нападок, остальные - скаковых лошадей, иметь которых престижно, и на
которых можно делать ставки; я же попытался понять, в чем их сила.
побеждает себя, свой страх смерти, ужас смертной плоти, которая хочет
жить. И если это ему удается - тогда он вкладывает изгнанную смерть в свои
удары, он заражает смертью бессмертного противника, как прикосновение к
больному чумой заражает здорового человека; на какое-то мгновение смертный
и бессмертный меняются местами! Мы не боимся смерти, но Мусорщик
заставляет нас научиться этому, заставляет нас испугаться... и от такой
мысли мне холодно, Лукавый!
говоришь просто - "чудовища". Это значит...
то он способен убить и бога. Это обоюдоострое оружие, и мы должны понимать
это, используя его.
времени для размышлений, а Крон-Временщик никак не глупее меня или
Младшего. Так что, узнав о подоплеке гибели Медузы и Химеры, Павшим вполне
могла прийти в голову идея породить в Тартаре собственную расу смертных
героев - назовем их, к примеру, Гигантами - которые будут знать о своей
смертности и звать чудовищами нас с тобой!
Сторуких!
не заметят их, потому что смертные якобы не могут посягать на миропорядок,
охраняемый Сторукими. И потом, ты возьмешься предсказывать действия
гекатонхейров? Я - нет. Так что Семья вполне может быть снова втянута в
войну, но даже если Гея-Земля и не выдержит новой бойни - Сторукие на этот
раз не смогут вмешаться и бросить охраняемый ими Тартар. И тогда для Семьи
вопрос станет так: не победа или поражение, а жизнь или смерть. Как это
было для Медузы и Химеры. Но может быть...
тоже способен увидеть буку в вывешенном для просушки хитоне.
деле связаны приступы Алкида - значит, кто-то из Одержимых Тартаром
находится в Фивах или поблизости. Если найти его и допросить, если взять
его живым...
ты прав, Гермий. Просто мне хотелось, чтобы ты сказал это вслух. То, что
сейчас у Алкида нет приступов, ни о чем не говорит. Если Младший погонит
своего Мусорщика на подвиги - Павшие в долгу не останутся.
культа Павших - Одержимым достаточно принести ему человеческую жертву,
чтобы Алкиду стало не до поисков.
Младшего.
теней...
поступках; и достаточно маленького, чтобы убить неокрепшую душу и стать
единоличным хозяином тела.
Фивах рядом с близнецами, и при этом - вне подозрений.
выяснить, кто сводит с ума Алкида.
чем ты, и к тому же не менее горд, чем Младший.
знать, что Острова (усмешка в голосе Владыки), Острова Блаженства всегда
готовы принять его обратно. Кроме того, наши интересы во многом совпадают,
так что твой Амфитрион станет работать не за страх, а за совесть.
Острова, дядя?
сгущающейся багровой мгле.
каждый глоток того, что казалось таким же необходимым, как воздух, не
будучи им на самом деле; он исступленно молотил руками и ногами, не
чувствуя этого и приходя во все большее исступление, а кошмар всхлипывал и
не хотел отпускать Амфитриона, вцепившись в него хрупкими пальцами, пока
не хрустнул под кулаком и не затих.
поверхности - куда так стремился - наслаждаясь тем, что лежит, что у него
бурчит в животе, что во рту скопилась горькая слюна, которую можно
проглотить, но можно и выплюнуть, и вот теперь липкая ниточка бежит по
подбородку, пока не потянется куда-то вниз - но этого он уже не ощущает.
приоткрыв узенькую щелочку, чтобы Амфитрион не подумал, будто оно, гордое
левое веко, так уж сильно зависит от него.
складки.
неделю уже...
сполохами, и Амфитрион ощутил себя заживо погребенным. Вокруг выгибался
купол толоса - гробницы, в которой хоронили обычно басилеев или их близких
родичей; диаметр основания купола всегда был равен его высоте, а наружу из
усыпальницы вел коридор, завершавшийся у дверного проема двумя резными
полуколоннами зеленого мрамора, но сама дверь была заперта с той стороны,
потому что из толоса не выходят, в него только входят - и то на чужих
плечах, чтобы остаться навсегда; и Амфитрион беззвучно кричал, что он
никогда не был басилеем, что он не хочет гнить в толосе, что живым не
место в гробнице...
гробницы и хруста убитого кошмара.
отпустил его Танат-Железносердый. Только вот...
закрытом кувшине, билось беспокойство. - Что - только?!
Акунин Борис
Посняков Андрей
Лондон Джек
Мичурин Артем
Мороз Александра
Ибсен Генрик