Декарт, увеличить произвольно. И эти нити внутренней работы его мысли нам
нужно держать, ибо мы переходим в другую область.
которые, по определению, есть, казалось бы, волевые действия, так же как
естественно думать, что все произвольные волевые действия есть действия
души. Но в том-то и дело, что и обычные состояния души, ее "страсти" нельзя
иметь желанием в виде реакции на какой-то предмет, как их видимую причину.
Нельзя, например, волевым усилием взволноваться, нельзя обрадоваться,
влюбиться. То есть хотеть любить (оценив нечто как достойное любви) и
поэтому любить, хотеть быть во вдохновении (в состоянии особого
сосредоточения и подъема) - и поэтому быть вдохновенным. Я пользовался этими
аналогиями как примером для пояснения отсутствия произвола в мыслях, а
теперь сделаем наоборот. Возьмем аналогию отсутствия произвола мыслей
(поскольку это не область дедукции) и наложим ее на то, что Декарт называет
"страстями". Страсти есть то же самое, что и неизбежные, но волей не
рождаемые мысли. Нельзя произвольно гневаться. Такой гнев и есть "страсть",
или "гневливость". И любить нельзя произвольно - в том же смысле, в каком
нельзя желанием открыть новое. Эти уникальные, единичные состояния не
вызываются волями, хотя, случившись, определяются волей, т.е. состоят из
действия души. В случае мыслей это очевидно.
любопытства и т.д. Например, Декарт вводит следующее определение, и сейчас я
поясню, в чем тут загвоздка. В параграфе 41 он говорит, что "воля настолько
свободна по своей природе, что не может быть вынуждаемой воли". Это вроде бы
невинно звучащая фраза наполнена внутри взрывчатым веществом. Вслушаемся,
что здесь говорится: воля настолько свободна по своей природе, что она не
может быть вынуждаемой. А ведь мы эмпирически рассуждаем совершенно иначе!
Декарт же опять пользуется тавтологией: или воля есть, и тогда это воля, а
не что-нибудь другое, или ее нет, и ее не может быть больше или меньше.
Более того, есть два сорта мысли, которые различены в душе. Одни являются ее
сознательными действиями или волеизъявлениями (а не обязательно актами), а
другие - страстями (если брать "страсти" в самом широком смысле слова,
включая сюда всякого рода перцепции, которые тоже - страсть и обязательно
являются в другом разрезе актами, а не просто действиями).
не могут быть изменены, кроме как косвенно, телом. Вторые же, т.е. страсти,
полностью зависят от действий (в смысле актов), которыми они произведены, и
могут лишь косвенно меняться душой. Пока это звучит непонятно, и неясно, к
чему я веду. Но я веду к простой вещи. Декарт различил два вида мыслей:
мысли-действия и мысли-страсти. Мысли-страсти, понятно, являются смешением
души и тела и поэтому они "конфузны", непроницаемы, не обладают ясностью и
отчетливостью. Само их соединение затемняет и то, и другое: затемнены и
мысль, и тело. Но Декарт именно в этой ситуации и пользуется различением
тела и души. Здесь мы и приблизились к пониманию того, что такое страсть и
почему она связана с тем, что я называл неподвижными (но актуальными)
звездами или фиксированными точками интенсивности.
выглядит так: есть два принципа - один принцип, что никакое тело не мыслит,
и другой, что то, что мыслит, мыслит целиком и, следовательно, нет никаких
"полудуш", как нет и "растительной души", "чувствующей души" и т.п. Но если
никакое тело не мыслит, а мыслит только душа и целиком, то, значит, то, что
есть в душе, - произведено душой (мышлением, сознанием). И дальше Декарт
задает такой вопрос: тело или предмет внешних чувств явно произвели страсть,
но ведь точно так же кажется, что и мысли произведены предметами? Вспомним,
что теория врожденных идей строится на том, что натуральное видимое
содержание предмета не является источником мысли. Я все время показывал, что
в мысли всегда есть амплифицированная сторона, примыкающее к мысли поле
длительности, в котором происходит извлечение качеств и свойств предметов, и
что вовсе не натуральные свойства и качества предметов являются источником
мыслей. Декарт утверждает: мысли не похожи на предметы. Мысль о физическом
явлении, например о магните, не произведена магнитом в смысле наблюдения и
обобщения натуральных (локальных) свойств магнита. Мысль о магните рождается
машиной законопорождаемой мысли. Мы о магните утверждаем то, что рождается
этой машиной, а не то, что вытекает из натурально наблюдаемых свойств
магнита, - вспомним абстракцию трансцендентального сознания. Так давайте
будем пользоваться, рассуждает Декарт, различением души и тела и с этим
вернемся к страстям, которые якобы произведены телом или предметами. Ведь
точно так же, как нам кажется, что мысль произведена действием предмета,
может казаться и то, что страсти произведены телом. Значит, если мы
разрушили иллюзию мысли, произведенной предметом, то теперь мы должны
разрушить и эту иллюзию. Скажем, я люблю или ненавижу кого-то. То есть у
этого кого-то есть качества, из-за которых я его ненавижу, или качества,
из-за которых люблю. Это страсть. Она вызвана, следовательно... чем?
Качествами предмета страсти? А Декарт вдруг говорит (это параграфы 10, 11 и
12, потом то же самое повторяется в 13-м, а самая завершенная формулировка в
параграфе 25-м; после это уже будет повторяться как само собой
разумеющееся): "Перцепции, которые относятся только к душе (например, так
называемые "дневные мечтания", воображения. - М.М.)... не имеют никакой
ближайшей причины, к которой их можно было бы отнести"48.
аппарат, потому что Декарт-то все заранее понимал, двигаясь в изложении
постепенно по параграфам трактата, мы же, бедные, не посвящены и поэтому все
усложняем. Итак, возьмем - "нет ближайшей причины". Декарт этим говорит, что
"страстью", скажем радостью, мы называем то, что не имеет причины и что
вовсе не вызывается, в этом смысле, предметами. И только это, в строгом
смысле, есть страсть. Только то, что "не имеет ближайших причин" в
предметах. В дальнейшем, максимально близкой причиной, но очень странной,
окажется у него движение "животных духов". Натяжение, "вздутие", с которым
мы уже имели дело: "палка слепого" или "карандаш" - все это состояния
натяжения или полевые состояния. Вот этот пункт я и хочу как раз связать с
тем, что я назвал интенсивностями или фиксированными точками интенсивности,
"неподвижными звездами", имея в виду какую-то "телесную" систему отсчета,
переключающую нас во что-то другое, в какой-то другой режим и измерение,
отличные от натурального и предметного мира.
ia oaenooaeuii. No?anou - yoi yiioeaiia ninoiyiea. Aaconeiaii. Eaeia-oi
iai?iecaieuiia yiioeaiia, neeuiia ninoiyiea. ? iaiaae?o. Eee y e?ae?. Ec
aaea?oianeie eeanneoeeaoee ?aciiaeaiinoae iuneaiiuo ninoiyiee n?aa aua io?ii
aiaaaeou yaeaiey, eioi?ua oneiaii ii?ii iacaaou "oeeoeyie". Yoi oaeea
ninoiyiey, eioi?ua ia yaey?ony i?iaoeoii aaenoaey ia?aia, iineieueo ia?au a
yoio iiiaio ia ?aca?a?aiu ieeaeei aiaoiei i?aaiaoii; aiionoei, ?oi a
aiia?a?aiee eee ia?oao y niio?? ia iaeaea e ae?o a ieo oi?iu ?eaioiuo,
aa?ae?aa, ?aeiaaea e o.a. Aaea?o iacuaaao yoe ninoiyiey naiaai ?iaa "oaiyie"
eee "?eaiienaieyie" (a niunea iuneaiiie ?eaiiene). Oaeea ?eaiieniua ea?oeiu
ii neea, ii eioaineaiinoe, eiia?ii, neaaaa oiai, ?oi aucaaii
iaiin?aanoaaiiui i?enoonoaeai iauaeoa eee i?eaeiaea, aaenoao?uaai ia iaoe
ia?au e ia?aaaaaaiiai caoai yoeie ia?aaie a aeaa ia?acia. Ii oai ia iaiaa,
aa?a aoao?e oieuei aiia?a?aiiuie, iie iiaoo auou ianoiyueie no?anoyie, eae e
oa, ?oi io ia?aia (o.a. aucaaiiua ?aca?a?aieai ia?aia). Yoe "oaie" e
"ea?oeiu" aini?eieia?ony aooie oae ?a, eae iauaeou aiaoieo ?oanoa. E oaia?u,
aaaay yoi, y nea?o neaao?uaa: yoe ninoiyiey anou, ii Aaea?oo, eae au ?enoua
ecauoi?iinoe. Iiiieoa, aiai?y i oeene?iaaiiuo oi?eao eioaineaiinoe, y a?ae
oaeea ninoiyiey iunee, eioi?ua ia iauynieiu ieeaeeie ea?anoaaie i?aaiaoia,
ieeaeie ooeeeoa?iie iieucie; iie ia iiaoo auou iiiyou iaie i?aaiaoe?anee eee
oaeaniia?acii e yaey?ony, ii ioiioaie? e i?ioanno ?ecie, ecauoi?iuie. Eae
ecauoi?iu e iaeioi?ua niaoeoe?anee ?aeiaa?aneea ninoiyiey; eioaineaiinou eo
ecauoi?ia ii n?aaiaie? n eo i?aaiaoii eee eaeie-eeai oaeaniia?aciinou?,
iieucie e o.i. Ii eiaiii eo eioaineaiinou e iaania?eaaao ?a?ei oii?yai?aiiie
niciaoaeuiie ?ecie. Aac iaa ia auei au yoie oii?yai?aiiinoe. Oae aio, yoe
eioaineaiinoe y a?ae ia o?iaia iiciaiey, a oaia?u aa?o ia o?iaia no?anoae,
eae eo aa?ao nai Aaea?o. No?anoe e anou, ii nooe aaea, naie yoe
eioaineaiinoe eee ecauoi?iinoe a ?enoii aeaa. Nea?ai, eioaineaiui eee
eioaineoeoe?o?uei auei i?eeaaa?uaa e ninoiyie? iiea. Ei iia i?eeaaaao iiea
a?i?aaiiuo eaae, e a neeo yoiai y iiao ?oi-oi iiiuneeou enoeiii. A ooo eae
au eioaineaiinoe eee ecauoi?iinoe a ?enoii aeaa, e i?eoii aua aucaaiiua, eae
nea?ao Aaea?o, "i?iecaieuiui" eee "neo?aeiui" aae?aieai "aooia",
"naiiaae?aieai aooia". Oi anou ia aae?aieai, eioi?ia auei au aucaaii
eaeie-oi eieaeecoaiie i?e?eiie, a ?ai-oi a?iaa oeoeooaoee aooia. Ninoiyiey,
iacuaaaiua "no?anoyie" eee nae?an iacuaaaiua iii? "ecauoi?iinoyie", e
aucaaiu yoeie aae?aieyie. Oaia?u y oi?o neacaou, a ?ai yoa ecauoi?iinou
ninoieo. E ii?aio aiiaua y ia?auae aieiaiea ia naii yaeaiea ecauoi?iinoe,
eae e ia oi, ?oi, nea?ai, aey ?aainoe iao aee?aeoae i?e?eiu.
есть ли причина для любви? Я утверждаю, вслед за Декартом, что нет причины
для радости, как нет причины и для любви. Радость есть, а причины нет. В том
смысле, что мы в принципе не можем приписать причинность свойствам какого-то
объекта, которому мы радуемся, хотя бы потому, что один радуется, а другой
не радуется. Один любит, а другой не любит. Скажем, передо мной в аудитории
сидит человек. Кто-то его любит, а кто-то не любит. Или кому-то он
безразличен. Перевернем эту мысль. Разве причина состояния любви у того, кто
любит, вызвана чем-то свойственным ему в общем смысле слова (т.е. чем-то
разделяемым и вами, и кем-то еще третьим, и десятым - короче, любым внешним
наблюдателем)? Но тогда почему же другой не любит или безразличен? Почему
одни вещи радуют одних, .а других не радуют? Более того - ив этом заключено
самое главное, - в основаниях нашей сознательной жизни заложена одна вещь,
которую я назвал бы "поэзисом" или "пафосом". Это своего рода, как немцы
говорят, Klang - чувственный тон, или если вместо звуковой метафоры
воспользоваться зрительной и двигательной метафорой, то можно сказать -
"пластика". И то, и другое - чувственно бьющаяся ткань возвышенного,
совершенно избыточного по отношению к содержанию предмета, да и к текущей,
Конюшевский Владислав
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Андреев Николай
Белов Вольф
Посняков Андрей