жавшим под одеялом ноги (диванчик был короток).
вернув голову к приоткрытой двери. - Когда это кончится?
ча.
Вскоре с той стороны донеслось рычание бачка, и Зиночка прошествовала
обратно. Демилле обдумывал ее фразу. Он -диссидент? Неужто это так? Нет
уж, увольте!.. К диссидентам Евгений Викторович относился со смешанным
чувством брезгливости и страха.
столовое серебро у Елизаветы Карловны. Чистили они, как и положено, по-
душечками пальцев. Демилле взглянул на них и увидел, что они черны, буд-
то выпачканы в саже. "Как же я их отмою?" - забеспокоился он и, взяв же-
ну за руку, проверил пальцы у нее. Они светились спокойным серебряным
светом. "Мы же серебро чистим, Женя, - сказала жена. - Чему ты удивля-
ешься?.."
ной, после чего убрал постель и сел на диванчике рядом с горкой белья,
сложив перед собою руки и ожидая пробуждения хозяев. Вскоре он услышал,
как заплескались в ванной, заскрипели полы в соседней комнате, из нее
имелся отдельный выход в коридор. Демилле терпеливо ждал. "Бедный
родственник!" - с неудовольствием подумал он.
том узких полос однотонных серовато-зеленых обоев. Лабиринт был весьма
прихотлив по рисунку. "Может быть, это и есть мое пространство? -подумал
Демилле. - Узкие однотонные проходы между чужими жизнями". Ему понрави-
лась эта мысль, он нашел ее нетривиальной, но продолжить философические
размышления помешал Безич, вышедший из дверей спальни в том же самом ви-
де, что ночью, будто он и не ложился спать.
ла. Зиночка выплыла, когда кофейный аромат разнесся по квартире и Безич
вернулся из кухни с серебряной джезвой в руках. Демилле встал и с досто-
инством поклонился. Зиночка кивнула рассеянно.
ему показалось, что Зиночке двадцать пять, утром она выглядела на все
тридцать. Безич представил их друг другу, назвав обоих по имени-отчест-
ву. Зиночка официально именовалась Зинаидой Прохоровной.
душие и легкое презрение ко всему происходящему.
разговор об архитектуре модерна в Петербурге, узнав, что Демилле архи-
тектор, как раздался звонок. Безич извинился и пошел открывать.
пожаловалась Зиночка со вздохом, будто не замечал, что сказанным относит
к ненавидимым своего собеседника. Демилле на всякий случай придал лицу
выражение надменности.
ввел в гостиную бородатого человека лет сорока со впалой грудью, в сви-
тере. Шея бородатого была обмотана тонким шарфом, брюки пузырились на
коленках.
знаком, встречал неоднократно, но очень давно. Где же могло это быть? В
Доме архитекторов? В институте? На конкурсных выставках?.. Может быть,
они вместе работали когда-то? Убей Бог, субъект не припоминался! Внезап-
но из темного уголка памяти вынырнула фамилия: Кравчук. Почему Кравчук?
Откуда Кравчук? А может быть, и не Кравчук вовсе!..
голосом представил нового гостя Арнольд Валентинович.
как-то странно сморщил лицо, что, по всей вероятности, означало улыбку,
и шагнул к Демилле.
сразу узнал! - воскликнул он, суя руку и чуть ли не намереваясь об-
няться, на что Демилле, неуверенно улыбаясь, инстинктивно отступил на-
зад.
дырь и душа парень, отсидевший в одном классе с Демилле последние три
года средней школы! Демилле, помнится, еще занимался с ним по математике
- без особого успеха. Принадлежали они к разным компаниям, Демилле всег-
да входил, что называется, в "ядро" класса, где группировались активисты
и отличники, Кравчук же пребывал на отшибе. Но все равно! Как он мог за-
быть!..
что после десятого класса знал о нем следующее: Аркаша завалил в море-
ходку и попал в армию. Дальнейший его жизненный путь совсем был неизвес-
тен, даже на традиционном сборе выпускников, посвященном двадцатилетию
окончания школы, Аркадий не присутствовал, и никто о нем не вспомнил.
зич, глядя на встречу однокашников, в то время как Зиночка, подхватив
чашку с недопитым кофе, молча удалилась в спальню. Безич, скривившись,
махнул рукою ей вслед: мол, оно и лучше!
России поэт Аркадий Кравчук - ваш одноклассник! - укоризненно-ласково
проговорил Безич, направляя Аркадия за стол.
кадий же, на удивление, воспринял слова Безича как должное, лишь улыб-
нулся - то ли скромно, то ли снисходительно: ну, будет, будет!
Демилле, напирая на произвол. Аркадий слушал сосредоточенно, уткнувшись
в чашку с кофе, потом вдруг достал из кармана брюк потертую записную
книжицу с вложенным в нее простым карандашом, привязанным к корешку ве-
ревочкой, и черкнул в книжице пару строк, не переставая слушать. Демилле
ежился: его история в пересказе Арнольда Валентиновича приобретала явный
политический оттенок, чего ему не хотелось.
чил Безич, указывая на Демилле золоченой ложечкой. - Вы теперь класси-
ческий "бомж", Евгений Викторович!
зывают людей без определенного местожительства. Аббревиатура, вы понима-
ете...
взметнулось в его душе, и он быстро отхлебнул кофе, стараясь справиться
с волнением.
свою конуру.
затруднялся. Зиночка, знаете... К сожалению, она не одобряет нашего об-
раза мыслей...
кой-то упряжке, а это всегда было ему не по нутру. Политика вызывала в
нем смутное недоумение - никогда он не мог понять людей, имеющих четкие
политические взгляды, как не мог понять и того, что на это можно тратить
драгоценную человеческую жизнь. Иными словами, Демилле был аполитичен -
наихудший вариант в мире, раздираемом противоречиями, ибо аполитичному
человеку достается с обеих сторон.
шей покойному ныне академику. Зимой Аркадий присматривает за нею в оди-
ночестве, на лето туда переезжает старуха, вдова академика. Жилье бесп-
латное, минимальные средства на жизнь дает Аркадию работа сторожа в РСУ
дачного треста. Сутки дежурства - трое свободных.
концы и поболее.
тишье, близятся летние отпуска. Можно бывать один-два раза в неделю, а
работу взять на дом. Решмин разрешит, я ему и так глаза мозолю..."
на другое, чтобы дать мыслям новообращенного созреть.
на столе, тем мягким движением, каким кладут руку на колено возлюблен-
ной, и искательно проговорил:
тайте!
кофе и принялся листать книжку. Страницы сплошь были покрыты мелкими ка-
рандашными строчками, в нижних углах они позатерлись от частоты перелис-
тывания или прижатия большим пальцем при чтении. Наконец, Аркадий оста-
новил свой выбор на одной из страниц и начал читать глухим монотонным
голосом, глядя на дно кофейной чашечки, в блестевшую, как мазут, кофей-
ную гущу.
шего поэта города. Прежде всего от стихов этих рождалось впечатление
тесноты и неустроенности, в них трудно было дышать, они напоминали ка-
шель чахоточного больного. Слова, из которых состояли стихи, были общеу-
потребительны, но поставлены в такие сочетания, что казались давно изжи-
Панов Вадим
Трубников Александр
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Афанасьев Роман