Чтение 62–й страницы книги ~Солдат удачи~

молнии. На стенках - слизь? - Сняв обруч визора, Дарт сунул его Джебу. - Ты
самый легкий - полезай, взгляни. Света там хватает, обойдешься без факелов.

- И полезу, фря! - Щуплый маргар напялил обруч. - Ежели без дождиков и
бичей, так почему не слазить?

- Бхо, - прохрипел Глинт. - Бхо там остался. Этот, шестилапый?

- Он не тронет. Спит!

Голема Дарт оставил в нише, перед таинственной завесой. По габаритам
выемка. вполне подходила, будто сделали ее как раз на тот случай, чтобы
украсить шестилапым изваянием. Инструкции помощнику были даны такие: не
беспокоить посетителей, но к нише никого не подпускать.

Нерис молчала, а Ренхо все еще морщился и с унылым видом дергал головой в
оперенном шлеме-раковине.

- Вот и закончилось балата? Пусто! Ничего! А мы сотню без малого воинов
положили?

- Хорошо хоть, не пять тысяч, - отозвался Дарт, вспомнив о несчастных
даннитах, и, повернувшись к Джебу, придержал его за ремень. - Ты погоди
спускаться, братец. Сейчас поищем тебе компаньона.

Он зашагал к тьяни, невозмутимо следившим за суматохой. Может быть, она
представлялась им непонятной; может быть, они погрузились в дремоту, в
подобие полусна - пару крайних глаз затягивали беловатые веки, средний был
прищурен, тело наклонено вперед, а ноги подогнуты так, словно их перебили, и
не в одном месте. Казалось, тьяни не нуждаются ни в еде, ни в питье и могут
сохранять свою невероятную позу как минимум сутки, а то и целый месяц.

Дарт опустился на землю перед Шепчущим. Торс вождя тьяни был выпрямлен, и
три темных глаза широко раскрыты. Глаза - не такие, как у людей, без
радужины и зрачков, не овального, а щелевидно-го разреза.

- Я побывал внизу, - произнес Дарт на фунги, тщательно выговаривая слова.

- Там нет ни зерен, ни ловушек. Только две пещеры друг над другом:
верхняя - маленькая и круглая, как погребальный орех, а нижняя так велика,
что не хватит веревок, чтоб опуститься на дно. Но у меня есть пластинка,
которая делает далекое близким, и я осмотрел большую пещеру. В ней ничего
нет.

Лицо Шепчущего осталось равнодушным, безгу-бый рот был плотно сомкнут.

Мнилось, что эта но-вость его не обрадовала, но и не огорчила.

Дарт всмотрелся в его глаза, затопленные от края до края мраком.

- Мне очень жаль, старейший среди старейших. Если бы я мог, то отыскал бы
зерно бхо-радости для тьяни, а шира б его пробудила. Но в этой пещере одна
пустота.

Снова ни звука в ответ - если не считать, что все тьяни одновременно
выпрямились и сидели теперь с распахнутыми глазами. Дарт мог поклясться, что
старый вождь не подавал им никакого сигнала; видимо, это была инстинктивная
реакция внимания.

- Я хочу, чтобы один из твоих молодых родичей спустился в колодец вместе
с моим помощником, вон с тем маленьким маргаром, - он показал рукой на.
Джеба. - В подземелье нет опасности. Пусть спустится, посмотрит и расскажет
тебе, что увидел.

- Странные белесые веки Шепчущего медленно сомкнулись и разошлись.

- Зачем?

- Что - зачем?

- Ты, Убивающий Длинным Ножом, сказал, что внизу - одна пустота. Зачем
спускаться?

- Для проверки. Будешь знать, что я тебе не лгу. Ты ведь сам говорил, что
рами способны вас обмануть.

- Синее время? - Шепчущий совсем человеческим жестом провел по лицу
ладонью и повторил:

- Синее время. Забываешь слова, которые знал, потом вспоминаешь? Тьяни
говорят, что видят, рами - что хотят, и называют это обманом. Теперь я
вспомнил. Я не думаю, что ты обманываешь, но мой клан и другие кланы скажут:
увиденное рами - ложь, увиденное Шепчущим Дождем - правда. Я пойду сам.

Быстрым, почти неуловимым движением он поднялся на ноги и что-то
произнес, не повернув головы к своему эскорту. Глаза тьяни вновь затянулись
молочной пеленой.

Дарт тоже вскочил.

- Нужно висеть на веревке, пока тебя и моего помощника не спустят в
первый колодец, а затем - во второй. И нужно висеть, пока не поднимут? Ты
сам сказал: твое время - синее. Тут десять твоих родичей, все - молодые.
Пошли одного из них.

Средний глаз Шепчущего уставился на Дарта, длинные руки переплелись
немыслимым узлом - видимо, это был жест отрицания.

- Я пойду. Ты не понимаешь. Те, что пришли со мной - в красном времени и
знают мало слов. Видят, но не могут рассказать. Рассказывают те, кто достиг
желтого, а лучше - зеленого времени. Или синего, если не забывают слов. Я их
еще не забыл и не потерял силу. - Шепчущий выпрямился; руки его теперь
лежали на изукрашенном перламутром поясе. - Тьяни живут не так, как рами, и
не так уходят к Элейхо. Рами в синем времени слаб, тьяни по-прежнему силен.
Силен, крепок, но вдруг падает и уходит. Быстро уходит, легко. У рами не
так. Я не хотел бы стать рами.

- Suum cuigie, - пробормотал Дарт на древнем земном языке и повторил на
фунги:

- Каждому свое. Вам дарована легкая смерть, а рами - иные блага, и среди
них - способность чувствовать горе и радость. Идем, старейший! Близится
синее время.

Он повернулся и зашагал к колодцу.

Тучи, затмив солнце, сгустились, и начал накрапывать дождь, когда Джеб и
Шепчущий вылезли из подземелья. Дождь, как всегда, подкрадывался исподволь,
незаметно - еще не струи, падавшие с небес, а мелкая водяная пыль, висевшая
в воздухе. Она обволакивала людей и тьяни, заставляла блестеть чешуйчатые
тела и шлемы из раковин, холодила разгоряченную дневным зноем кожу, мешалась
с потом на лице Птоза, стекала тонкими струйками по щекам. Птоз, не доверяя
никому, крутил деревянную рукоять, опуская, а затем, после троекратного
рывка веревки - поднимая приятеля со старым тьяни. Стражи, обступившие
колодец, молчали; их было теперь человек шестьдесят, и все новые люди,
свободные от дежурства, подтягивались из лагеря.

Нерис тоже была тиха и непривычно молчалива, лишь прижималась к Дарту
плечом и время от времени, привстав на носках, заглядывала в темный колодец.
Сейчас, в период сгущавшихся сумерек, тьма там казалась особенно
непроницаемой.

Перебравшись через барьер из оплавленного камня, обрамлявший колодец,
Шепчущий на мгновение замер, потом сделал знакомое движение руками - вытянул
их, соединил перед грудью и изогнул так, что получилась идеальная
окружность. Лицо его выглядело бесстрастным, но Дарт заметил, что нижняя
челюсть мелко подрагивает.

- Ты прав, Убивающий Длинным Ножом. - Голос старого тьяни был по-прежнему
сух и резок. - Там две пещеры, маленькая и большая. Очень большая! Когда
глядишь на нее с высоты, затмевается разум и забываются все слова? Но я
глядел - через пластину, которая делает далекое близким. Глядел, но не
увидел ничего. - Он бросил взгляд на своих соплеменников, и те вскочили,
словно подброшенные невидимыми пружинами. - Ты нас не обманул, маргар.
Такова воля Предвечного. Теперь мы уходим.

Глядя на цепочку фигур, быстро спускавшихся по склону, Дарт подумал: вот
разум, что лежит по ту сторону добра и зла. Серые ангелы, что убивают без
жестокости, мучают без злобы и совершают благо не ради сострадания, а лишь
по велению целесообразности. Как сочетается это с верой в Предвечного? Или
он принимает за веру знание? Может быть, он ошибался, думая, что Элейхо -
бог, которому поклоняются все обитатели Диска? Такое мнение было б понятным
и простительным - ведь на Земле вера и бог нераздельны, как палец и ладонь,
а на безбожном Анхабе не признается ни первое, ни второе. По этой причине
его представления о религии зиждились все же на земном опыте, а вклад Анхаба
заключался в том, что вера его была разрушена и уступила место скептицизму.

Но вот он повстречал существ, чей скептицизм был безмерен и равен их
бесстрастности, созданий без эмоций и непохожих на людей, как походили рами.
Внешнее сходство уже не могло обмануть и сделаться источником ошибки,
диктуемой земными аналогиями; теперь, задним числом, он признавал, что
сказанное Нерис о Предвечном могло быть не фантазией ума, а настоящей
реальностью.

Но если Элейхо не бог, то что же такое? Могущественный призрак, что
затаился в глубинах планетоида? Или бессмертное существо с фераловой плотью
и каменной кожей, создание Темных? Почему бы и нет! Если они сотворили амеб
размером в лье, стреляющих плазмой, и этот гигантский планетоид, то им по
силам и другое - сделать Диск живым. Не только живым, но разумным,
определяющим судьбы его обитателей, а также незваных гостей, свалившихся из
космоса? Эта догадка объясняла многое - и убеждение роо в том, что их
божество - реальность, и странные таланты шир, и феномен всепланетной связи,
осуществляемой деревьями, и пробуждение воспоминаний. ?Мон дьен! Вот это
монстр!.. - подумал Дарт и ужаснулся. - Сотни миллионов кубических лье
мыслящей плоти! Страшно представить, на что способно такое существо!?

Может быть, Диск был вовсе не планетоидом, не космической станцией, а
машиной? Гигантским устройством, созданным древней расой, чтобы Уйти? Может
быть, ферал действительно являлся живой субстанцией, подобной той, что
хранила искусственный разум Голема? Может быть, как утверждала Констанция,
ферал как-то влиял на ментальные барьеры, ослабляя их незаметно и
безболезненно, исцеляя память? Об этом Дарт мог лишь гадать, но твердо был
уверен: видение, которое было послано ему в момент контакта со стеной,
нельзя считать случайным. Монстр или призрак, таившийся в глубинах Диска,
словно приглашал его к себе, а перед встречей пожелал, чтоб вспомнилось
именно это - их последний разговор с Констанцией на Галерее Слез, попытка
восстановить его память и ее объяснения? Все, что она говорила о галактике
мозга, о ментальных пространствах, каналах и преградах? Все, что пыталась
сказать ему Нерис - пусть иначе, другими словами, но, кажется, о том же?

- Ты смотришь в спины лысых жаб, будто намерен пронзить их копьями, -