потом бу-бу-бу...
трудом поборола в себе желание приоткрыть дверь и на всякий случай спрятала
руки за спиной.
Мария от удивления вытаращила глаза и даже присела. Поду-мать только, как
все оборачивается! Оказывается, отец стал облада-телем векселя Гольденберга,
а поручик требует его назад. Но отец почему-то не отдает...
Очевидно, он даже привалился к дверному косяку; каждое его слово было не
только слышно, но, кажется, и видно, как божью коровку на руке.
крайние, непредсказуемые неприятности. Надеюсь, вы помните оба имени,
которыми подписан сей документ? Канцлер России не позволит, чтобы честь его
семьи находилась в руках како-го-то ювелирщика!
графу Антону Алексеевичу, что если он так печется о своей чести, то пусть
найдет подобающую сумму, а то его за-граничные подвиги в сей же миг станут
известны его отцу.
в кабинете был подобен тому, который возникает при землетрясении или обвале
где-нибудь в горах. Мария с силой толк-нула дверь, но, к ее удивлению, она
оказалась запертой. Девушка бросилась в коридор звать на помощь слуг,
кабинет, он был уже пуст.
этот черный крикун похитил отца?
Луиджи был плотно вбит в узкое пространство между стеной и шкафом. Рука его
была украшена неглубокой, но обильно кровоточащей раной; очевидно, поручик
пустил в ход шпагу. Не-малого труда стоило вытащить ювелира из его
неудобного зато-чения.
этот ужасный человек? Что ему от тебя нужно? И зачем он разломал твое
кресло?
подмигнул дочери и, довольный, захохотал.--Больше гос-подина Бурина на порог
не пускать!-- крикнул он слуге.-- А теперь пойдем ужинать.
Мария пыталась вытянуть что-нибудь из отца относи-тельно ужасного визитера,
но ей это не удалось. Конечно, она могла бы прямо спросить: "Какое право
имеет господин Бурин на вексель покойного Гольденберга?" Но таким образом ей
пришлось бы сознаться, что она подслушивала, а это Луиджи считал смертным
грехом, сродни воровству или распутству. Но даже сознайся она в своем грехе,
у нее не было никакой уверенности, что она получит у отца ответ, а то, что
нареканий и обещаний отослать ее к тетке в Венецию будет достаточно, в этом
уверенность была полная.
князя Оленева, он немедленно бы привел свою угрозу в ис-полнение. Оставалось
только хвалить мясо, хорошо прожаренное, и восхищаться сиропом из морошки,
до которого отец был большой охотник.
прояснить что-либо в столь запутанном деле с векселем. Софья слушала очень
внимательно, потребовала пересказать все еще раз, сама себе задавала
вопросы, а итог был тот же --"ничего не понимаю". Больше всего ее поразило,
что поручик Бурин был у Луиджи в тот самый вечер, когда на маскараде был
убит Голь-денберг.
был дома, Саша на свободе, кабы Никита был здо-ров!
говорила, что она свой человек при дворе. Она может знать что-то такое, о
чем мы и не догадываемся.
после ареста Саши. Она не выходит из дома, плачет, молится. Анастасия
говорит, что это возмездие. Есть один человек.-- Софья пытливо взглянула на
Марию.
значилось, что она может сообщить нечто весьма важное относительно покойного
купца Гольденберга, что готова при-нять господина Лядащева, когда он
пожелает, и просит уведомить, что послание ее получено.
это касается только людей деятельных, а не тех особ, кото-рые в
ответственный момент, руководствуясь глупыми понятиями этикета или
сомнительной мудростью "утро вечера мудренее" откладывают решение важнейших
проблем на завтра, на послезавтра или на месяц.
сам. Достаточно было нескольких минут, чтобы понять -- необходима длительная
беседа с Луиджи. В старые добрые времена* беседу эту было бы вести куда
проще, потому что называлась бы она допрос, и добропорядочный ювелир выложил
бы все без утайки. Теперь же предстояло играть некую роль, чтобы каплю за
каплей вытрясти из этой непроливайки все сведения. Здесь хороши были лесть,
притворство, даже угрозы.
впечатления. Естественно, он не отказался принять для частного разговора
господина Лядащева, коли об этом его попросили милейшая Вера Константиновна
и невестка ее Софья Георгиевна. Для позднего гостя зажгли камин и принесли
бутылку старого бургундского. Что, кажется, дождь пошел? В такую погоду
особенно приятно глядеть на живой огонь, потягивать доброе винцо и морочить
голову странному гостю. "Что это за вопросы он задает?--сам себе говорил
Луиджи, потирая ноющую руку.-- И с чего сей господин взял, что я буду на них
отвечать? Моя родина Венеция, а не крепость Петра и Павла!"
Гольденбергом хозяин дома отнюдь не знаком, никогда его не видел, что было
чистейшей правдой. С господином Буриным он имел дело. Это тоже было правдой.
С молодым графом Антоном Бестужевым он знаком не очень коротко, зато жена
его, очаро-вательная Авдотья Даниловна, в девичестве Разумовская, является
одной из его постоянных заказчиц. Видится он с ней часто, потому что сия
прелестница совершенно неумеренно любит драгоценности, предпочитая
изумруды,, которые менее всего идут к ее изнуренному, простите, зеленому
лицу, но... О вкусах не спорят! Не желаете ли еще вина, сударь? Хотя
бургундское не в пример всем прочим французс-ким винам излишне горячит кровь
и никак не способствует за-сыпанию... а время сейчас позднее.
пшиком, если бы вдруг в комнату вихрем не ворвалась Ма-рия. Видимо, в этот
момент итальянский темперамент ее взял верх над спокойным русским. Она
вначале воздела руки, повернулась к иконе и, призывая деву Марию в
свидетельницы, прокричала:
твоя Авдотья? Мы сами вызвали господина Лядащева, чтобы он помог нам во всем
разобраться. У него такие связи! А ты сидишь пнем, мямлишь, греешь свои
глупые ноги...
решетки, а потом и вовсе подобрал ноги под себя.
Что о нас подумают люди?.
по лбу.-- Я сама слышала, как этот Бурин угрожал от-рубить тебе голову! Я не
подслушивала, нет1 Но вы оба кричали на весь дом! И ты бы видел, как
посмотрел на меня этот Бурин. Он ни перед чем не остановится. Наш дом
сожгут, а меня похитят. И не смотри на меня так! Изволь немедленно все
рассказать господину Лядащеву!
столь же стремительно, как появилась, выбежала из комна-ты.
сцены он не позволил себе даже намека на улыбку.-- Купец Гольденберг убит, и
дело приобрело политическую окраску.
зачем я только связался с этим паршивцем? Не изволите ли пройти в кабинет?
главная мысль, которую Лядащев вылущил из эмоционального и зачастую
бестолкового рассказа ювелира: поразительно, как страх оглупляет людей!
крикливый, но со связями и деньгами, еще год назад заказал якобы для невесты
драгоценный убор -- ожерелье и серьги. При этом он оставил нацарапанный на
бумаге дрянной рисунок-- макет будущего ожерелья -- и велел следовать ему
неукоснительно. Даже один из брильянтов у застежки должно было вставить в
оправу надтреснутым, а спереди все камни должны быть чистейшей воды. Убор
был готов в срок и с указанным дефектом, однако заказчик его не выкупил. Это
уже потом Луиджи узнал, что он игрок и мот. Убор следовало продать, однако
Луиджи из-за обилия заказов все никак не мог собраться поменять надтреснутый
камень на це-лый.