обладатели которых просто задыхались от счастья; и до конца
дней своих все рассказывали и рассказывали, какие ангелы
являлись им в парах хлороформа. Но никто и никогда не узнал,
какие видения были у тех, кто не вернулся, и у самых несчастных
- тех, кто, заточенный в чахоточный барак, умирал больше от
тоскливых нескончаемых дождей, чем от самой болезни.
он предпочел бы для Фермины Дасы. Прежде всего он, конечно,
предпочел бы правду, даже самую невыносимую, но, сколько он ни
искал этой самой правды, он так и не нашел ее. Невероятно,
однако никто не мог привести ему ни малейшего доказательства
услышанной версии. В мире речного пароходства, его мире, не
бывало тайны, которая осталась бы тайной, ни секрета, который
бы сохранился в секрете. Однако там никто никогда не слыхал о
женщине под черной вуалью. Никто ничего не знал в городе, где
все знали все и где о многом узнавали даже до того, как это
случалось. Особенно, если это касалось богатых. И тем не менее
никто не мог объяснить, куда пропала Фермина Даса. Флорентино
Ариса исколесил вдоль и поперек Ла-Мангу, без должной
набожности слушал мессы в семинарской церкви, ходил на все
светские сборища, которые никогда бы не привлекли его, будь он
в другом состоянии духа, и постепенно версия становилась все
более правдоподобной. Все в жизни семьи Урбино выглядело
нормальным, все, кроме отсутствия самой матери семейства.
знал, во всяком случае, не интересовался ими, и среди них -
известие о смерти Лоренсо Дасы: он умер в кантабрийском
селении, где и родился. На протяжении многих лет Флорентино
Ариса видел его в бурных шахматных сражениях в приходском кафе;
он вспомнил надсаженный в громких спорах голос, вспомнил, как
тот становился все тучнее и грубее, утопая в зыбучих песках
тяжелой старости. Они не обменялись ни словом с того
злосчастного завтрака из анисовой водки, имевшего место еще в
прошлом столетии, и Флорентино Ариса был уверен, что Лоренсо
Даса точно так же, как и он, держит на него зло, хотя и добился
своего: дочь удачно вышла замуж, что в глазах отца служило
оправданием всей его жизни. Флорентино Ариса так решительно
настроился добыть правду о здоровье Фермины Дасы, что
отправился в приходское кафе, намереваясь все узнать от ее
отца; в то время как раз проходил исторический шахматный
турнир, на котором Херемия де Сент-Амур сражался один с сорока
двумя противниками. Там-то он и узнал, что Лоренсо Даса уже
умер, и обрадовался, хотя понимал, что, возможно, поэтому он
никогда не узнает истинной правды. В конце концов он принял
версию о больнице для безнадежных, и единственным утешением ему
осталось известное присловье: больная жена навеки верна. В дни
тоски и уныния он смирялся духом при мысли, что весть о смерти
Фермины Дасы, если такое случится, дойдет до него сама.
время в полном здравии, удалившись от света, жила в имении
своей двоюродной сестры Иль-дебранды Санчес, в полумиле от
селения Флорес-де-Мария. Она уехала туда без шума и ссор, по
обоюдному согласию с супругом, когда оба они завязли, точно
подростки, в единственном на самом деле серьезном кризисе за
все двадцать пять лет их ровной супружеской жизни. Он обрушился
на них в пору спокойной зрелости: казалось, они уже обошли все
ловушки враждебности, вырастили и воспитали детей и подступили
к той черте, когда пора учиться стареть, не испытывая горечи.
Все случилось так неожиданно для обоих, что им не захотелось
разрешать дело с помощью криков, слез и посредников, как
испокон веков повелось у жителей карибских краев: они отнеслись
к случившемуся с мудростью, присущей европейцам, а поскольку
оба, строго говоря, не были ни теми, ни другими, то в конце
концов совершенно запутались в ситуации, словно дети, хотя сама
ситуация оказалась далеко не детской. И кончилось тем, что она
решила уехать, не зная толком, почему и зачем, просто от
ярости, а он не сумел ее отговорить, поскольку чувствовал свою
вину.
тайне, закрыв лицо траурной мантильей, села на пароход, но не
на океанский, компании "Кунард", державший курс на Панаму, а на
тот, что регулярно ходил в Сан-Хуан-де-ла-Сьенагу, город, где
она родилась и жила девочкой и по которому с годами стала
невыносимо тосковать. Вопреки воле супруга и обычаям времени,
она не взяла с собой никого, кроме пятнадцатилетней
воспитанницы, которая выросла в ее доме вместе с прислугой;
однако о предстоящей поездке дали знать всем капитанам судов и
властям каждого порта. Приняв это скоропалительное решение, она
сообщила детям, что едет на три месяца к тетушке Ильдебранде,
однако намеревалась остаться там навсегда. Доктору Хувеналю
Урбино хорошо была известна твердость ее характера, к тому же
он был так удручен случившимся, что смиренно принял все как
Божью кару за свои тяжкие прегрешения. Однако не успели еще
огни парохода скрыться из виду, как оба раскаялись в
собственной слабости.
домашних делах, - за два года ни он, ни она не сумели повернуть
назад, ибо обратный путь был заминирован гордыней. Дети
приезжали во Флорес-де-Мария на школьные каникулы, и Фермина
Даса делала невозможное, стараясь казаться довольной своей
новой жизнью. Во всяком случае, Хувеналь Урбино, читая письма
сына, поверил этому. Как раз в то время в тех краях совершал
пасторский объезд епископ Риоачи - под балдахином и верхом на
знаменитом белом муле, покрытом шитой золотом попоной. За ним
следовали паломники из дальних провинций, музыканты с
аккордеонами, коробейники с едою и амулетами: постоялый двор
три дня был переполнен калеками и безнадежно больными, которые
на самом деле сошлись сюда не за учеными проповедями и
отпущением грехов, а в надежде на милости мула, который, как
рассказывали, тайком от хозяина творил чудеса. Епископ был
своим человеком в семействе Урбино де ла Калье еще с той поры,
когда служил простым священником, и как-то среди дня он ушел с
празднества, чтобы пообедать в доме у Ильдебранды. После обеда,
за которым говорили только о мирских делах, он отвел в сторону
Фермину Дасу в намерении исповедать ее. Она очень любезно, но
твердо отказалась, недвусмысленно заявив, что ей не в чем
каяться. И хотя умысла у нее не было, она поняла, что ответ ее
дойдет куда следует.
что в тех двух горьких годах жизни виноват был не он, а дурная
привычка жены обнюхивать одежду, которую снимали с себя члены
семьи и она сама, чтобы по запаху решить, не пора ли ее
стирать, хотя с виду она выглядит чистой. Она делала так
всегда, с детских лет, и не думала, что другие замечают, пока
муж не обратил на это внимание в первую их брачную ночь. Точно
так же он заметил, что она курит, по крайней мере, три раза в
день, запершись в ванной комнате, но не придал этому значения,
потому что у женщин их круга было принято запираться в ванной
комнате целой компанией, чтобы поговорить о мужчинах, покурить
и даже выпить водки; некоторые, случалось, напивались до
беспамятства. Однако привычка обнюхивать всю одежду подряд
показалась ему не только чудной, но и опасной для здоровья.
Она, как всегда, когда не желала спорить, попробовала
отшутиться: мол, не только для украшения поместил Господь ей на
лице трудолюбивый, точно у иволги, нос. Как-то раз утром, пока
она ходила за покупками, прислуга подняла на ноги всех соседей,
разыскивая ее трехлетнего сына, после того как обыскали сверху
донизу весь дом. Она вернулась в разгар суматохи, два-три раза
прошлась по дому, как хорошая собака-ищейка, и обнаружила
ребенка, заснувшего в бельевом шкафу, где никому и в голову не
пришло его искать. На вопрос изумленного мужа, каким образом
она его нашла, Фермина Даса ответила:
в стирке белья и отыскивании пропавших детей: оно помогало ей
разбираться во всех областях жизни, особенно светской. Хувеналь
Урбино наблюдал за ней всю их супружескую жизнь, особенно
вначале, когда она была еще чужой в среде, настроенной против
нее много лет назад, и однако же, пробиралась меж насмерть
ранящих коралловых зарослей, не натыкаясь, и полностью владея
ситуацией, исключительно благодаря своему сверхъестественному
чутью. Этот грозный дар, который мог корениться как в вековой
мудрости, так и в каменной твердости ее сердца, обернулся бедою
в злосчастное воскресенье, перед церковной службой, когда
Фермина Даса обнюхала, как обычно, белье, которое ее муж снял
накануне вечером, и ее пронзило ощущение, что в постели с ней
спит совершенно другой мужчина.
одного кармана часы на цепочке, а из других - карандаш,
портмоне и мелкие монеты, выкладывая все это на тумбочку;
Лондон Джек
Корнев Павел
Круз Андрей
Березин Федор
Афанасьев Роман
Ибсен Генрик