растает. Это и есть развитие. Но вы, рабы, - согласен, быть рабами
участь незавидная, - но вы, рабы, мечтаете об обществе, где закон разви-
тия будет отменен, где не будут гибнуть слабые и неприспособленные, где
каждый неприспособленный получит вволю еды, где все переженятся и у всех
будет потомство - у слабых так же, как у сильных. А что получится? Сила
и жизнестойкость не будут возрастать от поколения к поколению. Наоборот,
будут снижаться. Вот вам возмездие за вашу рабскую философию. Ваше об-
щество рабов, построенное рабами и для рабов, неизбежно станет слабеть и
рассыплется в прах - по мере того как будут слабеть и вырождаться члены
этого общества. Не забывайте, я утверждаю принципы биологии, а не сенти-
ментальной этики. Государство рабов не может выжить...
Тринадцать колоний сбросили своих правителей и образовали так называемую
республику. Рабы стали сами себе хозяева. Никто не правил ими сильной
рукой. Но жить безо всяких правителей невозможно, и появились правители
новой породы - крупных, мужественных, благородных людей сменили хитрые
пауки-торгаши и ростовщики. И они опять вас поработили, но не открыто,
по праву сильного с оружием в руках, как сделали бы истинно благородные
люди, а исподтишка, при помощи паучьих ухищрений, лести, пресмыка-
тельства и лжи. Они купили ваших рабские судей, развратили ваших рабских
законников и обрекли ваших сыновей и дочерей на ужасы, пострашней рабс-
кого труда на плантациях. Два миллиона ваших детей непосильно трудятся
сегодня в Соединенных Штатах, в этой олигархии торговцев. У вас, десяти
миллионов рабов, нет сносной крыши над головой, и живете вы впроголодь.
что по самой природе своей это общество опровергает закон развития. Сто-
ит создать общество рабов, и оно начинает вырождаться. Легко вам на сло-
вах опровергать всеобщий закон развития, ну, а где он, новый закон раз-
вития, который послужит вам опорой? Сформулируйте его. Он уже сформули-
рован? Тогда объявите его во всеуслышание.
чили на ноги и требовали, чтобы председатель предоставил им слово. Один
за другим, поддерживаемые, одобрительными возгласами, они горячо, увле-
ченно, в азарте размахивая руками, отбивали нападение. Буйный был вечер,
но то было интеллектуальное буйство-битва идей. Кое-кто отклонялся в
сторону, но большинство ораторов прямо отвечали Мартину. Они ошеломляли
его новым для него ходом мысли, и ему открывались, не новые законы био-
логии, а новое толкование старых законов. Спор слишком задевал их за жи-
вое, чтобы постоянно соблюдать вежливость, и председатель не раз яростно
стучал, колотил по столу, призывая к порядку.
туда в день, небогатый событиями, и он исступленно жаждал сенсации. Жур-
налист он был самый заурядный. Этакое легкомысленное и бойкое перо. Ус-
ледить за спором он по невежеству не мог. И сидел с приятным чувством
своего неизмеримого превосходства над этими одержимыми болтунами из ра-
бочего класса. Вдобавок он питал величайшее уважение ко всем, кто зани-
мает высокие посты и определяет политику государств и газет. А еще у не-
го была мечта - достичь того свойственного идеальному репортеру совер-
шенства, при котором из ничего можно сделать нечто, и даже весьма шумное
нечто.
В таких словах, как "революция", он обрел ключ. Как палеонтолог способен
воссоздать весь скелет по одной выкопанной кости, так и он готов был
воссоздать всю речь по одному слову "революция". Он сделал это той же
ночью, и сделал недурно; а поскольку больше, всего шуму поднялось от
выступления Мартина, молокосос-репортер всю сочиненную им речь приписал
ему, сделал его главным заправилой всего действа, преобразив его реакци-
онный индивидуализм в самую что ни на есть зажигательную речь социалис-
та, "красного". Сей молокосос был еще и художественной натурой - широки-
ми мазками он наложил местный колорит - ораторствуют длинноволосые, с
горящими глазами истерики и выродки, голоса дрожат от страсти, вскидыва-
ются сжатые кулаки, и все это на фоне ругани, воплей, хриплого рычания
разъяренных людей.
Впервые увидел он свое имя в газетном заголовке, да еще на первой стра-
нице, и с удивлением узнал, что он-известнейший вождь оклендских социа-
листов. Он пробежал пылкую речь, которую сфабриковал для него репортер,
поначалу возмутился, а под конец со смехом отбросил газету.
попозже днем, сидя на кровати, когда Бриссенден пришел и тяжело опустил-
ся на единственный стул.
рение гнусных буржуа, которые читают эту газету. Мартин ответил не сра-
зу.
- я ничуть его не ищу. Но тут есть другая сторона: скорее всего эта ис-
тория несколько осложнит мои отношения с семьей Руфи. Ее отец всегда ут-
верждает, что я социалист, и это дурацкое вранье окончательно его убедит
в своей правоте. Не скажу, чтобы меня волновало его мнение... а, да ка-
кая разница? Я хочу вам прочесть то, что написал сегодня. Это, разумеет-
ся, "Запоздавший", я уже дошел почти до середины.
молодого человека в чистеньком костюмчике - тот быстро огляделся, явно
заметил керосинку и кухню в углу и лишь потом перевел Взгляд на Мартина.
зачем он пожаловал. - Вчера вечером я слушал вашу речь, мистер Иден, и
пришел взять у вас интервью, - начал тот. Бриссенден рассмеялся.
взглядом: бледный, тощий, почти уже мертвец-неоценимая находка для га-
зетной сенсации.
совсем мальчишка!
на пять минут мои легкие, тысячу долларов не пожалел бы.
же как будто его здесь нет. Но ведь за блестящее описание собрания соци-
алистов его похвалили и отрядили взять интервью у Мартина Идена, вождя
организованной угрозы обществу.
он. - На улице ждет наш редакционный фотограф, и он говорит, лучше сфо-
тографировать вас прямо сразу; пока не село солнце. А после можно будет
взять интервью.
взгрейте!
та. Не стоит того.
тратить на него порох. Понимаете, взгреть парня-для этого нужен порох.
Да и какой смысл?
кой поглядывал на дверь.
Мартин, обращаясь к Бриссендену.
потом, такой очерк прекрасная реклама. Вот что важно. Это вам на пользу.
сенден.
выразив на лице усиленное внимание.
Умелый репортер не нуждается в заметках.
отнюдь не исповедовал квиетизм и вдруг резко переменил позицию. - Если
вы не взгреете его, Мартин, так взгрею я, даже если сразу после этого
упаду замертво.
на краю кровати, а юный репортер лежал лицом вниз у него на коленях.
морду, обидно будет, вон ты какой красавчик.
быстро, размеренно. Молокосос вырывался, ругался, извивался, но кусаться
не смел. Бриссенден пресерьезно на это взирал, но в какую-то минуту ув-
лекся и, сжимая бутылку виски, взмолился:
онемела.
ровым щекам текли слезы злой обиды. - Вы еще поплатитесь. Я вам покажу.
скользкую дорожку. Возвести поклеп на ближнего своего непорядочно, не-
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Гуревич Георгий
Афанасьев Роман
Шилова Юлия