короткий охотничий меч в братней руке, с коего тяжко и редко капала темная
бархатная кровь, а после - недвижное тело на полу в луже той же темной,
почти черной, крови.
сапога недвижную голову стремянного, молвил:
ненавистью глядя на взмокшего брата. И, вбрасывая меч в ножны, уже
поворотя, бросил через плечо:
Александр соскочил с коня. Он был чудно хорош сейчас - в своей бобровой
шапке и шубе сверх короткого охотничьего кафтана, в зеленых востроносых
расшитых жемчугом сапогах с малиновыми каблуками, в перстатых тимовых
рукавицах на меху. Осочники стаскивали добычу с саней, особняком вынимали
примороженные туши двух вепрей и лося, добытых самим Александром,
балагурили и хохотали в предвкушении сытного ужина, отдыха и бани.
Доезжачие проводили на сворах повизгивающих рыжих хортов, вываливающих
длинные красные языки из узких долгих пастей.
теперь сам с удовольствием предвкушал банную негу, княжую трапезу и
встречу с женой. Отмахнувшись от боярина с грамотою и двух цесарских
немцев, сожидавших князя с позавчерашнего дня, Александр легко взбежал по
ступеням, на ходу скинув шубу и шапку в руки слуге. Холодный с мороза,
вступил в горницу. Настасья была с младшим сынишкою на руках. Отрок тотчас
потянулся к курчавой влажной бороде отца.
таково крепко, в избах ночевали! Вели выжарить платье сперва!
хлестались, поддавая и поддавая квасом на каменку. Докрасна раскаленные,
вываливали в снег, катались и снова ныряли в духмяный разымчивый жар.
волчьего голода своего, пока рвал и грыз сочное мясо зубами, запивал
квасом, крупно откусывая, почти глотал пироги, жена молчала, преданным
лучащимся взором обливая своего ненаглядного повелителя, по коему успела
уже соскучать за протекшие три дня. Княжичи тоже молчали, и грызли, и
улыбались отцу. Только Федор взглядывал почему-то сурово, да мать, Анна,
едва притрагивавшаяся к блюдам, тоже взирала на него с непонятной
тревогой.
подумав о делах, кои сожидали его, и докучном боярине с грамотой, верно
исчислявшей зело немалые расходы великокняжеской казны. Завалить бы сейчас
в постель! Мальчики вышли один за другим, попрощавшись с отцом. Няньки
унесли младших. И тут только Настасья опрятно позволила себе спросить,
опуская глаза:
матушка, великая княгиня Анна, продолжает сидеть, и невольно поморщил
чело.
Дак теперь и Андрея остудил!
хоть и не прошал ничего, очень ждал. Застыл, потянув шеей, вперил очи в
родителя-батюшку. Александр, острожев ликом, недовольно перевел плечьми:
сидели в Литве со мною, прошают ныне первых мест в думе княжой. Что ж мне,
материных бояр совсем отодвинуть посторонь, что здесь, из пепла, град
подымали? Либо иноземцев, содеявших союз с Гедиминосом, утеснить?
Довольно! Пора быть владетельным государем в своей земле! - молвил,
возвыся голос, и брови сдвинулись грозно.
лебеди:
Узбек мне верит... - неуверенно договорил он.
тебя не покинут!
сына. - Кто уходит - не друг!
осуровел совсем. Не отвечая матери, поднялся покинуть палату. От дверей
сказал.
кленовая дверь, и в голосе ее прозвучали близкие слезы, - не дает! Гордый!
попеременно разрывали ему грудь. Как батюшка не чует, что скользит над
пропастью!
дрожало и переливалось над прижмурившейся сияющей землей, над синею
белизною снегов. Закроешь глаза - так и не представить враз-то, что снег
на полях! Солнце греет, тепло, звонкоголосо орут птицы. Весна на дворе!
полу, стоял на дворе. Александр вышел на крыльцо, остановился на рундуке,
не сходя вниз. Андрей, сняв шапку, медленно поклонился до земли, распрямил
стан. Складная, о службе, грамота уже вчера была вручена княжому дьяку.
хлеб-соль твою земно кланяю ныне! Худа от тебя не имел, и камня за пазухою
не держу, а токмо не могу больше! Прощай, княже!
пока собаками не затравил!>
спустить хортов вослед уходящему со двора боярину. Резко поворотив,
сокрылся в тереме. И лишь одна Настасья из малого окошка вышней горницы
долго-долго смотрела вслед уходящему обозу, с которым, как чуяла она,
скрывалось последнее, что оберегало ее супруга от близкой беды...
свистом, раскидывая копытами снег, на стелющихся вдоль дороги мохнатых
конях, с мотающимися лисьими хвостами на шапках, мчали в Тверь гонцы
великого хана Узбека. Мчали стремглав, не останавливая, и, заслышав
гортанный окрик, мужицкие возы сворачивали прямиком в снег, и бабы
крестились, уволакивая ребятишек с дороги. Стремительно проносились кони,
мелькали пригнувшиеся к седлам коренастые всадники; пересаживаясь на
подставах на свежих лошадей, торопливо опружив по миске горячего взвару,
на ходу запихивая в рот куски полусырого мяса, они летели, почти обгоняя
ветер, сгустком степного огня, осуществленною волей державного гнева:
Узбек звал Александра в Орду.
шорохом опадала капель с отяжелевших еловых лап, оседали напитанные водою
сугробы. Налитые светом, готовились пробудиться кусты. И птицы, едва
видные в сиянии голубого дня, реяли, ширяясь, над главами
Спасо-Преображенского собора.
ханского посла Исторчея. Исторчей неумело сидит на скамье, перед ним мясо
(русские мяса не едят - пост), вино, мед. Он глядит, сузив глаза и
улыбаясь по-бабьи, на князя Александра. Князя приказано звать <не с
яростью и жестокостью, но с тихостию и кротостию>. И Исторчей выполняет
приказ, объясняя Александру, что хан зовет его с сыном Федором в Орду,
дабы вручить ему все великое княжение владимирское.
получили подарки. Татары довольны. Звучит музыка. Длится веселый пир.
покое, оставшись с мужем наедине. - Не затем!
что не затем. Он хочет утешить жену, легко подымает ее на руках,
подбрасывает. Но губы княгини сомкнуты, и в стиснутых веках сверкают две
малые слезинки, точно две капли алмазной росы. Ох, не затем зовут в Орду
ладу милого, не затем!
явившись к отцу. - Татары толкуют промежду собой... Плохое толкуют! Лучше
не езди, отец!
господину очертя голову кидаться в опасный путь:
зазрит, чать! А сам, батюшка, не торопись! Разузнай сперва!
бросает хану Узбеку - Федор едет в Орду.