– Вот, на третьем экране. Да не туда смотришь!
– В самом деле… До чего армию довели.
Дежурный сказал с беспокойством:
– Но здесь не положено. Надо отогнать.
– Да брось. Не видишь, в каком они виде? Явно напарника не дали, бедолага гнал машину пару суток в одиночку, а ему не то что поспать, но и отлить не давали! А сами все: давай-давай! А «Давай» в Москве…
– Ничего, – буркнул дежурный, – здесь новый народился.
Оба усмехнулись, их капитан и был тем, кто всегда покрикивал: «Давай-давай, ребята». На экранах было видно, как водитель, грязный и с трехдневной щетиной молодой парень, стоял возле кабины, держась за дверцу и с наслаждением вдыхал не такой уж и чистый воздух, но после душной кабины казавшийся райским.
– Доверяют же такую бандуру салагам, – сказал напарник сочувствующе.
– Черт, она загородила нам все здание, – сказал дежурный беспокойно. – Надо, чтобы отогнал!
– Сейчас отгонит, – бросил напарник успокаивающе. – Деревня, что он понимает! Сейчас армия в самом деле рабоче-крестьянская… Из образованных да сытеньких москвичей в ней ни одного не отыщешь.
Дежурный все же сделал движение пойти проверить, только и делов, что позвонить да наорать на бедолагу, потянулся к кнопке вызова внешней охраны: автомат под рукой… и в это время стальная дверь, отгораживающая от мира, отпрыгнула, словно отстреленная гильза. Две пули ударили ему в голову. Он дернулся, успел увидеть сквозь вспышку, как нелепо взмахнул руками его напарник. На пульте загорелся огонек, требовательный голос сказал:
– Так что у вас?.. Вы сказали, что какая-то машина…
Один из десантников длинным прыжком перемахнул стол, на лету подхватил микрофон и сказал буднично:
– Ложная тревога.
– А-а-а, а что было?
– Да своя машина, своя. Конец связи.
– Что за лопухи, – буркнул голос, и связь оборвалась.
– Быстрее!
Убитых офицеров подхватили под руки, бегом проволокли по коридору. На расстоянии пяти шагов светились по обе стороны двери сенсорные пластины. По знаку старшего офицеров разом вздернули, прижали их большие пальцы к чувствительным элементам. Машина долго изучала рисунок на пальцах, словно заметила отличия на мертвых, хотя и теплых еще пальцах. Показалось даже, что за дверью заскрежетало, то ли железные мозги пытались решить трудную задачу, то ли разболтался лазерный дисковод.
Вскоре щелкнуло, будто в замке провернули наконец ключ. Десантник толкнул дверь раньше, чем механический голос произнес:
– Доступ разрешен.
Они ворвались как буря. Пятеро на ходу вытаскивали видеокассеты, почти в прыжках вставили в щели, старший сорвал кожух, что-то сделал, на миг полыхнуло искрами, тут же он успокаивающе крикнул:
– Все в порядке! Быстрее, отстаем по времени!
В главном зале, самом нижнем, огромном и защищенном от ударов мегатонных атомных бомб, от любой радиации, с запасами провизии на десять лет, полковник Давыдяк сказал озабоченно:
– Что-то с внешней охраны вякнули по поводу чужой машины…
– Проверь, – предложил майор Лысенков.
– Да что проверять? Нет там никакой машины.
Экраны светились ровным серебристым светом. Все восемь, краса и гордость, все по семнадцать дюймов по диагонали, зерно ноль двадцать пять, цвета такие, что можно фильмы смотреть, все восемь показывали пустой двор, пустые окрестности.
Полковник предположил:
– Лейтенант Чернов турнул, вот и убрались. Он строгий служака.
– Да, не чета нынешним, которым все трын-трава.
Но он продолжал хмуриться. Лысенков спросил дружески:
– Что стряслось? Дома неприятности?
– Дома у всех неприятности. Три месяца без жалованья… Но что-то мне не нравится на этих мониторах.
– Что?
– Не знаю. Мерещится что-то.
– Если мерещится, перекрестись, – посоветовал Лысенков. – Все пройдет, как три бабки пошепчут.
– Да? Но что-то не так.
– Я ж говорю, перекрестись! Сейчас даже генералы на каждом шагу крестятся. Крестятся да «Отче наш» читают.
– Да, им бы рясы вместо погон… А вон на том экране, видишь, бровка чуть повреждена. Посмотри!
Лысенков всмотрелся. Зоркие глаза Давыдяка заметили такую мелочь, но когда везде разруха и разлад, то лишь чересчур свирепый служака будет добиваться, чтобы все блистало чистотой и порядком.
– Ну и что? – спросил он, морщась.
– А то, что я сегодня заставил ее поправить! И проследил, чтобы поправили!
Лысенков не успел сказать, что это уже чересчур, вся страна в развале, а он наводит чистоту и такой порядок, что лишь в царской армии могло быть или в сталинской, но Давыдяк уже потянулся к пульту, включил переговорное устройство:
– Тревога! Тревога по всем отсекам. Немедленно…
Издалека раздались выстрелы, вскрик. В распахнутую дверь было видно, как на том конце коридора показался бегущий человек, упал, а из-за поворота выскочили фигуры в пятнистых комбинезонах. Все трое разом выпустили очереди. Падая, оба офицера бросили руки на пульт, но у Лысенкова это была уже рука мертвеца.
Замигали лампочки, вспыхнул сигнал тревоги. Десантники неслись, как снаряды из гранатомета, но перед самым входом в зал с двух сторон метнулись навстречу одна за другой тяжелые створки. Широкие пазы вошли один в другой так точно, что между ними не просунуть и волоса.
Давыдяк откатился от пульта, в руках уже был пистолет. Огляделся, дверь закрыта. Из-за малого пульта следят широко распахнутыми глазами Светлана и Лена, жены армейских офицеров, что работают дежурными.
Под Лысенковым растекалась лужа крови, и Давыдяк не стал пытаться поднимать друга, с которым служил десять лет, не стал трясти и спрашивать, что с ним. Перекатившись через голову, он сорвал со стола трубку телефона:
– Тревога!.. Нападение на центральный пульт!..
Женщины видели, как он отшвырнул трубку, связь прервана, затравленно огляделся:
– Дверь их не задержит, быстро все под ту стену! Закройтесь столами.
Светлана закричала в страхе:
– Что это?
– Света, – бросил он жестко, – ты жена офицера.
– Но я не хочу…
– Надо было идти замуж за коммерсанта, – бросил он. Не успел добавить, что коммерсантов стреляют еще чаще, передернул затвор. – Я не знаю, кто они, но я знаю, кто мы.
– Назар Петлюрович! Не надо! Мы же не на войне!.. Сдадимся…
Причитая, обе забивались под стол поглубже, не замечая, что уперлись в стену. Грохнуло, пол дернулся под ногами. Дверь вылетела в огне и вспышке, взрывная волна бросила его наземь. Прижавшись к полу, он начал быстро и точно стрелять в фигуры, возникавшие в проеме, целясь в лица, ибо под комбинезонами чувствуются массивные бронежилеты.
Длинная очередь подбросила его над полом, но он успел нажать курок, и последняя пуля ударила в глаз стрелявшего.
Полковник Кравец, глава десантников, добрался к пульту раньше, чем на пол рухнули тела защищавших офицеров. Его пальцы молниеносно пробежали по клавиатуре. Экран бесстрастно светился ровным белым светом. Черные буквы и цифры догоняли одна другую, колонки и графы быстро заполнялись. Где-то появлялись вовсе странные цифры, понятные только программистам.
Лейтенант Шахраенков подбежал, быстро простучал по клавиатуре код, всмотрелся:
– Готово!
Кравец взглянул в побледневшее лицо молодого офицера:
– Уверен?
– Почти на все сто.
– Если поставишь хоть одну запятую не тем боком, – предостерег Кравец, – здесь все взлетит к чертовой матери.
– Ого! Зачем такие предосторожности?
– Охрану ставили не от нас, патриотов, которым нужно провести всего лишь пару самолетов. Ну, пусть две-три пары! Здесь сердце всей системы ПВО западной границы.
Шахраенков коснулся Enter так осторожно, словно та была горячая, как сковородка на огне. На экране всплыла красная табличка: «Код неверен. Вы желаете, чтобы новый код заменил старый?»
– Желаем, желаем, – сказал полковник. Сопел в плечо молодому программисту, которому навесили погоны. – Уф, успели…
Шахраенков спросил тревожно:
– А что будет с нами?
– Когда победим, – бросил Кравец, – получим ордена, как спасители Отечества.
– А если…
Куликов Роман
Конюшевский Владислав
Русанов Владислав
Ильин Андрей
Бажанов Олег
Сертаков Виталий