собираешься стрелять?
под стол, нашарил там башмаки, вынул из них уже затвердевшие носки,
понюхал украдкой, потом задрал правую ногу к свету и осмотрел стертую
пятку. Ссадина немножко подзатянулась, но было еще больно. Заранее
сморщившись, он осторожно натянул задубевший носок и подвигал ступней.
Совсем сморщился и потянулся за ботинком. Обувшись, он опоясался ремнем с
пустой кобурой, оправил и застегнул куртку.
его нелепым видом огородного чучела, с его вызывающе еврейской
физиономией, с его наглым хихиканьем, с его самоочевидной непригодностью к
тяжелым физическим нагрузкам. Было совершенно ясно, что Изя будет
доставлять массу хлопот, а толку от архивариуса в походных условиях,
приближенным к боевым, будет чуть. И все оказалось не так.
невыносим на вечерних рапортах со своими идиотскими неуместными шуточками
и непрошеной фамильярностью. На третий день пути он ухитрился провалиться
в какой-то погреб, и его пришлось вытаскивать всей командой. На пятый день
он потерялся и задержал выступление на несколько часов. Во время стычки на
триста сороковом километре он вел себя как последний кретин и только чудом
остался жив. Солдаты издевались над ним, а Кехада с ним постоянно
ссорился. Эллизауэр оказался принципиальным юдофобом, и пришлось делать
ему по поводу Изи специальное внушение... Было. Все было.
самой популярной в экспедиции фигурой, не считая, может быть, полковника.
А в известном смысле и более популярной. Во-первых, он находил воду.
Геологи много и тщетно искали источники, сверлили скалы, потели, совершали
изнурительные походы во время общих привалов. Изя просто сидел в волокуше
под уродливым самодельным зонтиком и копался в старых бумагах, которых у
него набралось уже несколько ящиков. И он четыре раза предсказал, где
искать подземные цистерны. Правда, одна цистерна оказалась пересохшей, а в
другой вода порядочно протухла, но дважды экспедиция получила прекрасную
воду, благодаря Изе и только Изе.
сделался в значительной степени абстрактным. "Я ненавижу жидов, -
объяснялся он своему главному мотористу. - Нет ничего на свете хуже жида.
Однако я никогда ничего не имел против евреев! Возьми, скажем, Кацмана..."
первого же взрыва желудочных заболеваний, и вот тут популярность Изи -
единственного обладателя и хранителя бумажных богатств в стране, где не то
что лопуха, пучка травы не отыщешь, - тут уж популярность Изи достигла
наивозможнейшего предела.
обнаружил, что Изю любят. Все. Даже солдаты, что было совершенно уже
невероятно. Во время привалов они толклись около него и раскрывши рты
слушали его трепотню. Они по собственному почину и с удовольствием
перетаскивали с места на место его железные ящики с документацией. Они
жаловались ему и выпендривались перед ним, как школьники перед любимым
учителем. Фогеля они ненавидели, перед полковником - трепетали, с
научниками дрались, а с Изей - смеялись. Не над ним уже - с ним!.. "Вы
знаете, Кацман, - сказал однажды полковник. - Я никогда не понимал, зачем
в армии нужны комиссары. У меня никогда не было комиссара, но вас бы я,
пожалуй, на такую должность взял..."
что ему было на самом деле любопытно, а просто захотелось как-то выразить
нежность, которую он вдруг испытал к этому неуклюжему, нелепому, даже
неприятному на вид человеку.
распахнулась, и в комнату шагнул полковник Сент-Джеймс.
разделения, уселся. Выглядел он как обычно - подтянутый, свежий, пахнущий
одеколоном и хорошим табаком - только вот щеки у него последнее время
малость ввалились, и необычайно глубоко запали глаза. И ходил он теперь
уже не со своеобычным стеком, а с длинной черной тростью, на которую
заметно опирался, когда приходилось стоять.
вам свои извинения, советник, за моего солдата.
угрюмо. - Я больше не намерен этого терпеть.
это, собственно, поощряется. Боевой дух, здоровая агрессивность и так
далее... Но вы, разумеется, правы. В таких тяжелых походных условиях это
нетерпимо. - Он откинулся в кресле, достал и принялся набивать трубку. - А
ведь потенциального противника все не видно, советник! - сказал он
юмористически. - Я предвижу в связи с этим большие осложнения для моего
бедного генерального штаба. Да и для господ политиков - тоже, если быть
откровенным...
самые горячие денечки! Поскольку настоящего противника не существует,
необходимо его придумать. А как показывает мировой опыт, самый страшный
противник - это противник придуманный. Уверяю вас, это будет невероятно
жуткое чудовище. Армию придется удвоить.
кто же будет его придумывать? Уж не вы ли, мой комиссар?
загибать пальцы. - Во-первых, вам придется создать при генеральном штабе
отдел политической пропаганды...
Эллизауэр. Кехада был мрачен, Эллизауэр неопределенно улыбался откуда-то
из-под самого потолка.
по столу костяшками пальцев и сказал Изе: - Кацман, мы начинаем.
Андрею, перекинув руку через спинку кресла. Полковник снова выпрямился и
сложил ладони на набалдашнике трости.
толстые, как у штангиста, ноги, чтобы не мокло в шагу, а Эллизауэр, как
всегда, устроился у него за спиной, сильно там ссутулившись, чтобы не
слишком торчать.
глина, песок. Никаких следов воды. Здешний водопровод давно пересох. Может
быть, именно поэтому они и ушли отсюда, не знаю... Данные по солнцу, ветру
и так далее... - Он достал из нагрудного кармана листок бумаги, перебросил
Андрею. - У меня пока все.
смотреть на Эллизауэра.
номер второй надо ставить на капитальный ремонт. Очень сожалею, господин
советник, но - увы...
другие привести в порядок. Может быть, даже четыре дня. Или пять.
улыбаясь. Не вставая, он протянул через плечо Кехады свой рапорт.
сделал вид, что испугался.
боюсь сказать точно... Мы не в гараже, и потом мой Пермяк... У него
какая-то сыпь и весь день его рвало... Он у меня главный моторист,
господин советник...
имею в виду - в полевых условиях...
насчет крана, которого не захватили, а ведь он предупреждал... насчет
сверлильного станка, которого здесь нет и быть, к сожалению, не может,
снова насчет моториста и еще что-то там про поршни и пальцы... С каждой
минутой он говорил все тише, все невнятней и наконец замолчал совсем, а
Андрей все это время, не отрываясь, смотрел ему в глаза, и было совершено
ясно, что этот длинный трусливый пройдоха совсем заврался, и сам уже
понимает это, и видит, что все это понимают, и пытается как-то
Роллинс Джеймс
Смоленский Вадим
Сертаков Виталий
Земляной Андрей
Соломатина Татьяна
Афанасьев Роман