работу умными, знающими, талантливыми людьми... Но, понимаете, в этой
работе мало быть просто ученым.
содержанием вашей работы. - Азаров постепенно овладевал собой, к нему
вернулось чувство юмора и превосходства. - Возможно, что я вам
все-таки пригожусь - и как ученый и как человек.
познакомим. Вы нам нужны.
намереваетесь ли вы решать вопрос, допускать или не допускать меня к
вашей работе, совместно с вашим практикантом-лаборантом?! Насколько я
знаю, больше никого в вашей лаборатории нет.
Вы готовы принять, что машина может делать человека, но допустить, что
в этом деле лаборант может значить больше вас... выше ваших сил! Между
прочим, Михаил Фарадей тоже был лаборантом, а вот у кого он служил
лаборантом, сейчас уже никто не помнит... Все-таки подготовьте себя к
тому, Аркадий Аркадьевич, что когда вы придете в нашу работу - а я
надеюсь, что вы придете! - то не будет этого академического "вы наши
отцы, мы ваши дети". Будем работать - и все. Никто из нас не гений, но
никто и не Хилобок...
Улыбался не так фотогенично, как фотокорреспондентам, и не так тонко,
как при хорошо рассчитанной на успех слушателей реплике на ученом
совете или на семинаре, а просто и широко. Это выглядело не весьма
красиво от обилия возникших на лице Аркадия Аркадьевича морщин, но
очень мило.
что я... ну да ладно [Читателя просят помнить, что перед ним
научно-фантастическое произведение. (Прим. автора.)]. Я ужасно рад,
что вы живы!
бы успокоить.
барабанил по стеклу стола пальцами.
троллейбуса. - Ага, вот это!"
прогулочной скорости - 60 километров в час; этот идиот в салатном
"Москвиче" пересекал автостраду - значит, его скорость относительно
шоссе равна нулю. Да и поперечная скорость "Москвича", надо сказать,
мало отличалась от нуля, будто на тракторе ехал... Кто таких ослов
пускает за руль? Если уж пересекаешь шоссе с нарушением правил, то
хоть делай это быстро! А он... то рванется на метр, то затормозит.
Когда я понял, что "Москвич" меня не пропускает, то не успел даже
нажать тормоз.
мотоцикла, до сих пор крутит головой:
семидесяти, то из останков "явы" я сейчас, бы сооружал памятник, а на
номерном знаке, глотая слезы, выводил: "Здесь лежит Кривошеин -
инженер и мотоциклист".
как произвольные обстоятельства фокусируются в фатальный инцидент. Не
остановись я в лесу покурить, послушать кукушку ("Кукушка, кукушка,
сколько лет мне жить?" - она накуковала лет пятьдесят), пройди я
один-два поворота с чуть большей или чуть меньшей скоростью - и мы
разминулись бы, умчались по своим делам. А так - на ровной дороге при
отличной видимости - я врезался в единственную машину, что оказалась
на моем пути!
"Кукушка, кукушка, сколько лет мне жить?"
водитель утирал кровь с небритой физиономии: я выбил локтем стекло
кабины - так ему и надо, болвану! Моя бедная "ява" валялась на
асфальте. Она сразу стала как-то короче. Фара, переднее колесо, вилка,
трубка рамы, бак - все было разбито, сплюснуто, исковеркано.
отрезке пути менее метра. При этом мое тело испытало перегрузку... 15
земных ускорений! Ого!
за десятую долю секунды успело извернуться и собраться так, чтобы
встретить удар выгоднейшим образом: локтем и плечом. А Валерка
доказывал, что человек не соответствует технике. Это еще не факт! Ведь
если перевести на человеческие термины повреждения мотоцикла, то у
него раздроблена "голова", переломаны "передние конечности", "грудная
клетка" и "позвоночный столб". Хорошая была машина, сама на скорость
просилась...
перегрузку. Правую руку трудно поднять. Наверно, треснули ребра.
схеме "машины-матки" - и не внешнее, а внутри тела. В этом смысле
"Москвич" подвернулся кстати. Сработает на науку..."
письмо на бумаге для объяснений. "Здравствуйте, Валя! Это пишет вам
Гаевой Александр. Не знаю, помните вы меня или не совсем, а я так не
могу позабыть, как Вы смотрели на меня около танцплощадки при помощи
ваших черных и красивых глаз, а луна была большая и концентрическая.
Дорогая Валя! Приходите Завтра вечером в парк имени тов. Т. Шевченко,
я там дежурю до 24.00..."
загрохотав стулом, покраснел.
вашему распоряжению, находится в камере задержаний.
скамье со спинкой, курил сигарету, пускал дым в пучок солнечного света
от зарешеченного окна. Щеки его были в трехдневной щетине. Он скосил
глаза в сторону вошедших, но не повернулся.
спокойно сказал Онисимов. - Вы были задержаны для выяснения. Теперь
ситуация вырисовывается, и я не считаю необходимостью ваше дальнейшее
пребывание под стражей. Понадобитесь - вызовем. Так что вы свободны.
очередь, окинул его скептическим взглядом. Узкие губы Онисимова
дернулись в короткой усмешке.
словом, темные локоны обрамляли его красивую круглую арбузообразную
голову. У Кривошеина-оригинала были довольно провинциальные
представления о мужской красоте. Впрочем, оно и понятно. (У Кравца
расширились глаза.) А где мотоцикл?
сузились, - телеграмму до опыта следовало давать! До, а не после!
следователь официальным голосом. - Всего вам хорошего, гражданин
Кравец. Не забывайте нас. Проводите его, товарищ Гаевой.
головной болью. Сейчас он сидел за столом в своей комнате, составлял
план действий на сегодня. "1. Отправить жидкость на дополнительную
экспертизу на предмет обнаружения нерастворившихся остатков тканей
человеческого тела. 2. Связаться с органами госбезопасности (через
Алексея Игнатьевича). 3..."
продрал мороз по коже. - Доброе утро.