Казалось, что там, в комнате, сладко спит одно счастливое, умиротворенное,
усталое существо, ничего не знающее о смерти.
теплым, будто кожа живого существа. Постояв еще немного и так и не
решившись войти, Луаян двинулся дальше.
крыльцо и останавливаться между железной змеей, олицетворением мудрости, и
деревянной обезьяной, символизирующей стремление к знанию. На людной
прежде площади теперь встречали рассвет неубранные трупы, над ними
высилась, как проклятье, закопченное дымом обиталище Лаш, а за спиной у
декана молчал университет, странно беззащитный перед лицом победно
взирающей на него Башни.
лет, когда в опустевший дом его явился Ларт Легиар, находившийся в пике
своего величия; Луаян знал о нем многое, но спросить решился об одном
только: правда, что вы остановили чуму?
побережье, и море вышло из берегов от переполняющих его трупов. Луаян
смутно помнит языки пламени, бегающие по лицам неподвижных людей, чью-то
ладонь, закрывающую ему глаза, тяжесть мешковины, наброшенной на голову и
плечи, отдаленный вой, не то волчий, не то женский... Тот Мор лишил Луаяна
дома, родителей, памяти о прошлом; тот Мор пощадил его, оборвавшись
внезапно, как гнилой канат, пощадил, и, круглый сирота, он вышел на дорогу
в толпе других сирот, и бродил, пока милосердный случай либо жестокая
судьба не привели его в дом Орлана...
остановил великий маг по имени Ларт Легиар...
он так и не достиг величия.
переносицу. Небо, каким сильным он казался сам себе в четырнадцать лет - и
как он на самом деле слаб. Каким жарким был мир тогда, в предгорьях, как
палило солнце, как раскалялись камни, каким темным, обветренным было лицо
Орлана...
щели, и только мертвецы ничего уже не боялись - Луаян шел, не отводя глаз.
Разграбленная лавка хлопала дверью, висящей на одной петле; хозяин ее,
давно умерший и потому безучастный к разорению, привалился к порогу и
косился на прохожего одним высохшим глазом - на месте другого копошился
клубок червей. Луаян шел дальше; в широком дверном проеме катался на
качелях мальчишка - два конца толстой веревки привязаны были к верхней
балке двери, мальчишка держался за них руками, самозабвенно раскачиваясь,
помогая себе невнятным бормотанием, то влетая в темноту пустого дома, то
вылетая наружу, проносясь над глядящей в небо мертвой женщиной в темном
платке; рядом стояла кроличья клетка, и кролик, живой и истощенный,
проводил Луаяна взглядом. Мальчишке было не до того - он ни разу даже не
взглянул в сторону прохожего.
полусгоревших домов - черные, будто облаченные в траур, они глядели на
Луаяна квадратами окон, и на одном подоконнике он увидел закопченный
цветочный горшок со скорчившимися мертвыми прутиками.
через тела, обходя завалившиеся на бок экипажи, узлы с покинутым скарбом,
телеги, груды мешков и трупы животных. Вода узкого канала за ночь
затянулась тонкой пленкой льда, и сквозь лед на Луаяна глянуло со дна
чье-то желтое безгубое лицо.
глаза - и тут же прятались, Луаян не успевал встретиться с ними взглядом.
Зато мертвые глаз не прятали - и он честно смотрел им в ответ, так ни разу
и не отвернувшись, будто не зная ни страха, ни отвращения.
всего лишь ученый, он слаб, небо, как же он слаб...
в одно место. На жестяной бороде - вывеске цирюльни - покачивался
повешенный мародер. Надсадно скрипел вывернувшийся из гнезда флюгер.
навстречу своей судьбе, а теперь он сед, он стар, безнадежно стар...
пошевелился; Луаян остановился, пригляделся, подошел.
страшный, как полуразложившийся мертвец; извиваясь, он пытался напиться
талой воды, хлебал, кашлял, косился на Луаяна - и пытался снова, и
запекшиеся губы ловили каждую мутную каплю, достававшуюся тяжким трудом.
отшатнулся за весь свой сегодняшний путь.
человек был окутан, опутан, обласкан отвратительными черными пальцами, они
нежили его, потирали и поглаживали, и движения их подчинялись тому
сложному порядку, которому подчиняются многочисленные ноги паука,
обхаживающего муху.
Мора, черных сгустков и подергивающихся отростков, из каждой щели смотрели
белесые глаза, полные тянущей, гнойной, застывшей ненависти - равнодушной
и одновременно алчной, ненасытной. Черные пальцы холили мертвецов,
ощупывали перекошенные лица, залезали в полуоткрытые рты, бесстыдно
изучали распростертые тела мужчин и женщин, Луаяну казалось, что он слышит
шорох раздвигаемой одежды и оглаживаемой кожи, что воздух вокруг
сгущается, наливаясь всепобеждающим желанием смерти и жаждой убивать...
лежали здесь грудой, и над ними колыхались, как трава, черные пальцы Мора.
петель; за ними виднелись дорога и поле, ровные, унылые, и то здесь, то
там шевелились под ветром бесформенные кучи тряпья.
удалось однажды, я сберег твой медальон, помоги мне... Скиталец, где бы ты
ни был, кто бы ты ни был, но если можешь - помоги мне, вы же видите
сами... как я слаб.
город - обиталище Черного Мора.
кажутся белыми, как сахар... А из колодца тянет прохладой, и там, во
влажной сумрачной глубине, живет еще один мальчик - тот, что отражается в
круглом зеркале воды. Ох, как заломит зубы от первого глотка, а ведро уже
плюхается о воду всем своим жестяным телом, и звук этот усиливает жажду...
МЕРТВЫХ, ИЗ РАЗИНУТЫХ РТОВ, ИЗ ПУСТЫХ ГЛАЗНИЦ, ИЗ НОЗДРЕЙ, ИЗ ВЕН, ИЗ МЯСА
И ТКАНЕЙ, ИЗ КОСТЕЙ, ИЗ ВОЛОС... ВЫРЫВАЮ, КАК ВЫРЫВАЮТ КОРНЕВИЩЕ, КАК
СКОБУ, КАК УГНЕЗДИВШУЮСЯ В ПЛОТИ СТРЕЛУ, ВЛАСТЬЮ, ДАННОЙ МНЕ, ПРИКАЗЫВАЮ)
проржавевшее нутро, и вот уже можно тянуть, но ворот такой тяжелый...
Никогда он не был таким, отнимаются руки, сами собой сжимаются зубы, а
ведро едва оторвалось от воды, и звонко падают роняемые им капли...
ВЕТРА, ИЗ ОЧАГОВ, ИЗ ДЫР, ИЗ ЩЕЛЕЙ... ХВАТИТ. ВЛАСТЬЮ, ДАННОЙ МНЕ, КЛАДУ
ТЕБЕ ПРЕДЕЛ)
хочется напиться... Ведро тяжело качается, и звук падающих капель
становится все тоньше...
шевелящийся клубок, сгусток. Разрытый холм.
позволь ведру оборваться, я так устал...
НЕ ДОСТАНЕТ НИ ЗАСТУП, НИ ЧУЖАЯ ВОЛЯ. ЗАГОНЯЮ, ЗАКЛИНАЮ, ЗАМЫКАЮ. НЕТ ТЕБЕ
МЕСТА НА ПОВЕРХНОСТИ ЗЕМЛИ, НЕТ ТВОЕЙ ВЛАСТИ НАД ЖИВЫМИ. ЗАКРЫВАЮ СОБОЙ И
ОСТАЮСЬ СТРАЖЕМ. НАВЕЧНО)
цикад... А вода, оказывается, сладкая. Сладкая и густая, как мед, и течет
по подбородку, по груди, по ногам, проливается на растрескавшуюся землю...
И солнце в зените... Солнце.
и спрашивая себя, надолго ли поблажка, когда больным стало настолько
легче, что любящие их сиделки с ввалившимися глазами дали, наконец, волю
слезам, когда невесть откуда явились собаки, когда над улицами захлопали
крыльями вороны, запоздало слетающиеся на пир - тогда Эгерт и Тория с
декановым фонарем нашли его.
телом. Эгерт посмотрел ему в лицо - и не дал Тории даже взглянуть.
земля не промерзла.
Контровский Владимир
Круз Андрей
Бажанов Олег
Андреев Николай
Самойлова Елена
Шилова Юлия