был мыс около владений Моэртала. Здесь помнили, что он беглый цэрэг и
объявлен вне закона. Зато именно сюда чаще всего прибегал Шооран ночами,
увеличивая новую провинцию, которой управлял Ыуртак - взрослый сын
зажившегося на свете одонта Ууртака. Полуостров рассекал далайн на две
приблизительно равные части, пролив, соединявший их, с каждой неделей
становился все уже, так что скоро можно было надеяться увидеть вдали берег
- проклятую страну добрых братьев.
оройхона, Шооран создал их больше полутора дюжин. И это не считая
собственной страны и работы в плену у общинников. Лишних земель
по-прежнему не было, но все же всякий здоровый мужчина мог найти себе
место. Изгоями оставались калеки и женщины. Им не давали земли здесь и не
пускали в новую страну, позволяя умирать на мокром. Впрочем, облав на них
тоже не устраивали - калеки не опасны, а выловить их, прочесав изрезанное
и бесконечно растянутое побережье - непросто. Среди этого
однообразно-пестрого люда Шооран становился все более заметен, так что
начинал подумывать, а не бежать ли ему обратно в свою страну или,
напротив, поближе к кресту Тэнгэра. Но пока продолжал изображать
сказителя, а ночами работать, надеясь, что Ай ничего не поймет.
скоро вернется, это подразумевалось само собой.
разобранной колыбели остался лежать суваг. Шооран знал, что пока он не
вернется, Ай не ляжет в постель и будет спать, соорудив гнездо из каких-то
обрывков.
плавает по другую сторону мыса, надо успеть нанести удар с этой стороны,
сузив пролив до крайнего предела. Шооран бежал, привычно нащупывая почти
невидимую дорогу. Перешагивал камни, старался обходить слишком глубокие
лужи - берег башмаки, изрядно стоптанные за последнее время. И чуть не
упал, наступив на что-то мягкое.
ли он человека, неосторожно улегшегося спать поперек дороги. Высек искру
на свитый из соломенной пряжи фитиль, раздул огонь. Тлеющее пятно
расползлось по концу фитиля, смутно осветив лицо Шоорана и женщину,
приподнявшуюся на локте из похожей на корыто плохо разложенной колыбели.
Это была воровка, которая пыталась ограбить Ай пару месяцев назад.
денешься.
случайно. Женщина, двумя руками обхватившая его за шею, не поверила бы, да
и сам он в эту минуту не верил в такую случайность. Вместо этой ничтожной
правды вспыхнула другая истина: никакая самая адская работа не сможет
погасить зов крови, жарко застучавшей в висках. Женщина откинулась назад,
притягивая Шоорана к себе. Тлеющий фитиль с шипением упал в грязь.
заметил лишь когда умолк стук крови в ушах и вернулась способность
понимать.
женщина, прижимаясь к нему. - Ведь хорошо, правда?
где-нибудь далеко.
оройхон может быть уже сегодня высохнет, и мы получим землю. Тебе дадут, я
знаю.
мыса и лишь в последнюю минуту выбрал второй вариант. А теперь выясняется,
что здесь его ждали.
Думай сам: Многорукий у восточного берега - значит илбэч - тут. Не станет
же он к Многорукому в пасть прыгать. В центре он строил, на юге - строил.
Там сейчас землю делят, там шумно. Что ему, жить надоело? Значит, он или
мыс дальше двигать станет, или наш оройхон сушить. Ясно?
рассуждения. Казалось, она вот-вот скажет: "А ведь илбэч - это ты". Но по
счастью, последнего шага женщина не осилила. Слишком уж заманчиво маячило
перед нею будущее счастье. Она принялась гладить Шоорана по голове, плечам
и быстро, боясь, что ее прервут, зашептала:
думай, я молодая, во всяком случае, моложе тебя. Мне еще трех дюжин нет. Я
сильная, я все буду делать для тебя, а ты станешь рассказывать свои
истории. Я же знаю, ты сказитель, я тебя слышала, хоть ты меня и не
замечал. У тебя славные истории, ты хорошо поешь. А я буду тебя лелеять...
твою возьмем. Пусть живет - жалко, что ли? Я ведь тогда не со зла ее
ударила, я же не знала, что это твои вещи...
тукка.
пока его не вычислили и не раскололи будто пустую скорлупку. Только как
вырваться из чужой, провонявшей потом постели, куда его зашвырнуло
одиночество и собственная глупость? Почему-то другие умеют легко находить
себе женщин, а потом легко бросать их и не узнавать при встрече, а он
чувствует себя связанным, хотя ничего не обещал. Но если он хочет остаться
собой, эти ремни должны быть разорваны.
было случайно и больше не повторится. Я не останусь, и мне не надо ни
земли, ни твоего счастья.
этого не было. Женщина тихо сказала:
одежду, лишь на прощание произнесла: - Если надумаешь вернуться - приходи.
чувство не оставляло его. Почему-то казалось, что Ай звериным чутьем
уловит чужой запах и скажет: "Больше по таким делам не уходи". Но Ай
безмятежно спала, устроившись неподалеку от устроенной для нее постели.
оройхонами поспешили на восток. Несколько раз им приходилось прыгать в
грязь и пережидать, пока мимо пройдут тянущиеся к восточной границе отряды
цэрэгов.
Они-то прекрасно понимали, что устойчивой монолитной власти илбэч не
принесет ничего, кроме смут и расстройства. И все же, зараза, которую с
таким трудом удавалось обуздать внутри страны, проникла извне и разрушила
государство. Чужие, чудно вооруженные цэрэги и чужие старейшины, которых
приказано было величать братьями, заменили привычное начальство. Если бы
дело ограничилось этим, да порками за поминовение запрещенного отныне
Ёроол-Гуя, то можно было бы считать, что ничего не изменилось. Но с
приходом новой власти сломался весь старый порядок. Уцелели лишь баргэды,
присягнувшие захватчикам и переименованные в старших братьев. Добро
Ёроол-Гуя было объявлено общим, но как и прежде распоряжались им баргэды,
выдавая инструмент свободным отныне служителям, когда те направлялись на
работы. А вот выдача еды прекратилась. На жалобы голодных людей баргэды
разводили руками: "Ничего нет, все вывезли братья", - и беззвучно шептали,
призывая на головы обидчиков гнев опального бога.
процветала только на кресте Тэнгэра. Даже здесь далеко не каждый камень
годился в дело, и мастера из поколения в поколение передавали секреты: как
расколоть упругий кремневый желвак, чем сточить мешающий выступ и каким
образом смастерить наконечник копья, чтобы им одинаково удобно было и
высекать искру и протыкать врага. Камнерезы составляли особый клан и жили
по своим законам. В незапамятные времена их потомки заселили крест
Тэнгэра, и старейшины разумно не вмешивались в их жизнь. Здесь были свои
баргэды, свои обычаи и чуть ли не своя вера. Мастера недолюбливали
Ёроол-Гуя и кланялись большущей глыбе полосатой яшмы, которую называли
алдан-тэсэгом.
на много локтей вглубь, давно потеряла плодородие. Во втором ярусе
алдан-шавара тоже ломали камень, так что и здесь плодородный слой был
снесен. Но, поскольку добыча и обработка камня составляли богатство всей
страны, то мастера не знали недостатка ни в чем, справедливо полагая, что
шесть с лишком дюжин сухих оройхонов смогут прокормить их. За стеной из
вульгарного легковесного камня всегда было много огня, вина и мяса. Но
зато и старейшины никогда не знали нужды в кремне.
Закон один для всех, исключений из него быть не должно. И со всей
твердостью, на какую способна лишь военная власть, крест Тэнгэра был
превращен в каторжные мастерские. Камнерезов принялись выстраивать по
ранжиру, загонять в штреки и к шлифовальным станкам под рев раковины и
кормить раз в сутки нарочно испорченной кашей. Семьи мастеров - жены,
малолетние дети и прочие "посторонние" были выставлены за стены и
распиханы по сельским оройхонам. Тогда и произошло первое возмущение,
подавленное быстро и решительно. Обглоданные ыльками тела зачинщиков были
повешены над воротами, и порядок в мастерских восстановился. Правда, вдруг
оказалось, что погибли или были "охлаждены" в далайне все
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Русанов Владислав
Перумов Ник
Шилова Юлия
Глуховский Дмитрий