пора подать заявление о приеме в Орден; не думаю, чтобы там
возникли какие-нибудь препятствия, я уже говорил там о тебе.
Надеюсь, ты не против? -- Поднявшись, он добавил: -- Еще два
слова: скорей всего и ты, как большинство хороших адептов Игры
в свои молодые годы, склонен рассматривать нашу Игру как некий
инструмент для философствования. Одни мои предостережения не
отвадят тебя от этого, и все же я выскажу их. Философствуя,
следует прибегать к тем средствам, которые для этого годны, а
именно к средствам философии. Наша Игра -- не философия и не
религия, она самостоятельная дисциплина и по характеру своему
ближе всего к искусству, она есть искусство sui
generis{2_3_01}. Ты добьешься большего, если сразу будешь
придерживаться этого, а не придешь к тому же итогу, потерпев
сотни неудач. Философ Кант -- его теперь мало знают, но это
большой ум -- говорил о теологическом философствовании как "о
волшебном фонаре призраков ума". Мы не имеем права превращать
нашу Игру в нечто подобное.
сдерживаемого волнения он чуть не пропустил мимо ушей последнее
предостережение. Мгновенно его поразила мысль: конец твоей
свободе, конец студенческим годам, тебя примут в Орден, и очень
скоро ты займешь место в касталийской иерархии. Низко
поклонившись, он поблагодарил Магистра и вскоре после этого
зашел в вальдцельскую канцелярию, где и впрямь увидел себя в
списке Кандидатов, подлежащих зачислению в Орден. Как и все
студенты его ступени, он уже хорошо знал устав и тут же
вспомнил пункт, в соответствии с которым любой член Ордена,
занимающий высокий пост, имел право совершить обряд приема. Он
попросил, чтобы церемонию его принятия совершил Магистр музыки,
получил пропуск и краткосрочный отпуск и на следующий же день
отбыл к своему покровителю и другу в Монпор. Досточтимого
старого господина он застал не вполне здоровым, однако был
принято радостью.
Еще немного -- и я лишился бы права принять тебя как юного
брата в Орден. Я намерен оставить свою должность, моя отставка
уже одобрена.
Магистр музыки, как того и требовал устав, пригласил двух
свидетелей из числа братьев Ордена и предложил Иозефу статью из
устава как задание для медитации. Статья гласила: "Если
Коллегия призывает тебя занять определенный пост, то знай:
каждая следующая ступень -- это не шаг к свободе, а новое
обязательство. Чем выше пост, тем больше обязательство. Чем
больше власть, тем строже служение. Чем сильнее личность, тем
предосудительнее произвол".
где Кнехт был впервые посвящен в искусство медитации; в честь
торжественного события Магистр потребовал исполнения прелюдии к
хоралу Баха, затем один из свидетелей зачитал краткое изложение
устава, а Магистр сам задал все связанные с ритуалом вопросы и
принял у своего юного друга обет. После церемонии они еще около
часа провели вместе в саду, и Магистр напутствовал Кнехта
дружескими пожеланиями, как лучше всего усвоить правила Ордена
и как жить по ним.
-- ты заполнишь брешь, когда я уйду, как если бы у меня вдруг
появился сын, который вместо меня повел бы дела. -- Заметив
печаль на лице Иозефа, старик добавил: -- Не грусти,
пожалуйста, видишь -- я не грущу. Я порядком устал и рад
досугу, который мне теперь дано вкусить и коротать который мы
не раз будем вместе с тобой. При следующей встрече обращайся ко
мне на "ты". Я не имел права предложить тебе это, покуда был
связан должностью. -- Он отпустил Иозефа с той душевной и такой
располагающей улыбкой, которую Иозеф знал вот уже двадцать лет.
на три дня. Не успел он снять дорожное платье, как его уже
вызвал Магистр Игры, встретивший его приветливо, как коллегу, и
поздравивший со вступлением в Орден.
занятиям, -- продолжил он, -- нам недостает только твоего
включения в структуру нашей иерархии. Иозеф вздрогнул: конец
свободе! -- Я надеюсь, -- сказал он робко, -- что меня назначат
на какое-нибудь скромное место. Должен признаться вам, что
мечтал еще некоторое время посвятить себя свободным
исследованиям.
глазами, и чуть ироническая улыбка скользнула по его губам.
студента, Иозеф Кнехт. Так оно и должно быть, но очень скоро
это уже не будет так, ибо ты нам нужен. Тебе, вероятно,
известно, что и позднее, когда ты уже будешь занимать высокий
пост в нашей иерархии, ты сможешь получить отпуск для
исследовательской работы, если тебе удается убедить Коллегию в
ценности твоих занятий. Мой предшественник и учитель, например,
уже будучи Магистром Игры и убеленным сединами старцем, просил
и получил годичный отпуск для работы, в лондонских архивах. Но
он получил его не "на некоторое время", а на весьма
определенное число, месяцев, недель и дней. Вот с этим и тебе
придется смириться. А теперь я намерен сделать тебе
предложение. Для выполнения особой миссии нам нужен человек,
хорошо знающий, что такое ответственность, но малоизвестный за
пределами нашего круга.
монастырь Мариафельс, один из старейших очагов просвещения в
стране, поддерживавший дружественные отношения с Касталией и
особенно благосклонный к Игре, просил прислать молодого учителя
для прочтения вводного курса в Игру, а также для занятий с
несколькими продвинувшимися учениками. Выбор Магистра пал на
Иозефа Кнехта. Отсюда и проистекали как пристальная проверка,
так и ускоренное принятие его в Орден.
примерно так же, как некогда в гимназии после приезда Магистра
музыки. Навряд ли он задумывался над тем, что назначение его в
Мариафельс есть большое отличие и первый, крупный шаг по
ступеням иерархии; однако, приобретя теперь уже известный опыт,
он ясно видел это по изменившемуся обращению своих
commilitones{2_4_00}. Хотя с некоторых пор он и так принадлежал
внутри элиты к самому узкому избранному кругу, все же
необычайное поручение словно бы наложило на него особую печать:
начальство отметило его и намерено использовать по своему
усмотрению. Не то чтобы вчерашние товарищи отвернулись от него
или перестали дарить своим дружеским расположением, -- для
этого в столь высоком аристократическом кругу все были слишком
благовоспитанны, -- но возникла определенная дистанция;
вчерашний товарищ послезавтра легко мог стать начальником, а на
подобные оттенки и тонкости иерархических отношений сей круг
реагировал чрезвычайно чутко и находил им должное выражение.
назвать, наряду с Ферромонте, самым верным другом Иозефа
Кнехта. Этому человеку, который был по своим способностям как
бы предназначен к самому высокому, но тяжко страдал от
недостатка здоровья, равновесия и веры в себя, было столько же
лет, сколько Кнехту, и, следовательно, в пору, когда того
принимали в Орден, -- тридцать четыре года. Впервые они
встретились на одном из курсов Игры, и Кнехт тогда же
почувствовал, как сильно влечет к нему этого тихого и несколько
меланхоличного юношу. Благодаря своему чутью на людей, которое
он бессознательно проявлял уже тогда, Кнехт понял и характер
этой привязанности: то было чувство дружбы, готовой к
безоговорочной преданности и послушанию, и поклонение,
проникнутое огнем почти религиозной экзальтации, но
сдерживаемое и омрачаемое внутренним благородством и
предчувствием душевной трагедии. Только что пережив потрясение,
связанное с Дезиньори, и став из-за этого особенно легко
ранимым, Кнехт не подпускал к себе Тегуляриуса, хотя и самого
Кнехта влекло к этому интересному и необычному студенту. Для
характеристики его приведем страничку из секретной записи
Кнехта, сделанной им многие годы спустя и предназначенной для
информации Верховной Коллегии. В ней говорилось:
Неоднократно отличавшийся в Койпергейме ученик, превосходный
знаток классической филологии, выказывает серьезные философские
интересы, занимался Лейбницем, Больциано, позднее Платоном.