Невест провинции Фоли.
Выражение его лица было странным и незнакомым. Казалось, он ошарашен, напуган и
прислушивается к собственным ощущениям, как это бывает с теми, кто внезапно
заболел неизвестным ему доселе недугом.
блокировала мое сознание ото всех прочих моих телесных воплощений. Это так?
потянулась к его лицу. - Дай я сниму.
Это он приказал тебе?
вгляделась в его лицо.
гнездышка... - Он огляделся, и в глазах его еще явственнее, чем прежде,
появились изумление и страх. - Раньше любые стены казались мне прозрачными... А
теперь я всецело принадлежу этому месту и беспомощен, как личинка. Еще бы, ведь
вместо тысяч глаз у меня их теперь столько же, сколько и у тебя...
на лице Наан. - Ты прекрасна. И люблю тебя, моя непокорная невеста.
растерянность.
отрубленный от его тела и души.
снять сережку?
себя... большого. Если я сниму прибор, который ты называешь "сережкой", ОН уже
никогда не позволит мне надеть его снова... Меня нынешнего, маленького, не
станет... Я знаю: император сейчас в бешенстве, ведь вместе со мной - своей
микрочастичкой - он потерял и тебя. А он любит тебя, я не лгал. Бессмертный не
может любить смертного в полную силу, ведь, глядя на тебя, он всегда помнит, что
красота твоя не вечна, что скоро ты увянешь, а затем и умрешь... И он готовит
себя к этому. Но все же он любит. И я. А это значит, что отныне, - Лабастьер
поднял голову и взглянул в глаза Наан твердо и решительно, - отныне мы с ним -
соперники и враги.
тебя?
запрет, втайне над созданием подобного прибора кто-нибудь работает... А смерть
выглядит не так. Я знаю.
как часть императора, чтобы манипулировать им. А вовсе не как самостоятельное и
беспомощное существо, которым я стал сейчас.
должен считать себя этот самец, привыкший пользоваться восприятием тысяч
воплощений. И как трудно ему сейчас.
вопрос, чувствуя, что звучит он уже навязчиво.
собственную личность. Можно сказать, я только что родился. И мне повезло
родиться в твоих объятиях. В какой-то степени ты не только жена мне теперь, но и
мать... Будучи одним из телесных воплощений, я никогда не мечтал, да и не мог
мечтать о самостоятельности... Ты сделала это со мной... Ты СДЕЛАЛА МЕНЯ без
моего согласия. Но ведь еще ни одну бабочку, прежде чем зачать ее, не спросили о
том, хочет ли она родиться. И это никогда не было поводом для самоубийства, не
так ли? И я тоже не хочу теперь исчезать, вновь слившись с тем, большим... Если,
конечно... Ты же не собираешься бросить меня? Ты любишь меня?
Лабастьера... Но какого? Того, огромного, которого ее учили и заставляли любить
в Храме Невест с самого первого дня ее появления на свет, или этого, нового -
слабого и растерянного, считающего себя лишь малой частичкой чего-то
по-настоящему значимого?
робостью, столь непривычной для этого лика.
минуту. Если ты со мной, нам нужно срочно бежать отсюда. И первым, кто
попытается нас задержать, будет твой брат.
шанс из тысячи у нас все-таки есть. Поспеши с решением! Мы не сможем
воспользоваться антигравом, он не настроен на наши параметры. Приходится
рассчитывать только на собственные крылья, а я не уверен, что мои не повреждены,
и я смогу лететь... Да, честно говоря, я... мое тело еще ни разу в жизни не
делало больших перелетов на собственных крыльях.
серьгу-блокиратор. По его словам выходит, что для него это равносильно смерти.
Да, действительно, еще совсем недавно его, во всяком случае как самостоятельной
личности, попросту не существовало... Но ведь тогда, если он снимет серьгу, в
мире не изменится практически ничего. Нет. Убийство новорожденного остается
убийством. А велика ли цена личности, если та всецело зависит от маленького
камешка в ухе?
абстрактными вопросами. От меня требуется быстрое и однозначное решение. Если
она не послушается Лабастьера, он снимет сережку. И это она, Наан, убьет его;
Его, по-настоящему любящего ее самца! Ну почему именно она вновь должна решать
чужую судьбу?!"
императором, не лучше ли это делать вместе с мятежниками?
просто скрыться, спрятаться, прост быть вместе, потому что мы любим друг друга.
конфисковала найденную у него вторую сережку-блокиратор (ту самую, которую он
цеплял Лабастьеру, когда тот был в беспамятстве). Но главным приобретением при
обыске стал довольно странный бластер, сконструированный так, что им мог
пользоваться Лайвар со своими крюками вместо пальцев. Теперь, с трудом
приспосабливаясь к нетривиальной форме, это оружие сжимал в руках Лабастьер.
глаза, бросил Лайвар сестре, оказавшись в том самом беспомощном положении, в
котором только что был Лабастьер - с прикованными к стене изуродованными руками.
объяснять брату мотивы своего поступка, слишком мало времени у них оставалось,
да и вряд ли тот смог бы понять и простить ее.
держа уродливый плазмобой, направил его ствол на дежуривших у костра супругов.
Харрул начал было подниматься, но Лабастьер сделал предупреждающий выстрел.
Раздался характерный чмокающий звук, полыхнуло, в небо взметнулось облачко пыли,
и на том месте, где только что был костер, образовалась воронка правильной
конусообразной формы с блестящими оплавленными стенками.
и забрала их оружие - два бластера и допотопное пружинное ружье,
предназначенное, по-видимому, для охоты или для защиты от птиц.
обшаривала карманы ее комбинезона, - Я знала, что тебе нельзя верить... Самцы
глупы, они способны положиться на влюбленную самку...
черное, - ответила ей Наан и замолчала, понимая, что любые слова сейчас
бессмысленны.
прошипела та.
заставила супругов сесть спинами друг к другу и связала их руки куском найденной
у Харрула флуоновой бечевки.
себе в карман остаток шнура, спросила
разговор.
скального кряжа. Он летел довольно медленно и неуверенно, Наан без труда догнала
его и протянула ему один из плазмобоев:
Когда ты выстрелил, я боялась, что ты прикончишь их.