Чтение 62–й страницы книги ~Фаэты~

целыми селениями и даже народами в поисках воли и счастья. Так случилось
при нас на материке Заходящего Солнца, отгороженного океаном от других
земель.

К бывшим кагарачам постепенно присоединялось все больше и больше
полуголодных племен, промышлявших нелегкой охотой. Они становились
земледельцами, чтобы, и у них труд был столь же щедрым, как у инков,
конечно, обязательный для всех без исключения. Излишки благ оказывались
ненужными. Естественным становилось, что каждый помогал другому, а не жил
лишь своими нуждами. Престарелые уже не умирали, как прежде, около
брошенных костров. Все, кто приходил к инкам, становились равными между
собой, и каждый, уже не голодая, благодаря заботам общины, сам теперь
трудился для нее и полную меру своих сил.

Люди узнали, что сыны Солнца, живущие с инками, научили их добывать из
горных камней металл куда более прочный, чем мягкое золото. Рожденный в
яростном огне, ни был податлив, пока не остывал, и из него можно было
делать не только оружие, но и множество полезных вещей, прежде всего орудия
обработки земли, на которой вырастал дар звезд - кукуруза.

Вокруг государства инков были воздвигнуты бастионы, предназначенные для
защиты от грабительских отрядов Толлы, рыскавших в поисках сердец для
жертвенных камней. В свое время Чичкалан попал в плен к кагарачам, участвуя
в одном из таких набегов. Теперь Чичкалан был главным помощником Гиго
Ганта, первым инженером среди землян, искусный не только в игре в мяч, как
бывало, но и в создании хитрых рычажных механизмов. Неунывающий весельчак,
он не избавился лишь от своей страсти к пульке, варить которую научил даже
инков.

Вместе с ними он строил парусный корабль и вместе с ними плавал в
незнакомом море. Чтобы научить землян правильно ориентироваться по звездам,
нам с Нотом Кри пришлось вспомнить, что мы звездоведы.

Первым звездоведом среди инков стал наш ученик Тиу Хаунак. Он обладал
зрением не менее острым, чем у могучих птиц, разглядывавших землю с
огромной высоты. Высокий, широкоплечий, с выпуклой грудью и гордо закинутой
головой, крючковатым носом и широко расставленными круглыми глазами, он
умудрялся видеть звезды, доступные нам лишь с помощью оптики. Его огромные
руки, будь на них перья, казалось, способны, как крылья, поднять его ввысь.

Он обладал каменной волей и жестким упорством, удивляя нас своей
феноменальной памятью и способностью к математическим вычислениям, от
которых мы, мариане, избалованные вычислительными устройствами, совсем
отвыкли. Собственно, ему, а не нам обязаны инки созданием своего
государства. Если я был "первым инкой", то он был первым из инков. Он
понимал, что процветание его народа основано на дружбе с пришельцами.

Тиу Хаунак поразил меня своими расчетами, сообщив:

- Если время оборота вокруг Солнца трех планет: Вечерней Звезды, Луны - так
называл он Луа - и Земли относилось бы почти как восемь к десяти и к
тринадцати, 225 - 280 - 365 земных дней, то орбита Луны была бы устойчивой,
как камень, скатившийся в ущелье.

- Но орбита ее неустойчива? - осведомился я.

- Да, как камень на краю утеса, потому что на самом деле год Луны равен не
280, а 290 дням. При опасных сближениях Луны с Землей "камень с утеса"
может сорваться.

- Разве сыны Солнца говорили Тиу Хаунаку об опасности предстоящего
сближения планет? - напрямик спросил я своего ученика.

- Тиу Хаунак сам понял, почему сыны Солнца прилетели на Землю и зачем их
братья стремятся на Луну.

Однажды он привел меня на берег моря. Позади высились громады новых зданий.
Впереди расстилался неспокойный простор. Небо хмурилось, ветер доносил
брызги с гребней волн. Я вытер ладонью лицо.

- Мудрейший Кон-Тики, наш первый инка, все же не знает людей, - загадочно
начал он. - Люди становятся лучше от общения с сынами Солнца, но в своей
основе остаются столь же жестокими, как жрецы Толлы.

Порыв ветра рванул наши плащи, сделанные из еще пока грубой ткани,
появившейся у инков. Он продолжал:

- Мудрый Нот Кри объяснил Тиу Хаунаку, что причина кроется в самой крови
людей, в которой таится сердце ягуара.

- Нот Кри придает излишнее значение наследственности. Долг инков так
воспитать своих детей, чтобы сердце ягуара не просыпалось в них Сестра
Кон-Тики Ива все силы отдает такому воспитанию.

- Как ни приручай ягуара, он все равно будет смотреть в лес. Что больше
любви и преданности может дать воспитание? И все же девушка Шочикетсаль
предала и тех, кого любила, и даже свой народ, едва сердце ягуара
проснулось в ней.

В черной туче над морем сверкнула молния. Донесся раскат грома.

- Почему Тиу Хаунак бередит свежие раны друзей?

- Потому что он с тревогой и болью услышал слова Нота Кри о скором
возвращении мариан на родную планету.

Корабль Гиго Ганта с надутыми парусами спешил укрыться в бухте от
начинающегося шторма за уходящей в море недавно построенной защитной
каменной стеной.

- Разве сыны Солнца не научили людей основам добра, знания и
справедливости? - спросил я.

- Этого мало, - с необычной резкостью ответил Тиу Хаунак. - Миссия Разума
никогда не должна закончиться.

- Пришельцы смертны, - напомнил я.

- Все бессмертны в своем потомстве, - возразил Тиу. - Если Кон-Тики женится
на Эре Луа, или Нот Кри на Каре Яр, или же Гиго Гант на Иве Тихой, то любая
эта чета может остаться с инками, дав им в правители своих детей, в крови
которых не будет крупинок сердца ягуара.

Я даже вздрогнул. Он сумел увидеть то, чего я не хотел видеть. Я и Эра Луа!
Нот Кри и Кара Яр! И даже моя сестра Ива с Гиго Гантом!..

Со дней моей марианской молодости я считал себя влюбленным в Кару Яр, хотя
она ни разу не дала мне повода почувствовать взаимность.

А Эра Луа? Не потому ли она участвует в Миссии Разума, чтобы быть рядом со
мной?

Поэты Мара утверждали, что истинно любят не за что-нибудь, а вопреки.
Вопреки всему: обстоятельствам, здравому смыслу. И не за качества характера
или внешность, не в благодарность, не из жалости, не из долга, а в силу
необъяснимой внутренней тяги к другому существу, хотя бы и несовершенному,
которому готовы простить все его недостатки.

Вместе с ближайшими помощниками Чичкаланом, Тиу Хаунаком, Хигучаком и его
старшей дочерью Имой, заботившейся о нашей пище, мы, мариане, жили в одном
из первых воздвигнутых здесь каменных зданий.

Хигучак вбежал ко мне, вырвал из седых волос яркое перышко и бросил его на
пол:

- Горе нам! Прекрасная врачевательница, пришедшая с первым инком к костру
Хигучака, сейчас открыла двери смерти.

Я вскочил, недоуменно смотря на него.

- Ничто не спасет Эру Луа, - продолжал он, топча свое перышко.

Я бросился в покои, которые занимали наши подруги, где Ива и Кара Яр
хлопотали около Эры Луа.

Услышав мой голос, она посмотрела на меня, передавая взглядом все то, что
не могла сказать словами.

- Сок гаямачи, - указал Хигучак на уголки страдальчески искривленного рта
Эры Луа.