Чтение 62–й страницы книги ~Звезды

Какое-то мгновение девочка недоуменно смотрела на меня. Потом
прижалась к ноге, словно требуя новой ласки.

От Пера стали отлипать малыши и пробиваться ко мне.

Мы с Наставником молча смотрели друг на друга.

-- Это будущий Наставник Ник, -- громко сказал Пер. -- А теперь -- за
_подготовку-к-труду_! Вы же хотите, чтобы ваши Наставники гордились
вами?

Мимо неохотно расходящихся детей мы прошли к входу в здание.

-- Ты станешь хорошим Наставником, -- тихо сказал Пер. -- Не
сомневаюсь, через десять-двадцать лет ты будешь в Мировом Совете.
Только... не спеши.

-- Я не спешу.

-- Ты очень эмоционален, Никки. Ты молод и энергичен. Но тебе еще
предстоит учиться.

-- Я знаю.

В интернате были обычные двери, а не тепловые завесы. Все здесь
дышало стариной. Толстые ковры на полу, картины на стенах -- не такие
эпические, как в залах Совета, а обычные красивые пейзажи. Потертые
кресла в вестибюле. Неизменные экраны с терминалами. В закутке у входа,
под старинным, надраенным медным колоколом, стоял маленький мальчик.
Наверное, это был какой-то ритуальный пост, он даже не шелохнулся при
нашем появлении, лишь едва заметно скосил глаза, стараясь разглядеть
гостей.

-- Привет... Лотти, -- с едва уловимой заминкой сказал ему Наставник.
Мальчик заулыбался.

-- Здравствуйте, Наставник!

-- А с гостями кто будет здороваться? -- укоризненно спросил Пер.

-- Здравствуйте! -- воскликнул мальчик.

Мной все сильнее и сильнее овладевало ощущение нереальности
происходящего.

Это -- не мой дом!

Я не мог расти здесь!

Под дозированной лаской Наставников, выдергивая сорняки на грядках,
выбираясь по ночам из окон в коротких поисках свободы... это не я! Не я!

Мы поднимались по широкой лестнице, где золотистые прутья прижимали к
ступеням протертую дорожку, здоровались с детьми, моющими окна и полы на
этажах.

Гигиена. Я понимаю.

-- Вон дверь нашей комнаты, Никки! -- воскликнул Таг. Мне даже
показалось, что от волнения он готов схватить меня за руку. Катти
глянула на дверь без особых эмоций, Ган флегматично кивнул.

-- Вначале ко мне, -- покачал головой Пер. -- Посмотрим, где вас
можно поселить. Может быть... -- он не докончил.

Наставник жил на четвертом этаже. Мне показалось, что ему не очень-то
легко подниматься по лестнице, но здесь лифтов вообще не было.

-- Входите, ребятишки, -- отпирая касанием ладони свою дверь сказал
Пер. -- Входите.

Комната была большая и светлая. Вот и все, пожалуй, что можно сказать
о ней. Узенькая кровать, прибежище аскета, огромный экран терминала, два
кресла у стола, полки с книгами и вещами... Мое жилище казалось
уменьшенной копией этой комнаты.

Впрочем, одно отличие нашлось. Свободная от мебели стена была пестрой
от крошечных фотографий. Они были раскиданы без особого порядка,
группами по четыре-пять. Детские лица.

Много подопечных вырастил Наставник Пер.

Я замер у стены, скользя взглядом по улыбающимся детским лицам,
надеясь -- и боясь, узнать свое.

Но вначале я увидел маленького Тага. В детстве он был более
светловолосый, но я его узнал. Гана тоже, без труда. В этой группе
фотографий остались еще два мальчика. Один -- ярко-рыжий, веснушчатый,
про таких говорят "Матушка их любит", улыбающийся во весь рот.

-- Инка? -- спросил я.

-- Инка, -- тихо подтвердил Наставник. -- Он погиб... остался там...
прикрывая Уход.

-- Таг мне рассказывал, -- кивнул я.

Значит вот это -- я?

Кажется, единственный не улыбающийся ребенок на всей стене.
Насупившийся, даже напряженный.

Вряд ли Наставник не мог улучить другой момент, чтобы снять мое
изображение. Видно, это показалось ему более правильным, правдивым.

-- Я всегда был такой серьезный? -- спросил я.

-- Как правило, -- согласился Наставник. -- Даже когда проказничал.

Он еще мгновение смотрел на фотографию Инки, потом отошел к
терминалу. С нарочитой бодростью воскликнул:

-- Значит так, двенадцатая группа! Вы в гостях у интерната на трое
суток!

-- Ура, -- серьезно сказал Ган.

-- Гостью из... э...

-- Седьмая группа, Наставница -- Сени Аруано, -- напомнила Катти.

-- Гостью из седьмой группы это тоже касается.

-- Ура, -- согласилась Катти.

-- Временную работу вам найдем, -- Пер вздохнул. -- Медобследование
никогда лишним не будет, лекция ребятишкам о чужих формах жизни -- тоже.
Ну а тебе, Ган, придется порыться в наших управляющих системах.

-- Все то же старье стоит? -- солидно поинтересовался Ган.

-- А нам сверхбыстрые системы ни к чему, в общем-то, -- пожал плечами
Пер. -- Так, где бы вас поселить...

Он коснулся терминала. Экран засветился.

-- Ваша комната занята, -- с сожалением сказал Наставник. -- Ох, ну и
бардак у этой группы...

Я сделал несколько шагов к столу.

На экране была узкая, длинная комната. Вид сверху. Четыре кровати, на
двух -- раскиданная одежда. Брючки, рубашки, белье. Продырявленный
камешек на нитке. Изображение все время двигалось, наплывало, отступало,
в него попадали стены, дверь, окна, словно камера жадно и пристально
вглядывалась в чужой дом. Вот хищный быстрый наплыв -- раскрытая
тетрадка. Камера скользнула вдоль строчек, разворачиваясь, чтобы удобнее
было читать. Кажется -- стихи.

-- Их Наставник... по-моему, Дон...

Пер покосился на меня.

-- Что с тобой, Никки?

Я молчал.

-- Кстати, первый тест, -- старик заулыбался. -- Как бы ты справился
с этой ситуацией и приучил ребятишек к порядку?

Изображение опять сменилось. Камера заглянула в санитарный блок,
неодобрительно задержалась по скомканных и брошенных в угол носках...

-- В первую очередь я бы не подглядывал в чужие комнаты, -- прошептал
я.

Наступила мертвая тишина.

-- Это не чужая комната, Никки! -- отчеканил Наставник. -- Это
подопечные нашего интерната.

-- Они знают, что за ними наблюдают?

-- Разумеется! Разумеется, нет!

Камера брезгливо заглянула в унитаз и поплыла прочь из санитарного
блока.

-- Это гнусно, -- сказал я. Оглянулся, ища в лицах друзей поддержки.

Нет, не дождусь.

-- Что гнусно, Никки!? -- возмущенно воскликнул Пер. Дряблое
старческое лицо задрожало в немом возмущении. -- Гнусно -- не позволить
малолетним сорванцам смыться из интерната на космодром? Гнусно --
пресекать недостатки в самом начале? Гнусно -- увидев, что дети болтают
заполночь, включить инфралучи и дать им выспаться перед новым чудесным
днем?

Меня чуть наизнанку не вывернуло. Руки задрожали.

Вот теперь я верю, что страдал импульсивностью...

-- Гнусно следить, -- сказал я. -- Гнусно следить и повелевать.
Строить знания на обмане. Доброту -- на доверии.

-- Ты не прав, Никки, -- мрачно сказал из-за спины Ган.

-- Нельзя так, Ник! -- примиряюще поддержал его Таг. -- Извинись...

Мне -- извиняться?!

Лишь Катти молчала...

-- Когда ты станешь Наставником, -- прошептал Пер, -- ты поймешь...

-- Я не буду шпионить!

-- Тогда ты не сможешь помочь детям.

-- Тогда я не буду Наставником!

Старик затряс головой.

-- Опомнись, мальчик! Я ручался за тебя перед Советом!

-- Зря!

-- Ты же знал, что вся территория интерната наблюдается! Все это
узнают, становясь взрослыми! Все понимают, что это нужно!

-- Я -- не все!

-- Если бы Сени Аруано не проследила за девочками, одевающими кукол,
и не помогла Катти осознать ее талант врача и художественную
бездарность, Катти сейчас была бы никому не нужным, мучающимся
собственным бессилием, модельером! -- рявкнул Наставник. Перевел
дыхание. -- Если бы я не читал твои юношеские стишки, ты вырос бы
никчемным поэтом! Читал бы на площадях... -- он наморщил лоб, -- "Тысячи
птиц летят на огонь, тысячи слепнут, тысячи бьются, тысячами погибают
птицы, тысячи трупиков остаются..."

-- Раз это так бездарно, -- очень спокойно спросил я, -- почему вы