Чтение 62–й страницы книги ~Зима тревоги нашей~

и было. Он доверял мне.

Эта комната была словно альбом воспоминаний о Других комнатах - и там и
сям кусочки, обрывки других жизней, как подстрочные примечания. Вентилятор в
окне урчал чуть слышным шепотком.

Она вскоре вернулась в чем-то голубом - длинном, свободном, будто
пенящемся, и принесла с собой облако духов. Когда я вдохнул этот запах, она
сказала:

- Не бойтесь. Мэри не знает, что у меня есть такой одеколон. Вот, пейте
- джин и хинная. Хинной я только сполоснула бокал. Это джин, чистый джин.
Если лед поболтать в бокале, будет казаться, что вы пьете холодное.

Я выпил бокал сразу, как пиво, и почувствовал, что сухой жар джина
разлился у меня по плечам и побежал вниз, к пальцам, будто покалывая кожу.

- Вот что вам было надо, - сказала она.

- Да, видимо.

- Я сделаю из вас хорошего храброго быка. Немножко сопротивления - так,
самую малость, чтобы вы вообразили себя победителем. Быку это необходимо.

Я взглянул на свои руки, все исчерченные царапинами и маленькими
порезами - следы вскрывания ящиков, - взглянул на ногти, не слишком чистые.

Она взяла мою трость с кушетки, куда я положил ее, войдя в комнату.

- Надеюсь, вам не понадобится подхлестывать себя?

- Вы мой враг?

- Это я-то, нью-бэйтаунская резвушка, ваш враг?

Я так долго молчал, что ей стало не по себе.

- Спешить некуда, - сказала она. - Времени для ответа у вас достаточно
- вся жизнь. Пейте еще.

Я принял у нее из рук налитый доверху бокал, но губы и язык у меня так
пересохли, что пришлось отпить немного, прежде чем заговорить, и заговорил я
с трудом, будто сквозь какую-то шелуху в горле:

- Что вам от меня нужно?

- А вдруг я настроилась на роман?

- С человеком, который любит свою жену?

- Мэри? Да вы ее совсем не знаете.

- Я знаю, что она нежная, милая и в чем-то беспомощная.

- Беспомощная? Она кремень. Ее еще надолго хватит после того, как ваш
моторчик совсем сработается. Она, как чайка, пользуется ветром, чтобы парить
в небе и не махать без нужды крыльями.

- Это неправда.

- Грянет большая беда, и ее пронесет сквозь эту беду, а вы сгорите
заживо.

- Что вам от меня нужно?

- Неужели вы не сделаете ни малейшей попытки соблазнить меня? Неужели
вам не хочется выместить свою ненависть на старушке Марджи?

Я опустил недопитый бокал на столик, но она с быстротой змеи приподняла
его, поставила на пепельницу и рукой вытерла мокрый кружок от донышка.

- Марджи! Я хочу узнать, какая вы.

- Не обманете! Вы хотите узнать, что я думаю о ваших подвигах.

- Я только тогда пойму, что вам от меня нужно, когда узнаю, какая вы.

- Надо думать, что вы это всерьез? Всего один доллар за тур.
Путешествие по Марджи Янг-Хант с ружьем и фотоаппаратом. Я была милая
славненькая девочка, умненькая девочка и довольно никудышная танцовщица.
Встретилась с человеком, как говорится, в летах и вышла за него замуж. Он не
то что любил меня - он был от меня без памяти. Для умненькой девочки это
золотая жила. Танцевать мне не очень хотелось, а работать и вовсе - нож
острый. Когда я дала ему отставку, это его так сразило, что он даже не
потребовал от судьи включения пункта о вторичном замужестве. Вышла за
другого, и мы с ним так прожигали жизнь, что он не выдержал - умер. Но уже
двадцать лет каждое первое число приходит чек. Уже двадцать лет я палец о
палец не ударила, только принимала подарки от обожателей. Двадцать лет!
Трудно поверить, но так оно и есть. И я уже не та славненькая девочка.

Она сходила в свою крошечную кухню, прямо в руке принесла три кубика
льда, опустила их в свой бокал и залила сверху джином. Бормочущий вентилятор
внес в комнату запах морских отмелей, обнажившихся с отливом. Она тихо
сказала:

- У вас будут большие деньги, Итен.

- Вы все знаете?

- Самые благородные патриции и те подлецы.

- Продолжайте.

Она широко повела рукой, и ее бокал отлетел к стене, кубики льда
покатились по столу, как игральные кости.

- На той неделе моего верного воздыхателя хватил удар. Как только он
сыграет в ящик, чеков больше не будет. Я старая, ленивая, и мне страшно. Вы
у меня в резерве, но я вам не доверяю. Вы можете сыграть против правил.
Можете вдруг стать честным-пречестным. Говорю вам, мне страшно.

Я встал и почувствовал, что ноги у меня отяжелели, не подкашиваются, а
просто отяжелели, и будто они не подо мной, а где-то далеко.

- На что вы рассчитываете?

- Марулло тоже был моим другом.

- Понимаю.

- Вы не хотите лечь со мной? Я хороша в постели. По крайней мере, так
мне говорят.

- Нет, не хочу, для этого вас надо ненавидеть.

- Вот потому-то я вам и не доверяю.

- Мы с вами что-нибудь придумаем. Я ненавижу Бейкера. Может, вы его с
собой уложите?

- Как вам не стыдно! Джин на вас не действует?

- Действует, когда спокойно на душе.

- Бейкер знает, что вы сделали с Дэнни?

- Да.

- Как он это принял?

- Ничего, спокойно. Но повернуться к нему спиной я бы не рискнул.

- Альфио - вот кто должен был повернуться к вам спиной.

- Что это значит?

- Только то, о чем я догадываюсь. И на чем я могла бы сыграть. Не
бойтесь, я ему не скажу. Он мой друг.

- Кажется, я вас понимаю. Вы разжигаете в себе ненависть, чтобы
взмахнуть мечом. А меч-то у вас картонный, Марджи.

- Будто мне это не известно! Но я полагаюсь на свое чутье, Ит.

- Ну, поделитесь со мной, что оно вам подсказывает?

- Пожалуйста. Бьюсь об заклад, что десять поколений Хоули будут
мордовать вас почем зря, а когда они устанут, вы сами возьметесь стегать
себя мокрой веревкой и растравлять раны солью.

- Если это все так, при чем здесь вы?

- Вам понадобится друг, чтобы было перед кем изливаться, а я -
единственная, кто пригоден на эту роль. Тайна тяготит, Итен. И вам это не
так уж дорого обойдется - какой-нибудь небольшой процент.

- Ну, вот что: я пойду.

- Допейте свой джин.

- Нет, не хочется.

- Не стукнитесь о притолоку, когда станете спускаться, Итен.

На половине лестницы она догнала меня.

- Палку свою вы нарочно оставили?

- Нет, упаси боже!

- Вот она. А я подумала, может быть, это своего рода жертвоприношение?

На улице моросило, а к ночи в дождь жимолость пахнет еще сильнее. Ноги
у меня подкашивались, так что нарваловая трость оказалась весьма кстати.

У толстяка Вилли на сиденье автомобиля лежала пачка бумажных полотенец,
и он вытирал ими пот с шеи и с лица.

- А я ее знаю! Хотите пари?

- Не хочу проигрывать.

- Слушайте, Ит, тут вас разыскивает какой-то тип в "крайслере", с
шофером.

- Что ему надо?

- Не знаю. Спрашивал, не попадались ли вы мне. Я не проболтался.

- Ждите от меня подарок к Рождеству, Вилли.

- Что у вас такое с ногами, Ит?

- Играл в покер. Пересидел.

- А-а, мурашки? Так если он опять мне встретится, сказать ему, что вы
пошли домой?

- Пусть приходит в лавку завтра утром.

- "Крайслер-империал". Огромный, собака, длиной с товарный вагон.

На тротуаре у "Фок-мачты" стоял Джой - какой-то вялый, размякший.

- А я-то думал, вы укатили в Нью-Йорк за бутылочкой прохладительного.

- Слишком жарко. Духу не хватило. Пойдемте выпьем, Итен. Что-то я
совсем раскис.

- Жарко, не хочется, Морфи.

- А пива?

- Пиво меня еще больше горячит.

- Что это за жизнь! Отбарабанил в банке и податься некуда. И поговорить
не с кем.

- Жениться бы вам.

- Тогда уж и вовсе не с кем говорить.

- Может, вы и правы.

- Еще бы не прав. Женатый, да особенно крепко женатый, - самый одинокий
человек в мире.

- Откуда вы это знаете?

- А я их вижу. И сейчас на такого смотрю. Возьму несколько бутылок
холодного пива я пойду посмотрю, не захочет ли Марджи Янг-Хант поразвлечься
со мной. Она поздно ложится.

- По-моему, ее нет в городе, Морфи. Она говорила моей жене, если не
ошибаюсь, что хочет побыть в Мэне до тех пор, пока жара не спадет.