Чтение 62–й страницы книги ~Имя мое легион~

подтверждает и такой авторитет, как доктор Фрейд, называя это
комплексом Электры, часто подсознательным.

При этом Борису, вспомнилось, как Нина, уже взрослая
женщина, постоянно, как ребенок, лезет отцу на колени. А на
улице она все время ходит с ним под ручку и даже афиширует это.
А когда Нина с Борисом, отец словно ревнует и вечно крутится у
ворот, ожидая, когда же дочь вернется домой.

Борис заглянул в индекс на комплекс Электры. Там ссылка на
трилогию Мережковского "Христос и антихрист", где дается такое
описание шабаша ведьм:

"В укромных местечках заводились любовные шашни -- дочерей
с отцами, братьев с сестрами, кота с девочкой, шершавого инкуба
с бесстыдно скалившей зубы монахиней".

Следом Мережковский писал, будто Цезарь Боржиа из-за
кровосмесительной похоти к своей родной сестре мадонне Лукреции
убил своего родного брата и что римского папу Александра
Шестого, отца Цезаря и Лукреции, тоже обвиняли, что он был
преисполнен "чудовищной похотью" к своей дочери и поэтому
перетравил ядом всех ее мужей.

Как-то Борис привез Нину домой, когда родители уже спали,
и она пригласила его выпить чашку чая у нее в комнате. Но
Акакий Петрович как старый ревнивец вылез из теплой постели,
оделся, повязал галстук и присоединился к чаепитию. Вроде для
приличия. Вместо сахара он бросил в свою чашку три таблетки
против меланхолии. А Борис, начитавшись про яды Борджиа, сидел
и невольно думал: эх, как бы будущий тесть не подбросил
какой-нибудь гадости и в его чашку.

Иногда Борис пытался анализировать свои чувства. Он в том
опасном возрасте, когда мужчина уже начинает серьезно
беспокоиться о создании семейного гнезда. У него было много
мимолетных связей -- теплые и милые, немножко печальные или
забавные, о которых потом приятно вспомнить. Так вот, как
1002-я ночь с французской Лизой. Но все это было несерьезно.

Были и две большие настоящие любви, когда человек теряет
голову,-- по этому и узнается настоящая любовь. И вот теперь он
опять ощущал это же сладкое и томительное чувство. Значит, Нина
-- его третья большая любовь. И, может быть, последний большой
шанс в той лотерее, которая называется жизнью. Видно, недаром
говорят, что любовь слепа.

Нина по глупости болтает, что она ведьма. А он начитался
всякой чепухи. Да и кому из них верить? Средневековая
инквизиция и папа-Иннокентий Восьмой говорят одно. Это же
повторяют советская инквизиция и красный папа Максим Руднев. А
вот отец психоанализа -- еврейский папа Фрейд говорит совсем
другое.

Папа Фрейд авторитетно заверяет, что никаких ведьм нет,
что все это бабьи сказки и что психические ненормальности
происходят оттого, что ребенка не вовремя отшлепали, немножко
уронили или не так воспитывали. Кроме того, папа Фрейд говорит,
что если у человека психозы на почве половых заблуждений, то
надо просто отпустить тормоза, дать человеку свободу -- и все
будет в порядке.

Кому из них верить? Современному папе Фрейду или
средневековому папе Иннокентию Восьмому? Да и какое это имеет
отношение к Нине? Ведь посмотрев на нее, трудно представить
себе более здоровую женщину.

Вечером, после работы, Нина пришла к нему на квартиру. С
раскрасневшимися от холода щеками, пахнущая свежим воздухом, с
сияющими глазами. Любимец богов посмотрел на свою богиню и
задумчиво сказал:

-- Знаешь, о чем я сейчас думал?

-- О чем?

-- Ты досталась мне с таким трудом. И мне вдруг пришла в
голову глупая идея...

-- Какая?

-- Допустим, если бы ты мне потом изменила... Другой бы я
простил. Знаешь, десять женщин бросил я, десять -бросили меня.
Но тебя я люблю как богиню. И тебе бы я не простил этого
никогда.

-- И что тогда?- улыбнулась Нина.

Он вынул из стола маленький черный браунинг:

-- Это тоже семенная реликвия. Из этого пистолета мой брат
пристрелил свою жену.

Богиня молча встала, взяла свою сумочку и направилась к
двери. Он догнал ее и обнял за плечи:

-- Куда ты?

-- Пусти,-- тихо сказала она.

Ее лицо побледнело, глаза смотрели вниз.

-- Да что с тобой?

-- Ничего... Просто я поняла, что мы никогда не можем быть
мужем и женой.

-- Но почему?

-- Ведь я говорила тебе, что у меня была большая любовь,
очень большая... И я боюсь, что это сильнее меня, что это может
повториться... Но ты этого не поймешь... Пусти...

Она избегала встречаться с ним взглядом. В <е
голосе звучала какая-то печальная усталость.

-- Пусти...-- повторила она. Потом, словно ища опоры,
вдруг прижалась лицом к его груди.-- пойми, я хочу тебя
любить... Хочу!

-- Так в чем же дело?

-- Пойми, я хочу быть такая, как все... Но я не такая, как
все...,

-- Милая, что с тобой?

Но Нина только мотала головой и молчала. Как ни старался
любимец богов утешить свою богиню, но весь вечер был испорчен.
Он пытался развлечь ее, но она думала о чем-то другом и
отвечала невпопад. Потом вдруг взяла маленький браунинг,
лежавший на столе, повертела его в руках и тихо сказала:

-- Знаешь, иногда я сама хочу умереть... Но я вовсе не
хочу, чтобы в меня стреляли другие.

Всю дорогу домой Нина упорно молчала. Только у самой
калитки она с легким упреком сказала:

-- Если бы ты знал, как часто я плачу по ночам...
Он посмотрел ей в глаза. Но ее глаза были сухи. Качались
уличные фонари на ветру. Качались ветви деревьев. По лицу
девушки бродили расплывчатые тени. Он обнял ее и поцеловал.
Тело девушки было покорно и безразлично, словно ее целовал
чужой.

-- Сегодня я опять спать не буду,-- шептали холодные
губы,- Зачем ты только это сказал... Зачем?!

Началось все это с того, что Остап Оглоедов решил
отпраздновать свою не то медную, не то оловянную свадьбу. Ну и
устроил он домашнюю пирушку, на которую пригласил всех своих
приятелей по радио "Свобода".

Ради такого торжества Остап даже вытащил из сундука свой
заветный фрак, символ красивой жизни. А потом весело распевал
свои любимые баллады про честных жуликов.

Все было хорошо, пока динамитная Дина не перепилась. Тогда
она вдруг посмотрела на Остапа и говорит:

-- А кто это такой? Ведь это ж не человек, а пустое место.

-- Вже наклюкалась,-- мрачно сказал Остап.- Назюзюкалась.

Гости насторожились, зная, что предстоит очередной
скандал. А Дина спокойно продолжала:

-- Ведь я даже не знаю, кто он такой. Выдает себя за
русского. А когда нужно было поступать на радио "Свобода", то
уверял, что он с прожидью. То, что он обрезанный,- это точно.
То он жалуется, что в лагере сидел, то хвастается, что он сам
людей сажал. То брешет про баб, а потом говорит, что он и
педерастией занимался, просто так, ради спорта. Ведь вся его
жизнь -- это сплошная ложь.

-- Просто я творческий человек, и у меня повышенная
фантазия,-- оправдывался Остап, поправляя свой фрак.-- Я ее на
понта брал, а она этого не кумекает. Эх, ланца-дрица гоп-ца-ца!

Чтобы заглушить свою жену, Остап предложил спеть хором
новую блатную песню. А на Дину напал дух противоречия.
Она уставилась на своего мужа мутными глазами и закричала:

-- Ведь это ж какой-то бывший уголовник. Ведь меня от
одного его вида тошнит.

-- Дина, не подрывай мой авторитет,-- уговаривал Остап.--
Вот же беда -- как только налижется, сразу ей вся дурь в голову
шибает.

Дина качалась из стороны в сторону и рассуждала:

-- А ведь у меня еще два мужа есть. И не липовые, а
настоящие. И дети от них.

-- Заткни свою плевательницу! -- взывал Остап и треснул
кулаком по столу.

Но динамитная Дина не унималась и выкладывала все семейные