Чтение 62–й страницы книги ~Смерть прокурора~

подчинением. Пожалуй, после сцены в ресторане, перепуганная,
Черанева могла уехать из города сама, куда угодно.

Алексей отправил подготовленный запрос и набрал номер
телефона СПТУ номер 13.

-- Иван Андреевич?

-- Я.

-- Добрый день. Валяев из прокуратуры. Мне необходимо
побеседовать с вашей женой. И дочерью.

-- Исключено,-- отрубил хриплый голос.-- В городе их нет.
Причину вы знаете.

-- Догадываюсь.

-- Вот так. Если невтерпеж, беседуйте со мной. Я знаю
столько же.

Алексей подумал и спросил в лоб:

-- Ваши жена и дочь провели в Крыму три дня. Хотя, мы
знаем, они рассчитывали провести там отпуск. Что произошло?

-- Насчет отпуска, чушь. Дура-баба вам надвое сказала. А
уехали раньше срока, это правда. Сейчас вся уголовная сволочь,
которая два года назад на Колыме мерзлоту долбила, на курортах
болтается. Татуировку на пляжах нежат. Поэтому порядочные люди
едут отдыхать на Колыму... Минуточку... Тебе чего?

Было слышно, как Глухов прикрыл мембрану ладонью. Потом,
ничего не объясняя, бросил трубку на рычаги. Алексей подождал с
минуту, слушая короткие гудки, и вновь набрал номер. Как он
предполагал, телефон на том конце провода взяла Зинаида. Он
представился, напомнил свой прошлый визит, сказал пару удачных
комплиментов и наконец услышал в трубке нежно расслабленное
мурлыканье.

-- Зиночка, э-э... ласточка, я только что разговаривал с
Иваном Андреевичем. Вы его случайно не съели? Куда он
запропастился?

Зиночка фыркнула и сказала, что такую бяку она нипочем
есть не станет. А к Ивану Андреевичу пришел... ворвался Охорзин
Кирилл Кириллович. Такой смешной, перепуганный какойто. Они
теперь к гаражам поскакали. Я в окно их вижу. Глухов впереди, а
Охорзин... ой! Упал! Упал, бедненький...

Алексей наконец поблагодарил Зинаиду и пообещал
перезвонить позднее.

@BLL=

Возле гаража, оглянувшись, Глухов увидел, что Охорзин
отряхивает от грязи штанину и прячет в карман пиджака
выкатившуюся бутылку. Зло покатал желваками.

-- Комедию ломаешь? -- процедил он, когда Охорзин,
прихрамывая, подковылял к дверям гаража.

-- Какую комедию? Ты о чем это? -- растерянно замигал тот
по-стариковски блеклыми, голубыми глазками.

-- Если выпить захотел, так и скажи. А ты... по больному,
как сука!

Наконец до Охорзина дошло.

-- Стой! Стой, дурак! Куда? Ты взгляни вначале, не
поленись. Ну?!

Глухов неуверенно остановился.

-- Иди давай. Сучить меня потом будешь, щенок!

Он с лязгом отбросил сварную дверь и вслед за Глуховым
шагнул в каменное нутро гаража. Щелкнул выключателем. Грузовик
стоял на месте, как оставил его сам Глухов после ночной
поездки.

-- Я, понимаешь, кой-какую мебелишку соседу обещал
перевезти. Полез в кузов, а там эта... нога!

Глухов уже стоял на скате, держась руками за борт. Среди
пустых ведер и мешков, которые валялись тут неизвестно зачем,
увидел желтеющую ступню, явно женскую. Одним рывком он поднялся
в кузов и отбросил в сторону пыльную мешковину.

Нога была отрезана по коленному суставу. Кое-где на ногтях
еще держались остатки педикюра. К икроножной мышце булавкой
была пришпилена записка.

ДАЛЕКО НЕ УБЕЖИШ НА ОЧЕРЕДИ ТВОЙ ДОЧ ВКЛЮЧИЛИ СЧЕТЧИК

Глава 9.

В конце рабочего дня Алексей забрал в местном отделении
связи две посыпки, которые перед отъездом отправил себе сам.
Дома, вскрывая один из ящиков, он обнаружил, что из вложенных
вещей исчезли две шерстянне фуфайки и несколько пачек
индийского чая. Вместо них для веса ящик на треть был забит
кипами пожелтевших бланков какого-то госснабовского ведомства.
К счастью, вторая посылка со справочниками по криминалистике и
юридической литературой оказалась нетронута.

Красть, собственно говоря, у него было нечего. Все
движимое и недвижимое свободно помещалось в большой дорожный
баул. Однако за последний месяц это была третья по счету кража
его личного имущества.

В восьмом часу вечера Алексей спустился вниз. По пути
забросил пустые ящики в бак для мусора. Какая-то старуха, не
дожидаясь, пока он скроется с глаз, выудила оба ящика из
помойки и, грузно переваливаясь, поволокла добычу в соседний
подъезд.

Было еще светло, когда Алексей выбрался на одну из
окраиных улочек. Опасаясь забрести не туда, остановил
случайного прохожего.

-- Улица Либкнехта, это где? Дом 85.

Плотный, лет пятидесяти дядька с минуту разглядывал его с
головы до пят. Алексей заподозрил даже, что впопыхах надел
пыльник наизнанку. Повторял вопрос. Красное, с прожилками лицо
вдруг разъехалось в широкой ухмылке.

-- Пошел ты на х... Козел!

И дядька повернул прочь. Алексей с трудом подавил в себе
вспышку ярости. Физически ощущая, как сгорают в этом огне
миллионы нервных клеток. Затем, успокоясь, утешил себя тем, что
поступил по-христиански.

Нужный адрес Алексей отыскал сам. Это была почти окраина
города. Маленький, покосившийся домишко с одним оконцем на
фасаде едва выглядывал из-за стоящего подле громадного
"Кировца". Когда Алексей подошел ближе, то увидел, что все
четыре ската у трактора-гиганта проколоты. Выбиты стекла в
кабине, железное нутро тоже разворочено и растащено. Судя по
облупленной краске и ржавым пятнам на корпусе, он простоял тут
не один год и начал врастать в землю.

Под окошком, заклеенным синей изолентой, на табуретке
сидела бабушка. Как и табуретка, бабушка была невероятно ветхая
и даже не пошевелилась, когда Алексей остановился рядом. Он
поздоровался и опустился перед старухой на корточки, чтобы она
могла видеть его лицо. Но старуха глядела сквозь него пустим,
стылым взглядом.

-- Бабуля? Скажите, Таня Черанева здесь проживает?

Он смотрел, как сознание медленно возвращаются в ее пустне
глаза. Потом дрогнули пальцы на коленях, уродливые, покрытые
пигментными пятнами. Как будто своим вопросом он возвращал
старуху с того света. Наконец, она его увидела.

-- Кричи шибче, милок. Глухая я,-- услышал он слабый,
шамкающий голос.

Алексей прокричал свой вопрос ей на ухо, и старуха
закивала.

-- Здеся, здеся она. Ушла куды-то.

-- Куда?!

Но на большее старухиных сил не хватило. Сознание вновь
Покинуло ее, взгляд опустел и подернулся ледком. Алексей
оставил старуху и вошел в избу. Внутри оказалось довольно
опрятно. Стены без обоев, но бревна выскоблены и промытн
дочиста. Частые, свежекрашенные половипы. В Таниной комнате
вдоль стены стояла узкая кушетка, в изголовье на тумбочке --
увядающий, осенний букет. Чем-то неуловимым эта комнатка
напоминала комнату Иры Калетиной. Такая же стопка модных
журналов и несколько забытых на кушетке кассет.

В шкафу среди упавших блузок, тряпья он нашел спрятанный
однокассетник. Однокассетник оказался японский, правда,
китайского производства. И то, что он был спрятан, единственная
здесь ценная вещь, давало повод думать о намеренном отъезде или
же бегстве хозяйки из дома.

С полчаса Алексей гонял магнитофонные записи в слабой
надежде на какое-нибудь звуковое послание, но ничего, кроме
современного музыкального хлама, на кассетах не оказалось. Он
заглянул в буфет, в хлебницу -- всюду было пусто.

Рейд по соседям тоже ничего не дал. Хотя двое супругов
уверенно доказывали ему, будто видели Чераневу то ли вчера, то
ли позавчера возле дома. Алексей закончил тем, что попросил
одну из соседок, чье лицо показалось ему приветливым,
приглядеть за старухой до завтра в накормить ее.

Уходя, он еще раз оглянулся на покосившуюся избушку.
Картина показалась ему примечательной. Разграбленный, ржавый