетом плебейства - в фюрера. И все это,
взятое вместе, очень напоминало Синякову какую-то вполне определенную личность,
уже виденную им раньше.

- Приветствую вас, - произнес Соломон голосом, для такой богатой фактуры
несколько писклявым. - Почему приумолкли? Бояться меня не надо. Пришел я в этот
мир надолго, а может, и навсегда. Поэтому привыкайте. А для начала не мешало бы
восславить мое явление перед человеческим племенем. Громко, хором, а главное -
искренне. - Он поднял обе руки, словно собираясь дирижировать. - Поехали! Раз,
два, три!

- Козел! Шут гороховый! Упырь! Рвань мохорылая! Вахлак! - раздалось в
ответ.

В Соломона полетело все, что оказалось у людей под рукой - заранее
заговоренные осиновые колья и обыкновенные булыжники, сушеные жабьи потроха и
толченый с перцем чеснок, экскременты черного кобеля, собранные безлунной ночью
на перекрестке дорог, и щепки от гроба самоубийцы.

- И что вы за племя такое, - произнес Соломон с брезгливой улыбочкой (сам
он не пострадал ни на йоту). - Все бы вам только мусорить. Как вас только
мать-природа терпит. Нет, вопрос с вами нужно решать. Причем самым кардинальным
образом.

Небрежным жестом он извлек из угла метлу, которой еще секунду назад там не
было, и принялся размахивать ею, не очень старательно имитируя работу дворника.
И при каждом таком взмахе разнообразный сор, покрывавший пол лесопилки,
бесследно исчезал, словно проваливаясь в иное измерение.

Стоявший впереди Синякова солдатик, по виду старослужащий, выхватил из
кармана листок с рукописным текстом и принялся громко декламировать какое-то
заклинание, начинающееся со слов: "Изыди, тварь кромешная..." Другие нестройно
поддержали его.

- Это вы обо мне? - огорчился Соломон. - Неблагодарные! А я ведь,
признаться, хотел избежать насилия. Что нам, спрашивается, мешало провести